Пакеретта пошла вместе с Ландри, чтобы составить ему компанию, и Катрин видела, как она нежно прижималась к плечу молодого человека.
— Это Пакеретта, — обратилась она к Саре, — она подружка Ландри, как ты думаешь?
— Она его любовница, и у меня складывается впечатление, что она безумно влюблена в него. Но я не знаю, что он о ней думает. Любит ли он ее? Трудно сказать.
— Думаешь, она действительно колдунья? Она непохожа на колдунью…
— Говорят, что это болезнь, которая переходит от матери к дочери. Все равно, даже если она и не колдунья, никто этому не поверит — это противоречило бы привычному порядку вещей.
— И все-таки ты-то что думаешь?
Сара пожала плечами и намылила тряпицу, которой она мыла тело Катрин. Кожа постепенно приобретала нормальный цвет, если не считать синяков и царапин, которыми она пестрела.
— Не знаю, я бы не поручилась, что это не так. Она, знаешь ли, странная девушка. Я часто видела ее у Жако мужчины побаивались ее, так она на них смотрела.
Вспомнив странные глаза Пакеретты — один голубой, а другой карий. — Катрин подумала, что в этом что-то есть. Но вскоре она позабыла о своей хозяйке: было так приятно почувствовать себя вновь чистой! Сара помогла ей вылезти из лохани и усадила перед огнем сохнуть.
Затем она принесла еще воды, чтобы вымыть и голову.
Катрин делала все, что ей велели, послушная, как ребенок. Было так приятно отдаться умелым рукам Сары, как в те дни, когда она была маленькой. Грязь и усталость, казалось, мгновенно покинули ее. Она чувствовала себя заново родившейся.
Когда вернулась Пакеретта, она на мгновение застыла на пороге с вязанкой дров в руках, открыв рот при виде зрелища, представшего ее глазам. Катрин сидела с закрытыми глазами на скамеечке у огня и, казалось, дремала; розовые блики падали на ее тело, завернутое в кусок белой ткани, оставлявшей обнаженными стройные ноги и прекрасные плечи. Сара стояла сзади нее, вновь и вновь проводя гребнем по золотой массе густых волос, еще влажных после мытья, но самых тонких и длинных, какие доводилось видеть Пакеретте. Возможно ли, чтобы женщина, которая накануне выглядела вызывающей жалость нищенкой, серой, что испачканное кровью создание превратилось в это сияющее существо?
— Будь так добра, закрой дверь, — сказала Сара, поворачиваясь к ней. — Холодно.
Пакеретта послушно захлопнула дверь, но ее разноцветные глаза нехорошо сощурились, и Сара заметила, как она смотрела на Катрин. Неожиданно открывшаяся красота Катрин подействовала на Пакеретту как удар хлыста.
Сара почувствовала ревность, разъедающую душу девушки, как если бы сама ревновала. Она решила в будущем особо не доверять Пакеретте и незаметно наблюдать за ней.
В этот вечер Ландри дернулся поздно, весь в крови, шатаясь под тяжестью молодого кабана, которого убил кинжалом. Он был совершенно без сил, хотя и очень доволен собой. Но когда он увидел Катрин, вновь свежую и прелестную, в простом синем шерстяном платье Пакеретты, его радости не было предела. Он обнял ее за талию и поднял в воздух.
— Так-то лучше! — воскликнул он. — Как ты хороша, моя Кэти, самая хорошенькая девушка на свете! Вот только слишком худенькая… ну, да это поправимо…
Он поцеловал ее в обе щеки и поставил на ноги. Затем он повернулся к Пакеретте.
— Я голоден, — сказал он.
— Суп готов.
Голос девушки был спокоен, как гладкая поверхность пруда У мельницы, но Сара заметила ярость, мелькнувшую в ее глазах, когда Ландри обнял Катрин. Определенно, девушка ревновала, и Сара сомневалась, что из этого выйдет что-нибудь хорошее.
После ужина состоялся «военный совет». В крепости пока никто не подавал признаков жизни; казалось маловероятным, что двоих мертвецов уже обнаружили. Но Гарэн должен был вскоре вернуться, и было бы неосторожно подвергать Катрин риску: на нее могли донести, если бы кто-нибудь из жителей деревни заметил, что она живет у Пакеретты.
— Лучше всего было бы предупредить монсеньора Филиппа, — сказал Ландри. — Но только это требует времени. Он сейчас в Париже.
— А мессир де Руссэ? — спросила Катрин. — Разве он не в Дижоне?
