Гундиох был не слишком любезен, но, - еще раз спасибо тебе, - принял нас
довольно скоро, а также заверил, что с его стороны Риму нечего опасаться.
Теперь мы знаем, что все слухи, распускаемые готами, были подлым обманом. Мы
провели здесь достаточно времени, чтобы убедиться - Гундобад действовал сам
по себе, не советуясь с отцом и даже вопреки его воле. Гундиох не таит обиды
на римлян и остается верен союзу. Все это мы теперь знаем...
- Так что же удерживает тебя в Лугдуне? - вновь спросил Патий, наполняя
кубок прозрачной водой из глиняного кувшина - епископ не пил ничего иного,
укрепляя свою веру аскезой.
- Что же, как не Петрей? Центурион не желает возвращаться! Он словно с
цепи сорвался.
- И не говори! - Патий торопливо осенил себя крестным знамением. - Это
страшный человек и к тому же закореневший в язычестве. Не мое дело тебе
советовать, дорогой Феликс, но я не могу понять, что ты делаешь в компании
этого изверга в образе человеческом?
Феликс с трудом подавил улыбку. Петрей был, вероятно, единственным
человеком, которому удалось внушить епископу Лугдуна неприязнь к своей
персоне. Неприязнь, настолько острую, что с каждым днем Патию было все
труднее ее скрывать. Феликс не сомневался - после общения с центурионом
Патий подолгу молится, чтобы очиститься от неподобающей святому отцу
ненависти к ближнему своему.
Дело усугублялось еще и тем, что жили они в собственном доме епископа,
расположенном при церкви святой Бландины. Выходки центуриона то и дело
пугали и смущали здешних обитателей, послушников и монахов. Не было никаких
сомнений, что Патий терпит все это лишь из глубокого уважения к Феликсу. И
от этого Феликс чувствовал себя еще более неловко.
- На самом деле Петрей не лишен достоинств. Хотя я действительно не
понимаю, что с ним случилось. Раньше я не видел, чтобы он так себя вел. Не
могу понять...
Дверь внезапно грохнула о стену, как будто ее распахнули пинком. Впрочем,
можно было не сомневаться, что так оно и было - сразу вслед за этим келью
наполнил пьяный хохот.
- Вспомнишь... недоброго человека, так вот и он, - пробормотал Патий,
быстро перекрестившись.
- А, жрецы! Как всегда, в сборе... Хо-хо! Славно погулял сегодня старый
Петрей! Ох, и славно!
Не обращая внимания на испепеляющие взгляды двух иерархов церкви,
центурион грохнулся на ложе и тут же всплеснул руками, уставившись куда-то
на стену.
- Вот это баба! Сиськи что надо. Я бы ее...
- Господи, прости! - воскликнул Патий и стремглав выбежал из кельи, едва
не опрокинув стол.
- Имей же совесть, Петрей! - произнес Феликс, недовольно покачав головой.
- На этой фреске, как я тебе уже говорил, и не раз, изображена святая
Бландина, покровительница Лугдуна, чьим именем названа церковь, в которой мы
с тобой и остановились.
- Да мне-то что? Голая баба, она и есть голая баба.
- Чтоб ты знал, ее жестоко замучили язычники. Сначала ее клали на
раскаленные угли, а потом в ивовой корзине бросили зверям, и они терзали ее
плоть. И только когда на теле святой мученицы не осталось уже живого места,
язычник зарезали ее, видя, что Бландина не отречется от веры Христовой даже
под самой зверской пыткой.
- Ага. Веселые у вас бабы. Ну и ладно, главное, что этот твой друг нас в
покое оставил.
Феликс с подозрением поглядел на центуриона.
- Постой-ка... Да ты ведь и не пьян вовсе!
- Точно. Вернее, пьян, но не сильно.
- Зачем тогда ты, во имя всех святых, устроил этот цирк?! Наш добрый
хозяин Патий был просто в ужасе от твоих слов!
- Вот и хорошо. Не верю я этому святоше.
- Не стоит бросаться такими словами, Петрей. Патий - мой добрый друг и
славный римлянин.
