Тарик осторожно прокрался к своей жертве. Обстановка была благоприятной: Маслама, слегка подобрав ноги, лежал на правом боку. Его тело покоилось на дырявой циновке, а голова — на пёстром тюрбане. Согнутая в локте рука Масламы была отведена далеко от кинжала, лежавшего на его груди.

Тарик опустился на колени перед спящим, положил руку на эбеновую рукоятку кинжала и начал медленно вытаскивать его из ножен.

Клинок обнажился уже наполовину, когда Маслама, все ещё не просыпаясь, шевельнулся. Это было совсем незначительное движение бедра, но его хватило, чтобы клинок коснулся края ножен и тихо лязгнул.

Тарик замер. Он знал, что этот предательский звук способен внезапно вырвать араба из объятий сна. И он не ошибся. Рука Масламы потянулась к кинжалу, прежде чем он открыл глаза и приподнялся.

Однако его рука нащупала пустоту — Тарик успел молниеносным движением выхватить кинжал. Одной рукой он поднес клинок к горлу Масламы, а другой зажал ему рот. Рука Масламы остановилась на бедре, будто кто-то мгновенно перерезал его мускулы и нервы, — и он окаменел на своей циновке. Лишь в широко открытых, испуганных глазах бродяги была видна жизнь.

Али-барабанщик и Захир продолжали спать, сон их был крепким и глубоким. Тарик наклонился к Масламе и прошептал:

— Если сделаешь то, что я скажу, можешь ничего не бояться. Если поднимешь шум — перережу горло!

Конечно, Тарик не собирался выполнять это страшное обещание. Крайняя нужда заставила его вытащить у спящего человека кинжал, чтобы лишить его возможности сопротивляться.

— Моргни два раза, чтобы я увидел твое согласие!

Маслама подал безмолвный знак веками.

— Хорошо. Вижу, что мы договоримся! — прошептал Тарик. — Сейчас мы с тобой медленно встанем, и ты поднимешь свой тюрбан. Только не делай глупостей. Кинжал у меня, и я медлить не стану. А теперь встаём!

Маслама с ненавистью взглянул в глаза Тарика, но не издал ни звука и сделал то, что ему было приказано: осторожно поднялся, подобрав свой пёстрый тюрбан.

— А теперь совершим небольшую прогулку, чтобы не нарушить мирный сон твоих друзей, — предложил Тарик.

Маслама в бессильной ярости стиснул зубы, воровато взглянул на Тарика и подчинился. Страх за свою жизнь заставлял его переступать по каменным обломкам очень осторожно, чтобы не разбудить других бродяг.

Ни на секунду не выпуская Масламу, Тарик стал уводить его подальше от реки. Миновав заросли кустарника, они вышли на тропу, бежавшую вдоль расположенных в шахматном порядке полей. Вскоре на их пути показалась пальмовая роща. Тарик направил Масламу к ней.

— Так. Здесь нам никто не помешает, — сказал Тарик, когда они оказались возле первых пальм. Сейчас я освобожу тебя, Маслама эль-Фар. Я сдержу своё слово. Но сначала мне придётся взять твой пояс с ножнами и твой кафтан.

— Ты ограбишь меня после того, как мы все разделили с тобой? Ты втопчешь в грязь наше гостеприимство? Да заберёт тебя шайтан! Будь ты проклят, презренный выродок! — разразился бранью Маслама и в ярости выдал самого себя: — Надо мне было посильнее огреть тебя дубиной, а потом бросить в Нил на съедение крокодилам!

— Что ты говоришь! Я ведь догадывался, что за шишку на затылке должен благодарить именно тебя. Хорошо твое гостеприимство! — сказал Тарик. — Так что за тобой должок, Маслама эль-Фар. Но я не стану ни резать твое горло, ни бить тебя по голове. Я ограничусь тем, что на день одолжу твой кафтан и твой тюрбан. Я…

— Одолжишь? Не смеши меня! — крикнул Маслама. — За кого ты меня принимаешь? Я никогда больше не увижу своих вещей, ты, порождение чумы!

— Твоё недоверие огорчает моё сердце. Но ты увидишь, что сегодня вечером я принесу их назад, — пообещан Тарик, осторожно стягивая кафтан с плеч Масламы. — Только тогда уж не удивляйся!

Маслама презрительно рассмеялся.

— Подонок! Если бы ты знал, что тебя ждёт, когда ты попадёшься мне снова!

