2 Кузнечиков побег из-под ноги — ещё шагну, повергнув врассыпную… «Отрадное» появится на миг, покуда поневоле не запнусь я. Кузнечиков выстреливает горсть зелёная – скрывается в зелёном… А осень – созревающая гроздь — страница с обозначенным заломом. За ним – снега, метель, холодный блеск звезды Полярной. Молодая осень свой дарит свет, тепло, надежду, лес торжественный и ничего не просит взамен… Учась у осени одной, и то растёшь, старея помаленьку, под шорох листопада за окном, звучащий благодарственным молебном. Шуршит листва, пружинит саранча, и воздух полн предчувствием и негой… Но тёплое снимая сгоряча, не помним, что согреться завтра – негде… Кружу в саду – то с книгой, налегке кружу, и замираю рядом с древом… Где полнится младенческим и древним, что змейкой притаилось на лице… Абрамцево, 25 сентября 2004 * * * Друг! Я вошла к тебе открыто, я в саду твоём сплетала незатейливо веночки из цветов под каблуками… Но в саду остывшем встретив плод цветочный, что коробку тонкостенную в сердечко обратил, кольнув под сердце, постояла, растерявшись, и продолжила однако… Восвояси, надо думать, побежать быстрее лучше б… Глядь, смотрю – венок колючий, да медовые остатки со цветов – пчелой доверья… За спиной – то там, то… где же? Я теперь сама умею собирать, сажать и сеять, а вокруг летают пчёлы, принося плоды участья. 9 января 2005 НА СВЯТКАХ. ОТТЕПЕЛЬ 1. У окна Что хвоя, что кора – одной слезой омыты, ни святочных красот, ни света. Плюща лоб, всмотрюсь в Господень день, как вглядывался мытарь в слезах в Его ответ на горький голос слов. О Боже, буди мне… Главу спуская долу, не смея, не прося – всю Милость Мира звать! И каждою слезой, как каждою из свай, мосты, дорогу, путь прокладывая долгий… И горько плюща лоб о грязное стекло, едва с великопостных дней никем не мыто, не ясно, не светло, не чищено… С тех пор всё так же, как тогда, надеешься на милость. 2. На месте Сада На святочной поляне, на траве, споткнусь о плод, какой вкусила Ева. Над садом – острониз и островерх серп, – облачно воздуха наслоенье… У Чаши, где не воздух, но воздух, ты знал одно движение – ко Лжице? К Тому, отдавшему не часть и не полжизни — всю! Можешь не забыть того, мой друг?! Желай желанное! – твоя благая воля. Его – весь мир: Рожденье, Святки, Плод, пустившего во временные волны Бессмертье, запечатанное в плоть. А мы без мук впечатываем знаки — что наша боль? – безделица, увы… И нового сложения – повит «творец»… увы – на слух, на вид… Но глубже загляни попробуй, на-ка… Куда ушла с поляны, из-под древ, не срубленных заезжим дровосеком? На святочной неделе – из-под дней, в саду несуществующем осеннем, я поднимаю медленно из недр, что не заезжий Сеятель посеял. 3 Как пальцем, дождь в карниз
постукивает в такт, наш маленький каприз разыгрываем – так. Как неурочна ты, моя капель-подруга! Лишь я – из вороха постельного – к тебе уже спешу уже кладу под ухо и слушаю слова, как в Ектинье перечисленье дьяконских возгласов, сбирающих, как добровольцев, в путь пожизненный – под бремя Высшей Власти, что землю обратит – и в прах, и в пух. Да! Прахом мы, да, пухом мы настанем… Сейчас – капель, сей святочный каприз, и, пальцами касаясь о карниз, я слушаю, как Он зовёт нас тайно… 11–13 января 2005, Отдание Рождества На память о стекле Ни пятнышка – ни в памяти, в душе печали нет – не видимо, не слышно… В копилку загляну – слезы ужель в ней собрано невидимо не слишком, чтоб Город затопить, возвысить Нил, вместить Кита? – едва дельфин резвится… И женщины, стремящейся за ним, дрожит непромокаемо ресница… Сосуд храню – то перышко, сухарь засохшего цветка ему к обличью, а к осени заглянешь – и суха бутылочка… И балует коричным мой новый сад… Иду ль его тропой, грущу ль в глуши у старого забора… Храню слезу – одна теперь забота. Читатель! Пропусти или… пропой — никак не полюбить меня за норов… Беречь сосуд от бури, от волны, а там – цунами, Азия, но полно… Ты и не знал, как мне грустить на пользу, что корочкою детской отболит. 13 января 2005 |
