Какую роль играет в современном обществе научная фантастика? На протяжении долгого времени, особенно в начале эры полетов в космос, многим казалось, что главная ее цель — научное предвидение. Межпланетные путешествия стали главной темой научной фантастики задолго до того, как Нил Армстронг ступил на поверхность Луны. До 1957-го года, когда в СССР был запущен первый спутник, подобная литература могла показаться кому-то набором досужих выдумок. Оказалось, однако, что фантастика предвосхитила развитие науки! Немалая заслуга в этом принадлежит Артуру Кларку, который настолько подробно описал устройство и применение спутников связи за несколько десятилетий до их появления, что это описание смело могло претендовать на авторское свидетельство.

Вслед за первыми полетами в космос научно-фантастическая литература пережила настоящий бум. Кларк посвятил целую книгу развитию этого жанра. В ней он пишет, что представление о нем как о научном прогнозировании неверно. Нельзя указать ни на одно изобретение, которое в точности соответствовало бы своему фантастическому прообразу. Даже то, что первая атомная подводная лодка получила имя Наутилус, не свидетельствует о ее тождестве субмарине капитана Немо — ведь та двигалась благодаря электричеству, а не ядерному топливу. Писатель-фантаст изображает научно-технические новинки такими, какими он их видит, не особенно считаясь при этом с возможностями своей эпохи. Он интуитивно схватывает общие тенденции научного прогресса, который, как и авторская фантазия, устремляется по пути человеческой мечты. И хотя конкретные способы и детали ее воплощения не соответствуют прогнозам писателя, созданный им образ приобретает черты реальности.

Научная фантастика играет роль посредника между наукой и обществом. Плодами научно-технического прогресса пользуются все, но его движущей силой служит сравнительно немногочисленная когорта профессионалов в разных областях. Однако люди хотят видеть общую картину происходящего в сфере науки, ибо от этого зависит их будущее. Общество должно быть осведомлено о возможных последствиях тех или иных открытий и изобретений: печальный опыт учит нас тому, что слишком часто они ставились на службу злу. Поэтому так важно предугадать пути развития науки — прежде чем гипотетические возможности, о которых повествуют фантасты, станут реальностью.

В наши дни, когда фантастика все меньше занимается научными открытиями и все больше обращается к человеческой жизни, она служит своего рода испытательным полигоном философских и социальных идей, которые невозможно проверить на практике; они занимают место изобретения — и дальше действие следует законам жанра.

Развитие фантастики особенно заметно на фоне трудностей, с которыми сталкивается в наше время литература в целом. Кризис романа, да и беллетристики как таковой, объясняют тем, что золотой век реалистической прозы миновал. Все возможные коллизии исчерпаны, все общественные и личные конфликты освещены со множества точек зрения. Писателям приходится вновь и вновь пережевывать ту же жвачку, и потому книгу вытесняют видеомагнитофон и компьютер. На таком фоне научная фантастика открывает новые заманчивые перспективы литературного творчества, потребность в котором все еще слишком велика, чтобы реализовать его в других областях жизни. Фантастические ситуации оживляют традиционные сюжеты, придают остроту стандартным конфликтам и обогащают человеческие отношения новыми эмоциями.

Великие возможности фантастики как замечательного иллюстратора философских идей были оценены еще в античные времена. Первым фантастическим произведением, безусловно, является Атлантида Платона. В отличие от наших современников, великого философа мало интересовало географическое положение затонувшего острова. Он хотел в увлекательной и наглядной форме изложить свое общественно-политическое учение и, будучи незаурядным литератором (Платон начинал как одаренный драматург) вполне преуспел в этом. Его книгу читают до сих пор.

Различные историософские концепции также получили художественное выражение в фантастике — будь то мрачные прогнозы в духе Шпенглера или оптимистические картины счастливого будущего, рисующие безудержный прогресс человечества во всех областях, включая его собственную биологическую природу. К числу таких радующих взор картин будущего принадлежит книга Улафа Степлтона Первый и последний человек.

