— Миля, а все-таки ты почему с ними не поехала?

— Объяснение, что не хочу тебя бросать, не подходит?

— Не подходит. Что еще?

— Умная девочка. Хочу еще раз осмотреть ту дачу. У меня фонарик с собой. Еще мозольный пластырь, маркер, ножик в авторучке и упаковка жвачки. В детском саду что-нибудь да сгодится.

— Нож ты часто носишь на работу?

— С того дня, как один студент бросился на меня на экзамене с воплем: замочу, сука!

— И часто пригождался? — забеспокоилась Яна.

— Он бы пригодился, но я его забываю брать с собой. Сегодня взяла.

Ножик в авторучке — очень хорошая вещь, с виду ручка, а повернешь — появится ножик. Папа подарил давно еще, но все валялся без дела, почти никогда не носила, я законопослушная, а вдруг это холодное оружие?

— Пойдешь со мной на осмотр?

— Ночью? В темноте? — сморщилась подруга. — Не пойду. И ты не ходи, дождись лучше полицию. Я туда сама звонить не хочу, пусть Матвей с ними беседует. Или, если хочешь, позвони своему Витьку.

— Он не мой. Я тоже пока не хочу никому звонить. Не хочешь со мной, пойду одна.

— Лапочку возьми. Алекс, иди с Милей!

Собака радостно послушалась приказа, песик очень любил ходить, ездить и гулять, все что угодно, лишь бы не находиться дома на антикварном диване. Мы с Лапочкой пошли к даче, а Яна — в дом, где мы нашли Дарью. Зря она туда пошла, вдруг прямо сейчас туда приедут хозяева, что она им скажет? Хотя она скажет. Хозяева сами перед ней будут извиняться.

Дача действительно выглядела нежилой. Пыльные двери и висячий замок. В заднее окно когда-то залезали грабить, оно забито досками, потому что оконную раму никто восстанавливать не стал. Все зря, тут и правда никого не было много лет, странно, что дачу не сожгли.

— Ты кто такая? Родственница Аглаи, что ли? — услышала я из-за забора.

— Да… вот…это, она, то есть, здесь не живет! — я вглядывалась в темноту, но ничего там не видела, зато собеседник прекрасно видел меня.

— Не живет, сам знаю. Ты что здесь делаешь?

— Я вообще-то с друзьями приехала вон в тот дом, видите, в нем окна светятся? Сюда часто приезжает мой знакомый Алексей…

— Знаю, видел. Ты иди вдоль забора, там тропинка, он через участок не ходит, сразу к погребу. Дать фонарь?

— Нет, спасибо, у меня есть фонарик.

— Так включай его, а то споткнешься обо что-нибудь, ногу сломаешь.

Включив фонарик, увидела и собеседника — соседа, стоявшего за забором, и тропинку, идущую от забора к холмику с дверью — погребу. Подошла к забору, потому что тропинка возникала там ниоткуда, подергала доску, она отодвинулась. Все понятно, зачем калитка, когда можно пройти сквозь забор.

— Я думала, что во всем поселке никто не живет.

— Полно живут, просто сегодня почему-то народа мало. Но есть и пустые дома, тоже много. Алексея этого я часто вижу, он изобретатель, приходит работать в погреб, ему нужна низкая температура.

Точно, температура в тюремной камере скоро покажется ему самой оптимальной. Скоро, милый, потерпи, твоя тюрьма тебя ждет. Будет знать, как детей взрывать. Сосед стоять со мной не захотел, сказал, что сегодня Алексея не видел, но может это потому, что сам недавно приехал, устал и идет спать. Я пожелала ему спокойной ночи и сказала, что тоже ухожу.

Тропинка шла вдоль забора к погребу, поэтому весь участок и казался нехоженым. Лапочка бегать не стал, а тихо сел в малиннике еще в самом начале нашего с соседом разговора. Убегался и устал, или что-то съел. Погреб был закрыт на замок, но я встала на цыпочки, пошарила рукой наверху и нашла ключ. Выключила фонарик, чтобы не мешался, сунула его в карман, открыла замок, вошла в чернильный погреб, стараясь не наступить мимо ступеньки и не скатиться вниз. Только собралась снова включить фонарь, как дверь закрылась. Стало тихо и темно как в склепе. То есть темно уже было, а тихо стало, потому что дверь была деревянная, обшитая железом и толстая.

— Это чьи шутки? Янка, ты? Открывай!

