Следы взлома бросались в глаза. Их не просто не пытались скрыть, их выставили напоказ. Вешалка была опрокинута, и от панели управления видеозаписью в большую комнату тянулись провода. Поверх разбросанной по полу верхней одежды было взгромождено кресло из большой комнаты, заваленное обрывками картона. Напротив него, прислоненный к стене, стоял на двух ножках стул. На полу прихожей было разбросано битое стекло. Пол покрывали кровяные разводы. На кухне битого стекла были груды, горы. Ножки стола были полностью утоплены в бое. Там и здесь из кучи торчали уцелевшие бутылки. Внешний вид их был знаком — из-под текилы, как те, которые приносил Дмитрий, агент секты. Телефон на стене был разбит вдребезги.
Повинуясь порыву страха, Петр Николаевич скользнул внутрь и запер дверь. Он испугался, что на него нападут со спины, с лестничной площадки, пока он разглядывает квартиру, наполовину просунувшись внутрь. Запершись, он испугался, что его могут поджидать в квартире. Логика отключилась, он уже не думал о том, что, устраивай его враги засаду, они бы не стали громить квартиру. Он схватил с пола горлышко от бутылки и молча обошел все комнаты, заглянув за двери, за шторы, на балкон. Он бы еще заглянул под кровать и в шкаф, если бы те не были разгромлены, кажется, колуном, и не лежали бы грудой щепы и ярких лоскутьев ткани посередине спальни, увенчанные разбитым монитором.
В большой комнате Петр Николаевич снова обратил внимание на провода, тянущиеся из прихожей. Один шел в разъем видеовхода телевизора, другой в разъем видеомагнитофона. На панели в нижней части телевизора мигала красная лампочка.
Телевизор не был выключен, находился в режиме ожидания. Пульт лежал сверху. Петр Николаевич взял пульт и нажал включение. На мгновение пронеслась мысль, что это хитроумная бомба. Впрочем, страх оказался напрасным. Экран загорелся знакомой надписью: «Ожидание. Нажмите кнопку «плэй» на вашем видеомагнитофоне». Он нажал «плэй», и на экране появилась черно-белая картинка.
Петр Николаевич не сразу понял, что перед ним. Потом он узнал собственную прихожую. В таком ракурсе прихожую снимала видеокамера над входной дверью. Агенты секты умело повозились с аппаратурой в его отсутствие. Телевизор показывал сделанную на пленку запись.
Вешалка уже была опрокинута, и провода от панели тянулись в большую комнату.
Но кресла и стула в прихожей не было, битого стекла тоже, и телефон был цел. Открылась входная дверь, и появились двое в шапках-ушанках, у одного в руках был топор, у другого лом. Первым делом они уничтожили телефон. Следом они втащили в прихожую мешки, раскатали по полу пустые бутылки и стали бить. Один из них подошел к панели управления, нагнулся над ней. Скорость просмотра ускорилась. Двое, комично дергая руками и ногами, втащили еще несколько мешков. Они скрывались с ними на кухне и возвращаясь с пустыми руками. Потом они бросили инструмент, сняли обувь, закатали штаны и стали ходить по прихожей и коридору из стороны в сторону, ни разу не скрывшись за границей обзора. Их голые белые ступни быстро почернели, следом стал чернеть пол. Петр Николаевич понял природу крови в прихожей. Челноченье продолжалось. Двое следовали один за другим, гуськом, двигались на цыпочках, вытянув шеи, пригнув головы и выставив перед собой по-кенгуриному согнутые руки.
Впечатление создавалось ненормальное, жуткое. Пошли помехи, потом картинка появилась снова. Те же двое были одеты теперь в костюмы, у одного костюм разошелся по шву на спине. Они корячились, пытаясь протиснуть кресло из большой комнаты в прихожую. Когда у них получилось, они взгромоздили его на кучу одежды. Один плюхнулся в кресло, другой исчез из поля зрения, вернулся со стулом и сел напротив.