Помимо социологии и истории фантастика освоила культурологию, философию, этику и даже теологию, как в рассказах Энтони Берджесса. В творчестве этого писателя центральное место занимают вопросы, связанные с католическим мировоззрением.

В фантастике реализуется волшебное свойство таланта отражать мир через призму художественного творчества. Порой скромное по объему и написанное простым языком литературное произведение успешней трактует коренные проблемы бытия, чем увесистый том, чье создание заняло у автора много лет упорного труда. Литература наполняет идею конкретным содержанием и в таком виде представляет ее читателям. Научная фантастика также использует этот прием — с той лишь разницей, что помещает изображения в рамки вымысла.

Сегодня можно сказать, что благодаря научной фантастике массы людей соприкоснулись с миром идей и понятий, которые были чужды или недоступны им. В наш век узкой специализации этот жанр стал форумом для обмена идеями — иногда слишком смелыми, но почти всегда оригинальными и интересными. Фантастика вводит читателя в курс проблем, с которыми сталкивается современное человечество; она чрезвычайно расширила круг людей, вовлеченных в интеллектуальный и духовный поиск, направленный на их разрешение. И в том ее огромная заслуга перед обществом.

Ивритское слово хет — лишь один из множества синонимов, передающих разные оттенки понятия грех в библейской и раввинской литературе. Ведь еврейская письменность, начиная с Танаха (прежде всего, книг пророков) и кончая современной литературой на темы морали и разнообразными комментариями, полна обличений всевозможных грехов и увещеваний в адрес тех, кто их совершает. Вместе с тем само понятие грех до сих пор не имеет всеобъемлющего разъяснения. Несмотря на многочисленные определения, данные грехам, совершенным в различных областях жизни, и вопреки суровым инвективам, направленным против грешников и их деяний, это понятие не стало объектом особого исследования. Более того: рассмотрение понятия грех (а в значительной мере и понятия зло) расценивалось как нечто заведомо бессмысленное. Дело в том, что в грехе видели изнанку заповеди, ее негативное отображение, не признавая за ним автономного бытия и самостоятельной сущности. В этой связи для иудаизма весьма характерно разделение человеческой деятельности, как и всей совокупности заповедей, на две категории: исполнение предписаний и соблюдение запретов. И в ѓалахическом, и в теологическом смысле грех — это нарушение или отрицание заповеди. Ведь и тогда, когда речь идет не о запретах, а о заповедях, побуждающих к действию, грех также выражается в отрицании Закона — в отказе от исполнения предписанного.

В большинстве еврейских источников, несмотря на все различия между ними, мы найдем лишь негативное определение понятия грех. Зло всегда только изнанка добра. Пустота и бесплодность зла очевидны, злое деяние воспринимается как напрасная растрата сил. Зло хаотично, суетно и бесперспективно.

Долг человека — не только самому идти путями праведности, но и помогать другим встать на них, причем речь идет даже не о моральной ответственности за это, а о юридической. Общество тоже обязано следить за поведением своих членов, пресекая зло и поощряя добро. Ведь грешник — угроза благополучию всего народа, более того: самому существованию мира. И, несмотря на все это, грех не представляет никакого интереса для изучения. Поэтому, например, мудрецы, исследовавшие положительные душевные свойства, ничего не говорят об отрицательных. Последние получают какое-то освещение лишь как частность, когда речь идет о соблюдении заповедей, но не более того. Конечно, мудрецы определяют такие понятия, как зависть, тщеславие, лень, гордыня. Однако все душевные наклонности существуют объективно, и их квалификация в качестве добрых или злых зависит исключительно от того, как они проявляются в окружающем мире в каждом конкретном случае. Поэтому нравственную оценку тому или иному человеческому качеству можно дать только тогда, когда уже известно, к каким последствиям привело его раскрытие в поступке. Например, в Танахе мы встречаем рассказы о поступках, обычно имеющих отрицательную коннотацию, в таком контексте, где они предстают положительными, и наоборот. Поэтому в моралистической литературе внимание сосредоточено на теоретическом аспекте правильного пути, на убеждении людей и разъяснении им того, как следует творить добро и каким образом человек восходит по ступеням праведности или милосердия.