В три часа у меня сегодня ученый совет, в четыре экспертный совет по наградам, а в шесть юбилей у Г. А. Орехановой во МХАТе.
Надо сказать меня редко посещают собственные оригинальные мысли.
Взял машину, чтобы в конце дня, когда уже не будет сил двигаться, удобнее было бы возвращаться. В метро последнее время ездить просто боюсь, жуткая скученность, пахнет несвежим телом, боюсь, что кто-нибудь начнет дышать в лицо. Итак, ездил на машине, поэтому – а телевизор я последнее время из-за отсутствия свободного времени, смотрю мало – и по радио услышал о похищении восемнадцатилетнего сына одного из руководителей какой-то нашей нефтяной компании. Парень, естественно, учился возле меня в Керосинке, его усадили в автомобиль прямо возле вуза и продержали, до того, как выпустили, два месяца. По словам радиодиктора неизвестно, получили ли за него выкуп или нет. Выкуп вроде бы состоял из 5 миллионов евро. Пока арестована одна из женщин, причастная к похищению, она чеченка. В связи с этим я вспомнил эпизод, который наблюдал недавно. Я шел к Ленинскому по переулку от Молодежной улицы. Практически на углу возле банка «Москва» – «Керосинка» на другой стороне Ленинского – останавливается очень дорогая легковая машина. За рулем опять очень молодой парень. Он выходит из машины с легкой сумкой, не оборачиваясь и не перепроверяя, закрывает машину и ставит на сигнализацию. Для меня это уже образ молодости, которую мое поколение не могло и предположить. Я смотрю ему вслед. Понимаю, сын олигарха или очень богатого человека. Мальчик пересекает Ленинский не по переходу, идет свободно и легко, с небольшой горочки мне видно, как он проходит двор, поднимается по лестнице и входит в здание. Так и ни разу не обернувшись. Хотел ли он здесь учиться? Время летней сессии. По собственному ли пошел учиться желанию, или чтобы сохранить наследственный нефтяной капитал? Я думаю о детях очень богатых людей, которым доступно все. Что же у них на душах, какие они ведут разговоры, каковы их отношения с родителями? Тогда я не думал о риске быть сыном очень богатого человека.
По радио же: Абрамович, несмотря на кризис, строит себе какую-то очень дорогую яхту.
Собственно на совете сегодня лишь один вопрос: выборы на должности, это, значит, ректор заключает контракт на следующий срок. Институт уже давно бурлит, потому что на кафедре русского языка и стилистики, тайным голосованием, чего у нас в институте сроду не было, не рекомендовали совету избирать Надежду Годенко, т. е. практически забаллотировали. К этому были свои объективные причины, о которых всем известно. Надя иногда срывается, ее приходилось заменять, но институт для нее все, и вряд ли без него она сможет жить. Вдобавок ко всему на это место, кроме самой Годенко, были поданы документы и еще одной преподавательницы, которая по договору работала у нас с иностранцами. Такого тоже не было, чтобы на штатное, именно штатное, а не вакантное место кто-нибудь претендовал. Как я понимаю, и новый завкафедрой Камчатнов, который от Надежды имел только огорчения и сложности, и начальство, которому все время приходилось с этим разбираться, хотели бы, чтобы Надежда ушла. Потом, когда были просчитаны голоса, так и оказалось: четыре голоса были поданы против Годенко. Сделаю предположение, что это ректор, зав. кафедрой и два проректора, представляющие у нас в институте свою сплотку. Остальные, как я понимаю, отчетливо представляли себе, что начнись подобное увольнение через голосование на Ученом совете, оно может оказаться роковым для каждого. В моменты самых серьезных разногласий, когда дело касалось работы, никто из злейших врагов никогда против недруга не голосовал.
Впервые, пожалуй, совет не промолчал и пошел против воли ректора и начальства. Начала, кажется, Л. М. Царева, озвучив тезис о нашей ответственности, как коллектива, потом выступил Скворцов, который сказал, что будет голосовать за Годенко, и выступила Кочеткова. Я спросил, зная ответ, были ли в течение года приняты какие-либо административные меры. Миша Стояновский, который вопрос докладывал и который прекрасно понимал, куда я гну, несколько взбеленился и сказал, что готовился какой-то приказ, но он так и не появился. Тогда я сказал фразу о том, что, не предприняв никаких мер, руководство перекладывает решение очень трудного вопроса на плечи ученого совета.
