Она открыла глаза, увидела, что над рыночной площадью бледнеет небо, и поспешила встать на ноги.
— Ночь была короткой, — сказала она с извиняющейся улыбкой.
— Они всегда коротки, когда устаешь. Идем, пора в путь.
Катрин покачала головой. Как паломница, она должна была продолжать путь пешком, но слишком устала для этого. Она надеялась, что одна из трех серебряных монет Сары поможет ей нанять лодку.
— Я не думаю, что пойду сегодня, — солгала она. — У меня в этом городе есть дела.
— У Божьих странников дела только в месте их паломничества! Если ты хочешь прощения, то должна думать только о том месте, куда идешь! — в ужасе крикнул старик. — Но каждый имеет право поступать как пожелает. Мир тебе!
— И вам тоже.
Пилигрим вышел. Катрин подождала несколько минут на пороге убежища. Когда он исчез из вида, она вышла и отбросила свой посох, потому что, как ей напомнил старик, пилигримы не имели права пользоваться никаким транспортом, кроме собственных ног.
Затем она плотно завернулась в своей грубую накидку, потому что на город сеялся мелкий дождик, и стала спускаться к набережной.
Ей не составило особого труда найти лодку. На набережной, на куче сложенных рыбацких сетей, сидел человек, ел луковицу и смотрел на текущую мимо воду. Он был высок и молчалив и, казалось, не замечал дождя.
Когда Катрин спросила, не знает ли он лодочника, который отвез бы ее хотя бы до Шатонефа, он поднял тяжелые серые веки.
— Деньги есть?
Она кивнула, но человек не двигался.
— Покажи! Легко сказать, что у тебя есть деньги, понимаешь, но в наши времена найти деньги трудно. Земли загажены, торговля заброшена, а сам король, как Иов, сидит на своей навозной куче. Ныне плата вперед.
Катрин вытащила серебряную монетку и положила ее на грязную ладонь мужчины. Он подбросил ее в воздух, попробовал на зуб, внимательно осмотрел, и его угрюмое лицо посветлело.
— Ладно, — сказал он. — Но не дальше Шатонефа. За ним слишком большой риск попасть в руки этих проклятых англичан, которые осадили город, а я ценю свою шкуру.
Говоря это, он спустил на воду плоскодонку и помог Катрин войти в нее. Она села на носу, лицом вниз по течению. Мужчина запрыгнул в лодку так легко и ловко, что та почти не качнулась. Он поднял длинный шест, погрузил его в воду и сильно оттолкнулся. Поток струился быстро, и лодка неслась почти без посторонней помощи. Со своего места Катрин наблюдала, как перед ней разворачивался город, а за ним — плоские пойменные луга окаймленные камышами, все еще рыжими после зимы. Дождь окроплял ей лицо, но это ее не беспокоило, потому что толстая накидка хорошо защищала. Перед ней всплывали старые воспоминания, вызывая образы прошедших дней. Она снова видела себя, бегущую из восставшего Парижа вместе с Барнаби, своей матерью, сестрой и Сарой… Как же ее радовало это первое путешествие, такое интересное благодаря Ракушечнику! Ей казалось, что она все еще слышит, как его глубокий голос негромко декламирует строки поэта.
Увенчанный король всех городов,
Благой родник Учености и Веры,
Стоит на берегах отлогих Соны…
Но Барнаби больше не было, Париж был далеко, а город, в который Катрин направлялась, находился в безвыходном положении — пораженное голодом, отчаянное место, где ей не на что рассчитывать, кроме жесточайшего разочарования или, что еще хуже, смерти! Впервые она задумалась о том, как Арно ее встретит; узнает ли он ее? Со времени их встречи под стенами Арраса прошло так много времени!
Катрин заставила себя отогнать эти мрачные мысли, порожденные чрезмерной усталостью и нервным напряжением. Она хотела как можно лучше воспользоваться этой мирной передышкой, пока лодка скользит по реке, прекрасной с ее серыми отмелями и желтыми песчаными берегами… Ближе к закату в поле зрения показались белые башни и синие островерхие крыши большого замка. Его подножие омывали воды большого рва, питаемого рекой. Катрин поинтересовалась названием этого имения.
