30 января 1873 года к проживающему в Лефортовской части, 1-го квартала, купцу Сергею Ивановичу Яфа поступил в услужение человек, назвавший себя московским мещанином Петром Михайловичем Бобком и представивший в удостоверение своей личности паспорт на это имя, выданный за № 1515 из Московской мещанской управы с отсрочкою на месяц от 31 января 1873 года и приложенною к ней печатью, а также два аттестата, выданные Бобку Толмачевым и генералом Окороковым. При поступлении на службу к Яфа Бобок сказал служащим у него Петру Васильеву и Науму Пахомову, что для получения денег на взятие из Мещанской управы вышеупомянутого паспорта он, Бобок, заложил свой фрак у купца Полиевкта Чистякова. 3 февраля рано утром назвавшийся Бобком, послав дворника господина Яфа Владимира Савельева в аптеку за лекарством под предлогом внезапной болезни Яфа и таким образом удалив Савельева от ворот, похитил из квартиры Яфа шубу, носильное платье, серебряные и разные другие вещи, всего на сумму до 600 рублей, и скрылся. 8 февраля с аттестатами на имя Бобка от Толмачева и Окорокова был задержан отставной поручик Константин Евгеньевич Голумбиевский, который и оказался тою самою личностью, которая нанялась к Яфа под именем Бобка и совершила у него кражу. Он жил по реверсу, выданному судебным следователем на месяц, по которому нельзя было найти никакого места, а к родным и знакомым он обращаться не смел; оставалось решиться на преступление. В трактире Голумбиевский прочитал объявление купца Яфа, что ему требуется лакей и в то же время садовник. «Ботанику,— говорит подсудимый,— я знал, а лакеев сам имел». На замечание Яфа, что паспорт просроченный, Голумбиевский отвечал, что он был в больнице, но что он послал в общество за отсрочкой. Яфа дал ему несколько денег на выправку отсрочки, которую Голумбиевский написал сам, принес ее к Яфа и был допущен к исполнению лакейских обязанностей. По словам потерпевшего Яфа, его новый лакей всегда говорил «ваше высокоблагородие», просил хозяина ложиться спать и выражал уверенность, что Яфа еще не успеет встать, «как он все отлично уберет». Ранним утром Голумбиевский забрал, что мог, у Яфа и вышел из квартиры. Но ворота оказались запертыми. Тогда Голумбиевский разбудил дворника и, написав на бумажке какое-то успокоительное лекарство и касторовое масло, сказал, что хозяин болен и нужно пойти в аптеку. Сторож ушел в аптеку, а Голумбиевский, приняв на себя обязанность постоять у ворот, надел на себя Яфовскую шубу, шапку, очки, взял в руки трость, вышел на улицу и скрылся.

Похищенные вещи Голумбиевский заложил, между прочим, подсудимому Чистякову от имени Бакендорфа; в двух продажных расписках, которые обыкновенно берутся у Чистякова, подсудимый расписался в одной «Бакендорф», а в другой просто «генерал», так как, по замечанию подсудимого, ему было известно, что у закладчиков главное — вес и цена, а фамилия ничего не значит.

3 февраля 1873 года, немедленно по обнаружении кражи у Яфа и исчезновении мнимого Бобка, конторщик потерпевшего Петр Васильев, узнав от Бобка о закладе им вещей у Чистякова, отправился к последнему и подал ему от себя заявление обо всех обстоятельствах кражи у Яфа с подробною описью похищенных вещей. По просьбе Васильева Чистяков обещал в случае заклада ему каких-либо из этих вещей тотчас же задержать принесшего их и дать о том знать Васильеву. Такое предупреждение Васильевым Чистякова не отвергается и этим последним, с тем лишь различием, что, по словам обвиняемого Чистякова, Васильев ему вещей, похищенных у Яфа, не описывал. 16 апреля 1873 года у купца Полиевкта Харлампиевича Чистякова были найдены и отобраны похищенные у Яфа Голумбиевским два серебряных кубка и такие же солонка и стаканчик, всего на сумму 83 рубля 60 копеек. По объяснению Чистякова, вещи эти были куплены им незаведомо крадеными у человека, назвавшегося Бакендорфом. Означенного человека Чистяков признал в Голумбиевском, причем показал, что найденные у него вещи Яфа Голумбиевский вместе с другим неизвестным лицом заложил ему за 32 рубля в самый день кражи у Яфа, а затем через неделю Голумбиевский, получив еще 3 рубля, уже продал ему эти вещи. На суде Голумбиевский во всем чистосердечно сознался.