— Думаю, да, но он не сможет много для тебя сделать. Нравится тебе это или нет, Гарэн все еще твой муж. Он имеет на тебя все права, и никто, даже капитан гвардейцев, не может помешать ему забрать тебя снова к себе. Герцог — единственный человек, которого Гарэн не посмеет ослушаться. Завтра я отправлюсь в Париж.
Ясно было, что это самое разумное решение, но Катрин не могла подавить тревогу: Ландри уедет! Пока молодой человек был с нею, она ничего не боялась. Он был сильным, храбрым, веселым! Совсем как прежний Ландри, которого она когда-то знала.
— Почему бы нам не подождать здесь, пока герцог вернется? Возможно, он уехал ненадолго.
— С ним никогда ничего не известно, — сказал Ландри.
— Мне придется уехать и найти герцога в Париже. Тогда он сможет отдать приказы, необходимые для обеспечения твоей безопасности, и это помешает твоему мужу причинить тебе какое-нибудь зло. Если бы ты не была… в таком состоянии, я бы просто взял тебя с собой, но путешествие отсюда в Париж долгое, а дороги небезопасны. Одному мне ничто не будет угрожать, и я быстрее вернусь. Ну, пожалуйста, улыбнись. Ты прекрасно знаешь, что я пекусь о твоем благополучии больше, чем о чем-нибудь в мире!
В последние слова он вложил столько чувства, что Сара невольно взглянула на Пакеретту. Та убирала со стола грязную посуду; лицо ее было бесстрастным, как камень.
— Я приготовлю тебе что-нибудь в дорогу, — сказала она, не глядя на Ландри.
В ту ночь Сара (она спала вдвоем с Катрин на постели, которую им великодушно уступила Пакеретта) вдруг проснулась; ее разбудило то шестое чувство, которым в большой степени обладают кочевые племена. Огонь уже потух, и дом был погружен в темноту, но цыганка скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то стоит у кровати. Она старалась не дышать; Пакеретта должна была спать в мансарде над ними, а Ландри — в хлеву с козами и со своей лошадью. С той стороны кровати, где спокойно спала Катрин, послышалось слабое шуршание. Сара могла бы поклясться, что там кто-то есть — . Она уже собиралась вскочить с постели и зажечь свечку, но в этот момент послышались легкие шаги; было отчетливо слышно, как кто-то двигается к двери. Дверь бесшумно открылась, и Сара увидела силуэт женщины. Затем дверь торопливо захлопнули. Сара не колебалась. Она натянула чулки и башмаки, набросила шаль и тихонько, чтобы не разбудить Катрин, вышла следом. Как раз в этот момент со стороны курятника появилась Пакеретта, она несла что-то под своим просторным черным плащом. Сара едва успела спрятаться в тени. Колдунья быстро двигалась к лесу, который находился за домом.
Отойдя немного от дома, она остановилась и зажгла лампу, затем заторопилась дальше, углубляясь в лес. Ее поведение казалось таким странным, что Сара последовала за ней. Для чего Пакеретте могло бы понадобиться выходить из дома в такую темную ночь?
С наступлением темноты потеплело, снег таял на земле и на ветвях деревьев; время от времени на землю падали пушистые белые комки. Пакеретта шла быстро.
Саре приходилось торопиться, чтобы не отстать. Свет лампы, раскачивающейся впереди между деревьями, указывал ей направление движения. Девушка шла по едва различимой тропинке, огибающей склон горы, мимо огромных мокрых валунов, к вершине покрытой лесом горы. Неожиданно свет лампы исчез так внезапно, будто она провалилась сквозь землю. Сара на мгновение остановилась, растерявшись во всепоглощающей темноте.
Затем она двинулась к тому месту, где погас свет лампы.
Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и она нашла дорогу без больших затруднений. Вскоре она поняла, где пропал свет. Дорожка шла вдоль массивной скалы, в которой была расщелина, такая узкая, что в нее с трудом мог бы протиснуться один человек. Сара была уверена, что Пакеретта могла скрыться только в этой щели; она на минуту прислушалась, и ей показалось, что до нее долетел приглушенный шум голосов. Она обругала себя за то что не захватила с собой никакого оружия, но смело вступила в расщелину и начала нащупывать дорогу вдоль узкого прохода, который вел к самому сердцу скалы. Вскоре проход расширился, темноту прорезал серый свет, а звук голосов стал громче. Странные причитания доносились откуда — то из недр земли, из дальнего конца Этого странного коридора. Сара поспешила вперед, ступая более уверенно, — ведь путь теперь был освещен.