— Сюлли! — ответил лодочник. — Оно принадлежит фавориту Карла VII, сиру де ля Тремую… — и, чтобы показать уважение, которое этот знатный господин в нем вызывает, он с отвращением плюнул в воду. Катрин не ответила. Она уже встречалась с Жоржем де ля Тремуем, этим бургундским ренегатом, который стал любимым советником и злым гением дофина Карла, живущего в городе Бурже. Он внушал ей чувство, родственное тому, что проявил ее проводник, но она этого не сказала. Кроме того, она только сейчас заметила, что лодка направляется к берегу, словно для стоянки.
— Мы здесь остановимся? — спросила она с удивлением, полуобернувшись.
— У меня здесь в Сюлли дело, — ответил мужчина. Вылезай.
Она встала, чтобы выйти на пологий берег. В тот же момент она почувствовала сильный удар по голове и упала лицом вниз, потеряв сознание…
Когда Катрин пришла в себя, на небе светились последние отблески заката. С востока приближалась тьма, и на западе оставалось только слабое мерцание, которое освещало башни Сюлли за рекой. Она приподнялась на локте и обнаружила, что совершенно одна. Не было видно ни лодки, ни лодочника — ничего, кроме стаи кроншнепов, которые летели клином в небе над головой. Все это доходило до нее постепенно, поскольку голова ужасно болела. Она дотронулась до нее и нащупала большую болезненную шишку. Должно быть, лодочник напал на нее, чтобы ограбить! И вправду, то немногое, что у нее было, теперь исчезло: обе серебряные монетки, ее кинжал и толстая накидка, которая так хорошо защищала от ночного холода и дождя. На миг ее охватило глубокое уныние. Казалось, будто все сговорились, чтобы не дать ей соединиться с Арно. На дороге возникали различные препятствия, словно для того, чтобы преградить путь.
Но вскоре она снова обрела силу духа. Хотя образование и воспитание сделали из нее аристократку, в глубине ее существа было неугасимое жизнелюбие парижского постреленка, который привык встречать трудности лицом к лицу. Она с трудом поднялась на ноги и ухватилась за нависающие ветки ивы, чтобы удержать равновесие.
Когда земля перестала кружиться вокруг нее, она глубоко вздохнула, подняла воротник своего латаного платья, прикрыв шею, и зашагала к дороге, которая шла вдоль берега параллельно реке. Она знала, что обязана продолжать свой путь и что аббатство Сен-Бенуа находится всего в двух лье пути. Там она найдет приют и пищу. Путешествие в лодке и хороший ночной сон вернули ей силы, и если бы не жестокая боль в голове, она чувствовала бы себя совершенно свежей. Она ускорила шаги, и в результате едва ли час спустя перед ней показались массивные строения монастыря и «их величественный вход: огромная романская надвратная башня, мощная и прекрасная, как крепость, торжественная и возносящаяся, как молитва. Меж ее массивными колоннами мерцал свет, который резко выделял вырезанные на их превосходных капителях цветы и лица.
Катрин увидела, что там спят несколько паломников, прижавшихся друг к другу, чтобы было теплее. Пожилая женщина, увидев ее, знаком подозвала ее и потеснилась.
— Постоялый двор лопается по швам, — сказала она ей. — Так много здесь тех, кто пришел молить святого Бенуа спасти добрый город Орлеан! Но здесь не так холодно. Придвигайся ко мне, будет теплее…
Катрин повиновалась, встала на колени и опустилась рядом со старухой, которая великодушно поделилась с ней своим старым залатанным плащом.
— Ты издалека? — с любопытством спросила она.
— С границ Бургундии, — сказала Катрин, не смея признаться, что она бургундка.
— Ты молода для таких долгих путешествий! Ты тоже пришла помолиться у могилы великого святого?
— Я иду в Орлеан, — коротко сказала Катрин в надежде, что это оттолкнет старуху и та оставит ее в покое.
Старые выцветшие глаза загорелись, словно звезды. Старуха наклонилась к ней и прошептала:
— А… ты не единственная! Тебе тоже хочется присутствовать при чуде, да?
— Чуде?
— Ну-ну, — сказала старуха, подмигивая и толкая ее локтем. — Не притворяйся, будто не знаешь. Весь народ в долине Луары знает, что Орлеан будет освобожден посланницей Господа, девицей, которая пришла из Лотарингии в Шинон, где находится наш милостивый король. Она сказала ему, что с Божьей помощью вышвырнет англичан из Франции и снимет осаду с Орлеана.