17 ноября 1872 года дворянин Аркадий Владимирович Иванисов (ныне умерший) представил судебному следователю билет на вклад в 10 тысяч рублей Московского купеческого банка, выданный 15 октября 1871 года сроком на два года и будто бы полученный им в Московском трактире Гурина. Билет этот оказался переделанным из действительного билета меньшей стоимости. Ввиду заявления Иванисова о том, что он может открыть сбытчиков и подделывателей такого рода билетов и что ему для этого необходимо посещать арестанта, содержащегося в Московском губернском тюремном замке, Александра Тимофеевича Неофитова, и в Басманной части — Аркадия Николаевича Верещагина, ему, Иванисову, была предоставлена возможность входить в сношения с названными лицами как бы от себя, но под наблюдением назначенных для этого лиц, с целью получить банковые билеты, которые, по объяснению Иванисова, переделываются в Московском тюремном замке и оттуда сбываются. Волоколамский купеческий сын Александр Иванович Лазарев отправился вместе с Иванисовым в замок, где последний сначала познакомил его с Неофитовым под видом лица, желающего принять на себя защиту на суде кого-либо из арестантов, а затем объяснил Неофитову, что Лазарев согласен заложить полученные из замка билеты Рождественскому (лицо вымышленное). После продолжительных переговоров с Неофитовым Иванисов получил от него записку о том, чтобы он приехал в замок 4 февраля 1873 г., так как «защита готова». Вследствие этого Иванисов был отправлен в замок под наблюдением полицейского унтер-офицера Федора Чеботникова и по возвращении представил следователю полученный им от Неофитова переделанный вкладной билет Волжско-Камского коммерческого банка в 7 тысяч 300 рублей от 2 апреля 1872 года. Означенный билет Иванисов обещал передать Лазареву и добытые через него 2 тысячи рублей доставить Неофитову. 12 февраля 1873 года Иванисов и Лазарев получили в Московском тюремном замке от Неофитова и представили к следствию переделанный билет Московского купеческого банка в 60 тысяч рублей от 20 ноября 1862 года на предъявителя. Билет этот Лазарев взял у Неофитова для сбыта в контору какого-то указанного Иванисовым еврея. В обеспечение сбыта билета Иванисов выдал Неофитову расписку. Передача Неофитовым Лазареву и Иванисову вышеозначенных двух билетов в 7 тысяч 300 рублей и 60 тысяч рублей удостоверяется показаниями умершего обвиняемого Иванисова, свидетелей Лазарева и Чеботникова, а также приложенными к делу записками Неофитова к Иванисову. Из данных этих оказывается, что Неофитов, принимая Лазарева за лицо, желающее принять на себя сбыт переделанных билетов, вел с ним в присутствии Иванисова подробные переговоры об этом сбыте, причем из слов его можно было прямо заключить, что билеты подделываются и переделываются в тюремном замке, и он, Неофитов, получает их для сбыта от самих подделывателей. Неофитов между прочим предложил Лазареву поступить через его посредство на службу в один банк для того, чтобы похитить из него известную книгу и тем скрыть следы преступления. Сбывая переданные билеты ему, Неофитов, по словам Иванисова, называл их крадеными. За билет Волжско-Камского банка в 7 тысяч 300 рублей Лазарев отдал Неофитову девять купленных Иванисовым в конторе Марецкого 5-процентных банковых билетов, всего на 1 тысячу рублей. В получении билета с уплатою за него означенных 1 тысячи рублей наличными деньгами и 2 тысяч рублей впоследствии Лазарев выдал Неофитову расписку, подписанную вымышленным именем Рождественского. Все переговоры Неофитова с Иванисовым и Лазаревым и передача билетов происходили в часы свиданий арестантов с посторонними лицами, частью в комнате с решеткой, назначенной для этих свиданий, а частью в самой конторе тюремного замка. Иванисов, находившийся в то время под домашним арестом, незадолго перед тем содержался в замке и притом в одной камере с Неофитовым, который поэтому относился к нему с полным доверием и, по-видимому, в отрекомендованном ему Лазареве не подозревал намерения обнаружить сбыт переделанных билетов. 