Во время совета пришла эсэмэска от Вити: «Диплом уже получил, еду домой». Когда поздно вечером пришел домой, сразу же стал этот диплом рассматривать.
Совет по наградам на этот раз прошел быстро и без особых споров. Очень хорошо держал планку Масленников. С ним вместе мы спросили, кто такой Болгарин и каким образом он может претендовать на орден «За заслуги перед Отечеством», будучи только средним сценаристом, и вместе мы постарались передвинуть с медали на орден Валерия Попова и Кураева – тоже, кстати, фигуры из словесности, но другого разряда. На совете из знакомых и близких мне людей были директор Исторички Бриль, Масленников, был также Анатолий Миронович Смелянский. Уже на улице в присутствии Жени Кузьмина, нашего выпускника, и еще недавно командовавшего в минкульте всеми библиотеками, разговорились. В МХТ у Табакова все еще идет невероятный экономический скандал. Новая подробность: взяли какого-то главного театрального компьютерщика и в качестве предварительной меры отправили в тюрьму. Смелянский ходил к министру подписывать какое-то письмо в защиту. Поговорили с Женей о последних министрах, он жалуется, что на те книжные проекты, которые он вел, уйдя из министерства, сейчас, несмотря на все заверения власти, денег все же нет.
Какое счастье, что и МХАТ, где должен был состояться юбилей, и институт, и министерство культуры – все это территориально рядом. Как и обычно, почти все праздники во МХАТе происходят с точностью и торжественностью литургии. Сначала все собирались в литчасти у Галины Александровны Орехановой, а уже потом отправились наверх в столовую. Но еще до этого со мной случился небольшой казус. Я, нажимая кнопки на лифте, видимо, ошибся и, выскочив из кабины, вдруг обнаружил себя в длинном коридоре с массой дверей. На первой же к лестничной площадке стояло «Доронина Т. В.». Но ведь со мной ничего случайного не происходит. Я торкнулся в дверь, вернее приоткрыл дверь, уверен, что никто меня не видел. Еще до того, как я увидел, вернее, только почувствовал Доронину, я услышал два женских голоса, они о чем-то разговаривали. Потом успел разглядеть в довольно большой комнате ее саму, сидящую с книгой в руках под несколько старомодным большим на подставке феном, которые раньше стоял в парикмахерской. Я увидел что-то не стыдное, но почему-то для меня значительное.
Потом, через час, когда она, традиционно входя в зал последней, как и полагается богине, вошла в зал, где уже прозвучали первые тосты, я просто ахнул, как она была свежа и хороша. Вот она, технология красоты божества. Как прекрасно была одета, как роскошна была ее прическа, у меня невольно вырвалось, из чего родилась эта красота.
Юбилей Г. А. был торжественно и расчетливо совмещен еще с одним праздником: вручением Т. В. премии «Глас народа», которую еще зимой ей присудила «Советская Россия». Был Валентин Вас. Чикин, ему пришлось говорить о двух героинях сегодняшнего вечера. Собственно, были все свои, и все люди знакомые. Володя Костров с Галей, мои знакомые артисты, кумиры.
Потом очень неплохо говорил В. Н. Ганичев, вручил с лентами два ордена. Стол был как всегда, выше всех похвал, но с традиционным для МХАТа русским, национальным оттенком, без излишеств и непривычных для нас разностей, вкусно и достойно. На этих вечерах во МХАТе меня всегда поражает торжественность и уровень выступлений. Никакого падения уровня, каждый раз какие-то новые и новые понимания жизни и ответственности перед ней. Приехал домой в одиннадцать. Здесь уже пьяненький Витя и Игорь, потом пришел еще с бутылкой и Жуган, я чего-то ко всем вязался с нравоучениями.
19 июня, пятница. В семь часов уехал на дачу. Я решился даже не идти на выпускной вечер наших студентов очного отделения. Завтра из Берлина прилетает Лена, в три часа мне ее встречать – это единственное временное окно, чтобы полить огород и окончательно не запустить участок. Как прекрасно разрослись помидоры и чеснок!