Сидевший в кресле зажмурил глаза и, натянув на лицо улыбку-оскал, повернулся к камере. Сидевший на стуле стал щелкать пальцами. Через несколько минут он встал, подошел к панели управления камерой. По экрану пошли полосы, вновь включился ускоренный режим. Долго двое сидели в прихожей, временами меняясь местами, и один из них постоянно щелкал пальцами, а другой, зажмурившись, улыбался-скалился, манерно позируя перед камерой. Пошел белый шум, потом снова появилась картинка прихожей, на этот раз очень близкая текущему ее состоянию. Двое вышли из большой комнаты с картонными коробками «Комус». Поставив их на кресло, они разорвали картон и стали доставать, один за другим, прямоугольные брикеты. Петр Николаевич узнал архитектурный пластилин. Двое стали комкать пластилин с удивительной легкостью, как будто он был нагрет. Один из них подошел к панели управления, и съемка опять ускорилась. Двое убегали и прибегали с новыми коробками пластилина, потрошили их, мяли брикеты и слепляли в единый ком. Наконец, ком стал в высоту по шею одному из них, тому, что пониже ростом. Тот специально подошел и померил, приложив пальцы к горлу. После этого двое очистили небольшой кусочек пола от стекла и одежды, погрузили пальцы по самые костяшки в ком и вырвали по куску. Куски эти они разместили на расчищенном полу, в полуметре друг от друга. Один снова подошел к панели управления, и промотка стала такой быстрой, что тела двоих превратились в неясные, полупрозрачные силуэты, размазанные по всей прихожей. Сквозь эти неясные тени было видно, как вырастает фигура человека в натуральную величину, ее черты становятся все четче, появляется сходство с ним, Петром Николаевичем, сходство нарастает и достигает абсолюта. Пластилиновая фигура осталась стоять посреди прихожей, а двое переместились в большую комнату, предварительно замедлив видеосъемку. Они встали в глубине комнаты, на границе обзора камеры, упали на колени и принялись отбивать поклоны, обратившись лицом в направлении пластилиновой статуи. Картинка исчезла на несколько секунд, а когда появилась снова, Петр Николаевич хотел закричать и броситься бежать, но голосовые связки и ноги больше не слушались его, как и шея, как и все остальное тело. Он вынужден был стоять, смотреть на экран и видеть самого себя, робко заглядывающего в квартиру. Он вошел внутрь и нагнулся поднять бутылку с пола, тем временем, в поле видимости появилось нечто темное. Оно вдвигалось со стороны входной двери. Петр Николаевич скрылся на кухне, потом снова появился в поле обзора, заглядывая в санузел, а что-то темное продолжало медленно вползать. Он убежал в комнату, исчез за пределами обзора, и нечто темное наконец вползло полностью. Это была его пластилиновая статуя в полный рост, ее держали за ляжки двое. Переставляя ноги по-черепашьи медленно, они ползли на корточках, вращая головами из стороны в сторону. Они вползли полностью, когда Петр Николаевич уже кончил возиться с телевизором и неподвижно стоял в профиль к камере. Двое поставили статую рядом с креслом, один из них, не прекращая мотать головой, подошел к панели управления.
Изображение прорезали две подрагивающие черные полоски: съемка ускорилась. Вновь сев на корточки и схватив пластилиновую статую за ляжки, двое поползли в большую комнату. Вместо мотающихся из стороны в сторону голов у них были смазанные серо-черные пятна. Дальше произошло что-то немыслимое. Двое вдвинули пластилиновую статую прямо в него, стоящего перед телевизором, и статуя заняла его место в физическом пространстве. Его больше не было, в телевизор теперь смотрела неподвижная пластилиновая статуя. Двое встали по обе стороны от статуи и скрестили руки на груди, вместо голов у них все так же были смазанные пятна. Долго они стояли так. Наконец один из них нагнулся и прикоснулся к панели видеомагнитофона. Изображение исчезло, появились две широкие вертикальные дергающиеся полосы. Над ухом Петра Николаевича раздался голос того самого парня Вадика, который три недели назад предлагал ему деньги за срочную психотерапию. Голос произносил фразы с профессиональным тьюнерским лоском: «Сейчас мы пройдем этот случай еще раз. Как бы отмотайте пленку назад, в самое начало, пройдите этот случай снова, обращая внимание даже на самые маленькие детали. А мне сообщайте, какие эмоции вы чувствуете… — пауза. — Если сможете». Раздался злой смех. Две полосы на экране исчезли, и Петр Николаевич снова увидел пустую прихожую с опрокинутой вешалкой.
