2 Вот новый лист – я сделаю светло. Припомню, напридумаю, представлю… Открою окна и раздвину ставни, не ведая, куда нас завело… Не ведая, что чаем, что творим, заглядываем в будущность, в былое… Но лист, как и ноябрь, неповторим. Счёт времени немедленно поломан без горечи, без боли, без потерь; без неба ноября с тяжёлой дланью, какое – не преграда для литаний. И время приниматься за латанье, не после, не как водится… Теперь. 3 Вот Тернер, въехавший в Москву, вот Пёрселл, и Эней с Дидоной приблизились, вплотную… Домом не выбрав ни ноябрь бездонный, ни сердце, впавшее в тоску, иного незнакомца… Дамы, быть может… Их любил другой (поэтов отошедших племя, поближе голосом, рукой касавшихся, казалось…). Там мы не повстречались. Карфаген разрушен. Жертву взял бессмертный огонь, и славой наградил (сомнительной, должно быть). Мерно века ложились на груди земной. Прошли чредой завидной певцы – гармонии сыны. Одни далече. Нет иных. Ноябрь в отрепьях нитяных, и на зимь антики забиты… 4 Вот Тернер, въехавший в ноябрь, вот Пёрселл и туманный берег холодной Англии – поверит навряд ли очевидец перед картинкой старого письма, не озадачившись весьма… А между тем, через столетья переходя туда, сюда – мы те же, мы грустим о лете, страшимся, ищем бурь, мятежны и нерешительны слегка в свои прощальные лета… Хвала живому! Пусть прохожий приложит и себя к тому. И будет петь в своём дому, на сущих жителей похожий. 5. Новые дома Вавилонские обломки перетягивают неба горизонт, сужают горло, опрокидывают навзничь — что утёс разбить о лодки (кто поверит в эту небыль?). А пока живому – горько, хоть худой строитель назван до него, до нас, болезных… К ноябрю ещё и это… Говорят, и се полезно. Верю. И люблю поэтов. 6. В снег… (Вспоминая Бабанову) …там волки, медведи…
А. Арбузов. Таня Набросало, насыпало. Вновь я смотрю, как ты мним и не дюж. Этот общий с тобою недуг не поделим, как узел ни туг на грудине. Как сходимся в ночь. Всё взаправду, как снег в ноябре. Минул праздник – Архангел с мечом. В самый раз расставаться с мечтой отогреться. И мальчик с мячом одиноко на дрожь обречён. Не заметную. Идол молчит, в старом парке едва уцелев, где давно – и не то же в цене, и другие сорвались с цепей, и острее клыки у волчиц… Этот сердца серебряный плач здесь не слышен как будто с тех пор, только мечется ветер степной, да бросает сугробы в стекло в ноябре невидимый палач. 7. Передышка В этой комнатке укромной, под названием Firenze, окна с ставнями и кровля ниже, чем нагие кроны в ноябре… Сомнений кроме поздним вечером не встречу ни в Тоскане, ни в разоре не жилого из отечеств — никого… Лишь глина тешит италийская узором… 18–24 ноября Дидона и Эней Итальянский дворик, пенье. Карфаген, песок, крушенье. Буря, ветер, волны, пена… И, с удавкою у шеи, в пожирающем кострище, ветхий человек великий… Се любовь иль страсть? И ищем мы что сами поелику? Здесь, в цветаевском ковчеге, грустно так. Проходят жизни. Слух и зрение. Но чем бы напитать причастья жилы не сжигаемому туне? Итальянский двор. Россия… Разве знали? – ветер дунет перемен – и вот, рассыпан, разведён, разъят, рассеян не песок… Не дальний берег… Так стоит, по грудь и перед пепелищами, Расея. Здесь привычно и прохладно, звучно, мраморно, безмерно… И какой-то слабый ладан посетил живое с мертвым… 21 ноября, Архангела Михаила Новые слова Бабье лето – мёртвых весна…
Елена Шварц Ловитвы миг, победы торжество, без гончих и без стрел. Идущий день то кроток, то жесток, но движется быстрей. Быстрее нить проходит суток круг, наматываясь на катушку дня и жизни (эта грусть, что мёртвого весна…). В пришедший час вглядись в парад планет — названья ждёт твоя. Увидишь, что, короче и плотней, мир – цел, а не двояк. Что этот миг не делится на два, и именем одним речётся. Так Адам величил тварь свидетельством о них. 22 ноября |