- Конечно. Один твой 'добрый друг' уже чуть было не отправил нас всех в
Элизий. Второго мне не надо. А этот Патий... Он либо продался бургундам,
либо просто непроходимый дурак. Ни то, ни другое нам ни к чему не нужно.
- Где это ты набрался подобных сведений? В кабаках, тавернах и лупанарах?
Там, кажется, ты проводишь все свое время?
Петрей наклонился и принялся расшнуровывать калиги:
- Этот ты верно заметил, жрец. Провожу. В кабаках. В тавернах. В
лупанарах. И не один. А с моими хорошими друзьями бургундами...
Феликс поняв, куда он клонит, стал внимательно слушать. Петрей, между тем,
стащил сначала одну калигу, потом другую и не спеша разместился на ложе.
- Так вот, жрец, - сказал он. - Один раз я ошибся. Из-за меня там, на юге
погибли наши солдаты. Слухи до Лугдуна уже дошли. Второй раз я не ошибусь. И
я не вернусь к Крассу, пока не сделаю все, что можно для нашей победы.
Дай-ка выпить.
Феликс наполнил кружку и протянул центуриону. Тот приподнялся на локте,
отпил и вдруг громко фыркнул, едва не обрызгав священника.
- Вода?! Сам пей эту гадость! Хорошо, что я прихватил с собой мех доброго
вина.
Он снова сел, развязал мех и принялся пить. Его кадык так и ходил под
кожей.
- Уфф.., - Петрей утер губы и снова растянулся на ложе. - Денек был...
Значит так, люди Гундиоха болтают, что воевать с римлянами они, вроде, не
собираются. Пока что. Но слушок один до меня дошел. Кое-кто из моих новых
друзей под большим секретом поведал, что скоро должны зашевелиться северные
варвары - алеманны. А зашевелятся они не просто так. К ним едут особые
послы, от кого - неизвестно. То ли от Эвриха, то ли еще от кого. Я этим
делом заинтересовался, узнал, что посольство вчера прибыло в Лугдун, и
Гундиох с их главным встречался. Это некий германец именем то ли Онульф, то
ли Хунульф. Он везет на север богатые дары и следует в Аргенторат. Еще я
узнал, что алеманны сильны, их опасаются и сами бургунды, а потому Гундиох
будет очень рад, если эти варвары двинут в Италию. Говорят, у них пятьдесят
тысяч мечей.
- Алеманны нападут на Италию? Но это ужасно! Кто отправил к ним этого
человека? Говоришь, он германец? Не Эврих ли за ним стоит?
- А Эвриху служат греки?
- Что?
- Греки, говорю. Появился тут один... Деньгами сорит. И вроде как он с
этим путешествует, с Хунульфом. Сегодня ночью мой бургундский друг обещал
нас познакомить. Не за так разумеется. Так что готовь монеты, жрец.
- За этим дело не станет, но послушай, Петрей, если все обстоит так, как
ты говоришь, не должны ли мы предупредить императора? И Красса?
- Неплохо бы было. Послать только вот некого. Проклятый Фульциний - чтоб у
него хер отвалился! Хотя... Один раз мы уже обосрались. С бургундами. Теперь
я хочу сначала сам во всем убедиться. Если сегодня все выгорит - можешь
собираться домой. А если нет... В общем, не нравится мне этот Хунульф. И
кажется мне, ждет нас с тобой дорога в Аргенторат.
- К алеманнам?! Господи помилуй!
Петрей усмехнулся своей страшной ухмылкой, а шрам на его щеке стал совсем
багровым.
- Посплю маленько. А то ночь, чую, бурная будет. Как стемнеет, разбудить
не забудь, жрец.
Феликс горестно покивал головой. Рука его потянулась к кувшину, но,
вспомнив про мех с вином, святой отец передумал. Когда он развязал бурдючок,
келью уже наполнял могучий храп центуриона. До темноты оставалось около
часа.
Петрей втянул носом свежий ночной воздух. Пахло жареной рыбой, отбросами и
конским навозом. Плотнее запахнувшись в плащ и заодно проверив, свободно ли
выходит из ножен меч, центурион двинулся в сторону Старого Форума.
Его путь пролегал среди заброшенных, а кое-где и полуразвалившихся зданий.