Только я собралась забарабанить в дверь, как знакомый голос крикнул мне:

— Тихо, не шевелись, тут заминировано!

Пошевелиться все-таки пришлось — включила фонарик. На нижней ступеньке сидел мальчишка, в отличие от избитой Дарьи целый и здоровый, по крайней мере, никаких телесных повреждений я у него не заметила. Дальше вниз спуститься невозможно, потому что пол залит водой и непонятно, насколько там глубоко, а проверять не хотелось.

— Людмила Николаевна, вы меня узнаете? Я старший брат Янека Бруса!

— Узнаю, — недовольно сказала я. Неожиданная встреча. — Только не понимаю, что ты здесь делаешь.

— А вы что здесь делаете? — не остался в долгу он.

— Наверное, тебя спасаю.

— Спасибо. А как мы отсюда выйдем?

— Пока сложно сказать. Мы тут заперты.

— И заминированы!

Это еще неизвестно, но зная любовь знакомого нам обоим Алексея Горшечника к бомбам, все может быть. Возможно, что заминированы, а возможно и нет. Я не заметила никаких проводов, когда сюда входила. Посветила еще раз по сторонам фонариком, ничего не увидела. Здесь бомбы точно нет.

— Откуда ты знаешь, что мы заминированы? — спросила на всякий случай.

— Этот сказал.

— Который?

— Сами знаете. Отец Милы.

— Я знаю отца Милы, и он бомбами не увлекается. Ты не все знаешь. Произошла путаница.

— Вы о чем? — не понял мальчик.

— Давай-ка я расскажу тебе все, что знаю, а ты расскажешь, что сам захочешь. Договорились?

— Договорились.

Я спустилась к мальчишке и села с ним рядом на ступеньку. Что бы ему рассказать, и в какой форме. Попробую правду, а то запутаюсь и собьюсь. Еще неизвестно, захочет ли он со мной откровенничать. Очень хочется узнать, каким боком он во всем замешан и почему сидит в подвале.

— Не выключайте фонарик, а то мне надоело сидеть в темноте, — попросил он и поежился.

— Как скажешь. Будет гореть, пока не сядет батарейка. Слушай с самого начала. На самом деле я всех обманула. Никакая я не воспитательница, и не провожу никакое исследование. Я работаю преподавателем в вузе, это правда.

— Я так и подумал, что вы не воспитательница! — нисколько не удивившись, заявил мальчишка. — Не похожа. Умная слишком. И самоуверенная.

Откуда он это взял, мы с ним и десятком слов не перекинулись. Виделись всего-то раза четыре. Его мнение о воспитателях было не слишком хорошим.

— Вы видели воспитательницу подготовительной группы? Которая все время спит? Дура и алкашка, — поведал мальчик. Откуда знает?

— Не все же такие!

— Не все. Но таких, как вы тоже не бывает. У вас, небось, и ученая степень есть?

— Доктор наук.

— Вот! — обвиняющим жестом ткнул в меня пальцем мальчик. — Где вы видели воспитательниц — докторов наук?

Я промолчала, потому что не видела, но возможно где-то они есть. Мальчишка очень своеобразный. Но у него и братик как-то раз за трактором ушел. И сестра рукодельница. Та еще семейка. Радуюсь, что не знаю про таланты родителей.

— Вы пришли в детский сад, чтобы узнать, кто убил сторожа, да?

— Да. Давно догадался?

— Только сегодня. К сожалению.

— Я подумала, что убийца должен быть мужчиной, потому что мужчине легче поднять гриб весом десять килограммов.

— Я же сказал, что вы умная, — еще раз повторил он.

— Это не я умная, это любой сообразит. В средней группе под подозрение попали три папаши. Надо было только понять, кто из них.

— И вы поняли?

— Не сразу. И ошибок наделала. Поэтому мы с тобой и сидим в погребе. Нас обязательно отсюда вытащат, только не сейчас, скорее всего через несколько часов, к утру. Тут холодно.

— Дубняк! Но я закаленный, я зимой снегом обтираюсь!

Я нет, увы, придется мерзнуть, хотя пока мне не холодно. Но сидеть на крутых ступеньках скоро станет холодно, стоять тоже холодно. Хочется поскорее выйти, памятуя о возможной бомбе, дверь дергать расхотелось. Как дернешь, и соскребай потом себя со стен. Если бомбу не видно, то это не значит, что ее нет. Посидим пока тут в тишине и прохладе.