В Первоуральске несколько молодых людей погибли на дискотеке. Перед ее открытием администрация объявила, что первые полчаса будут впускать бесплатно. Цена – 150 рублей. Здесь и страсть к халяве, и редкая жестокость. Несколько девочек в начале этого «благотворительного» пуска упали, остальные прошли по ним – «я танцевать хочу!»

23 марта, понедельник. Проснулся, наверное, в пять, а около шести – за дневник. Я часто пишу за один или два пропущенных дня. Вот об этом и думал утром – о медленной потере работоспособности. Планов все больше, в голове компьютер крутится все быстрее, а писать с каждым днем все сложнее и сложнее. Пока пишу – живу. Может быть, вообще работа в моем почтенном возрасте – это убегание от смерти?

Уехали с дачи в час дня – ах, какой нынче прозрачный и ясный снег, мороз небольшой, градуса три или четыре ниже нуля. Как жалко покидать уже прогревшийся дом, чтобы через неделю, а в моем случае через две с лишним, начинать все сначала. Утром, естественно, кое-что поделал, читаю «Олигархов», думаю о шестой главе, которая опять встала, но тем не менее немножко походил по бесконечным дорогам и сделал зарядку. Самое главное, что готов к семинару, есть мысль и есть ощущение некой правды. Но во вторник еще и заседание кафедры. Неделя ожидает быть суровой, в среду еще и защита дипломников, среди которых двое – Е. Шадаева и А. Михалевский – мои, а одной студентке из семинара Самида я оппонирую. В среду же вручение Горьковской премии, в четверг, наверное, состоится Ученый совет, а в субботу я уезжаю в Ленинград. К сожалению, забыл на работе папку с дипломом для оппонирования, придется ехать, потому что все на среду оставлять не решаюсь.

Уже дома взглянул на сегодняшний номер «РГ». Разговоры о кризисе, призывы приобретать другую специальность, обещание государства в лице ее первых лиц выполнить все социальные обязательства, призыв к ректорам переводить платных студентов на бюджет. Вот этого государевы люди и боятся больше всего – как бы студенты не вышли на улицу. Все мои мысли по этому поводу накладываются на чудовищные факты, которые приводит в своей книге Дэвид Хоффман, а это просто сага о разграблении общего государства и хищном возникновении богатств. В связи с этим основная, конечно, проблема – это деньги, так как все они фактически розданы по государевым людям, т. е. по чиновникам и олигархам. Власти вдруг стали обращать внимание и на то, на что раньше милостиво закрывали глаза. Последняя полоса газеты занята подборкой материалов о том, что зарубежные звезды, зарабатывая на русской нерасчетливой щедрости во время корпоративных и домашних вечеринок огромные деньги, не платят в нашей стране с этих гонораров никаких налогов. Приводятся довольно жесткие порядки, принятые в Англии. Ах, ах, мы об этом раньше не знали!

В институте все по-старому, Надежда Васильевна начала изучать компьютер, Лиза отослала Максиму компьютерный вариант стенограммы обсуждения моих дневников в Доме литераторов. Максим, возможно, из этого что-то сделает. И еще литературная новость, взятая опять из газеты: «В Центре Мейерхольда в Москве прошла презентация новой литературной премии». Премия называется «Нос» (новая словесность). От места к участникам и гостям: президентом премии стал господин Николай Сванидзе – «известный критик и телеведущий». Победитель получит 700 тысяч рублей. На фотографиях кроме Сванидзе еще Евгений Миронов и Михаил Швыдкой. Первым лауреатом этой премии никогда не станет писатель гоголевской реалистической школы.

В институте меня ждал еще и автореферат на соискание звание кандидата филологических наук. У нас, конечно, бывали случаи, когда аспиранткой становилась студентка, мать которой заведовала той кафедрой, куда аспирантка и была прикреплена; но здесь первый случай комплексного и полного династического сращивания семьи и науки. Алексей Юрьевич Минералов выполнил работу на кафедре, которой заведует его отец Юрий Иванович Минералов. Руководителем нового ученого становится доктор наук, работающий в качестве почасовика на кафедре у отца. По совместительству руководитель является также проректором по науке. Защищаться этот аспирант будет в Ученом совете, членами которого будут и научный руководитель, и отец, и мать.