— Не считай цыплят, пока они не вылупились, — хладнокровно ответил Тарик, отбирая у него пояс с ножнами. — Так, а теперь ляг на живот, чтобы я мог связать тебе руки и ноги. Придётся использовать твой тюрбан. Надолго этого не хватит, но я рассчитываю успеть беспрепятственно продолжить свой путь.

Извергая страшные проклятия, Маслама сделал все, что требовал от него Тарик.

— За это ты заплатишь кровью! Аллах и пророк его тому свидетели! — шипел он, когда Тарик связывал его руки и ноги длинными полосами ткани.

— Единственный Всемогущий Бог на небе свидетель тому, что сегодня вечером я принесу тебе кинжал и кафтан, и ты получишь за это награду! — пообещал Тарик, надевая кафтан и уходя прочь.

— Аллах тысячу тысяч раз накажет тебя страшными пытками! — крикнул ему вслед Маслама, вырываясь из пут. — А я — его орудие! Я тебя на куски порежу! Сварю, на кол посажу, повешу, четвертую! Собаки, крысы и черви пожрут твои останки, когда я с тобой расправлюсь!

— Сказанное ночью исчезает днём, — пробормотал Тарик, пробираясь сквозь заросли пальм. Он возвращался к реке. До рассвета оставалось несколько часов. У него было достаточно времени, чтобы, двигаясь вверх по течению, отыскать сваи, рядом с которыми в иле лежали останки корабля. Найти среди них сапоги и пояс с золотом было бы уже нетрудно. И все же Тарик благоразумно решил сделать это до рассвета, с которым на берегу Нила начиналась жизнь.

Он шёл вперёд с величайшей осторожностью, держась как можно ближе к Нилу. Поскольку река ежегодно выходила из берегов, вынося на окрестные земли драгоценный ил, возле воды постоянных домов не было.

Скоро он нашёл сваи. Тарик отсчитал от них пятьдесят шагов вниз по течению и там, в зарослях жасмина, остановился. Высокие стены Аль-Кахиры, черными тенями лежавшие на фоне неба, были уже недалеко. То здесь, то там на стене и у городских ворот мерцали огоньки факелов — издалека они казались застывшими в воздухе светлячками.

Тарик отчаянно боролся с властными объятиями сна — пропустить удобный для поисков момент было нельзя. Для того чтобы поспать, у него ещё будет достаточно времени. Не раз его веки смыкались, но он тут же приходил в себя от испуга. Он думал об аббате Вилларе, о чуде своего призвания, о плачевном конце Аккона и о событиях на «Калатраве». Участь его друзей и сестёр Гранвиль не давала ему покоя. Но больше всего страшила опасность того, что корабль уйдёт из гавани в открытое море, прежде чем он отыщет возможность спасти Святой Грааль.

Беспокойство загнало его в воду ещё раньше, чем первые лучи солнца озарили тихое течение Нила. Ждать он больше не мог — надо было предпринять хоть какие-то усилия для спасения священной чаши последней вечерни. А извлечение пояса с золотом и было таким усилием.

Искать обломки корабля оказалось труднее, чем Тарик думал. Трижды ему пришлось погружаться в воду между исходным местом своих поисков и сваями. Действовать приходилось на ощупь — под водой ещё было темно. Погружаться в полную темноту оказалось достаточно волнующим занятием. Вновь обретённую им возможность дышать под водой Тарик и на этот раз воспринял как чудо.

Он уже хотел начать поиски выше по реке, как вдруг его рука ощутила сопротивление угловатого обломка. Тарик тут же нашёл место, в котором он спрятал сапоги. Внутренне он ликовал: все оказалось в целости. Тарик осторожно вытащил сапоги и вынырнул. В тростнике он быстро повязал шёлковый пояс на голое тело и с сапогами в руках шмыгнул в заросли жасмина. Широкий кожаный пояс Тарик швырнул в воду. Хотя на нем и не было знаков его ордена, опытный глаз вполне мог опознать перевязь, на которой христианские воины носили мечи. Купить в Каире арабский пояс было нетрудно.

Прежде чем Тарик снова надел белье и полосатый кафтан Масламы, ему пришлось справить нужду, чтобы извлечь проглоченные драгоценные камни на свет Божий. С помощью ветки он выбрал из своих испражнений изумруды и рубины, вымыл их в Ниле, высушил краем одежды и убрал в маленькие кармашки шёлкового пояса. Три пятиугольника из чистого золота он спрятал во внутренние кармашки кафтана.