3 августа 1873 года лишенный по суду всех особенных прав состояния Иосиф Карлович Матусевич, ныне умерший, представил следователю весьма неискусно переделанный билет Промышленного банка в Москве на сумму 10 тысяч рублей сроком по 20 июля 1873 года. По объяснению Матусевича, билет этот был получен им через содержащегося в Басманской части Аркадия Верещагина, который, сделав в Промышленный банк вклад в 100 рублей, полученный из Банка билет отдал ему, Матусевичу, для переделки и сбыта. В квартире Матусевича этот билет был переделан в 10 тысяч рублей неизвестным Матусевичу лицом, которого с этой целью прислал к нему Верещагин, сделавший на билете во избежание присвоения его Матусевичем собственноручную подпись. Переделкою билета Верещагин остался весьма недоволен; все старания как его, так и Матусевича сбыть билет остались безуспешными, причем Матусевич, заметив, что Верещагин собирается выдать его с билетом судебному следователю 3 участка Москвы, решился сам представить билет судебному следователю 1 участка Москвы, в производстве которого уже находилось дело о переделке таких билетов. Вследствие изъявленного Матусевичем согласия вместе с содержащимся в Городской части арестантом Леонидом Плехановым оказывать содействие к получению из Московского тюремного замка переделываемых там банковых билетов он был неоднократно отправляем в замок под наблюдением помощника надзирателя Ионина с письмами и поручениями от Плеханова, а также и прямо от себя для того, чтобы заказать в замке и затем получить какие-либо переделанные билеты. Перед одним из последних таких отправлений Матусевича в замок, 14 сентября 1873 года, у него был произведен обыск, по которому у него под поясом найден был заклеенный сверток; в свертке этом оказался билет Московской сохранной казны 1873 года с явно вытравленным означением номера, числа, месяца, заложенного предмета, его оценки и суммы, выданной в ссуду. На вытравленных местах билета остались желто-оранжевые пятна. Привлеченный уже к делу в качестве обвиняемого Матусевич объяснил, что означенный билет он получил в замке 7 сентября 1873 года от арестанта Павловского, в свою очередь, получившего его от занимающегося сбытом переделанных билетов арестанта Зильбермана. По заказу Матусевича все наиболее важные места на билете были вытравлены, и уже в таком виде он к нему был доставлен. По сведениям, доставленным к делу Московским купеческим, Волжско-Камским и Промышленным банками, оказывается: 1) билеты Купеческого банка в 60 тысяч и 10 тысяч рублей переделаны из таковых же билетов другой стоимости, но какой именно, в точности определить невозможно. В этих билетах действительны только подписки должностных лиц банка, все же остальное переделано или написано вновь по вытравленным местам, и притом рукой, во многих отношениях неумелою, без соблюдения некоторых действующих в банке приемов при надписании билетов; 2) билет Волжско-Камского банка в 7 тысяч 300 рублей переделан из билета в 100 рублей, выданного 2 декабря 1872 года на имя неизвестного; в билете этом переделано или вновь написано все, кроме подписей должностных лиц; 3) билет Промышленного банка в 10 тысяч рублей переделан из билета в 100 рублей, выданного 24 июля 1873 года на имя неизвестного; в билете этом переделано и написано вновь все, кроме подписей должностных лиц, а также обозначения книги и листа.