Выходя из ректората, встретил М. О. Чудакову, обрадовался, завел на кафедру, немножко поговорили. Вот уж к кому, несмотря на наши политические разногласия, я испытываю, как говорят, сердечную склонность. Какой острый и быстрый ум и какая самоотверженная любовь к литературе и жизни. Подарил ей две свои последние книги.

24 марта, вторник. С утра позанимался с дневником, посмотрел старые газеты, не выспался, встал рано, много времени прошло даром, поехал на машине в институт. Здесь все расписано как по нотам, сходил к Василию Гыдову в Книжную лавку, заплатил 3200 за двадцать пять книг, которые отошлю Марку, включил компьютер и написал ему письмо, потом в половине первого, в перерыве между семинарами, началась кафедра.

Довольно удачно прошел семинар. Осинкину и Максимова обсуждали вместе и одновременно. Здесь, так сказать, и выявился основной мейнстрим: кто по литературным ходам, а кто по-настоящему и глубоко пашет. Но ребята, как всегда, разделились. Любители иностранной литературы не принимают социального и глубокого письма. Все это я еще снабжал собственными размышлениями и до и после. Поговорили о «Матёре», я объяснял, почему я отправлял всех в театр, и что бы я хотел, чтобы они на спектакле увидели. Разбирал их работы по чтению и прочел несколько цитат с моих карточек. В частности, одну из цитат из книги В. И. Гусева «Искусство прозы». Здесь тайным адресатом был Марк, который очень уж гладко принялся эксплуатировать свой наработанный томасманновский стиль – «о прошлом».

«Всякий, кто работал в газете, в журнале, знает, что редакции завалены рукописями под названиями «Моя жизнь», «Жизнь моего современника», «История одной жизни» и подобными.

Есть странная потребность почти в любой душе человеческой – рассказать о себе. Одни для этого шли на исповедь к священнику, другие искали друга. Одни исповедуются, оправдываются и каются устно, другие предпочитают писание. Эти последние и заполняют редакции».

Но и Саше Осинкиной я послал предупреждение. Впрочем, это скорее той ребятне, которая так любит то, что мы называем маргинальной прозой. Это уже Дмитрий Галковский.

«Если Достоевский написал «Преступление и наказание», то это не значит, что у него был опыт убийства старухи-процентщицы. Андерграунд не обладает развитой индивидуальностью, следовательно, не может до конца сыгратъ (создать) роль. Ему нужна подпитка. Венедикт Ерофеев был алкоголиком, ему удалось талантливо воспроизвести пьяное марево распадающегося советского мира. Виктор Ерофеев – «из хорошей советской семьи», и все его филологические опусы пахнут канцелярским запахом «домашних заданий».

Из семинара уходит Вася Б. Кажется, он уходит во ВГИК. Мне очень жалко, крепкий и хорошо пишущий парень. Но в Васе всегда была крестьянская осторожность и прагматизм жизни.

25 марта, среда. Все-таки что-то успел утром сделать, хотя следующая глава романа так и не тронулась, и побежал в институт. Перед этим довольно долго одевался: сегодня, кроме защиты дипломных работ, еще и вручение премий имени Горького. Этой церемонии почему-то все придают особое значение, – с одной стороны, имя Горького, чуть ли не ставшего в перестройку персоной нон грата, с другой – все это будет проходить в Центре русского языка, которым руководит Л. А. Путина. Священный трепет перед властью.

Еще до защиты побегал по институту, собрал посылку из 25-ти экземпляров «Межконтинентальных разговоров» для Марка, договорился, что посылка пойдет малой скоростью в Филадельфию, отправят ее из Книжной лавки Васи Гыдова. До конца защиты не досидел, потому что сговорился с ректором на его машине ехать на вручение премии. Вся тройка «моих» – Катя и Александр и студентка Самида Агаева Нино Сичанина, у которой я был оппонентом, прошла довольно удачно. А. М. Турков отметил полное благополучие, в смысле письма, у моих студентов. Любопытно, что с Алексеем Антоновым, с которым мы были оппонентами, мы почти полностью совпали и в общей оценке, и в деталях. Потом он мне даже сказал: «Ах, Сергей Николаевич, вы у меня весь хлеб отняли».