Мы видели, таким образом, что из всех похищенных документов могла быть извлечена, а частью и была извлечена прямая выгода. Но все это можно было совершить при одном условии: при отсутствии всякого документального несомненного доказательства наличности у Занфтлебена тех или других документов; при таком доказательстве, при подробном списке всех наличных документов, всякий недочет в них всегда можно было бы проверить, и виновные в таком недочете были бы пойманы на первом же шагу. Такое несомненное доказательство, такой подробный список всех наличных документов остался после покойного, но он исчез теперь, его уже нет, и я утверждаю, что он был похищен. Это та вексельная книга, о которой здесь так часто и так много говорилось. Куда она девалась, как она пропала, никто не знает. Но зато с достоверностью известно и доказано, что она существовала в промежутке времени между 11 и 12 июня, то есть между увозом векселей с дачи Гартунгом и опечатанием их в его квартире Колпаковым и Николаем Занфтлебеном. В тот же промежуток и в тех же руках, руках Гартунга, она и исчезла. Кому же и зачем могло быть нужно ее исчезновение? Существенное, драгоценное значение этой вексельной книги доказывать почти нечего: между вами я вижу торговых людей, которые сразу поймут, что восстановить без этой книги наличность долгового имущества Занфтлебена ко дню его смерти совершенно невозможно; этого никак нельзя сделать по сохранившимся двум его счетным книгам: приходо-расходной, или кассовой, и алфавитной.

Покойный Занфтлебен был дисконтер, все состояние его осталось в векселях, в кассовую же книгу записывался приход и расход не по одним только векселям, а и по всем другим операциям покойного, по его личным, семейным и домашним счетам. Оставшимся книгам была произведена и бухгалтерская экспертиза, но эксперты наотрез отказались дать свое заключение о наличности имущества по этим книгам; эксперты прямо высказали, что между книгой кассовой и алфавитной нет никакой связи, что по количеству и свойству оставшихся после покойного долговых документов необходимо заключить, что была другая книга, в которой были записаны именно векселя, сумма каждого, векселедатель, дубликаты, отметки о платеже капитала и процентов, словом, все относящееся к каждой отдельной вексельной операции покойного. Целый ряд свидетелей, человек 10, в разное время видели эту вексельную книгу у Занфтлебена; если мы проследим этот ряд, то увидим, что он начинается с 1875 года и кончается последним днем перед кончиною Занфтлебена. Так, Крапоткин видел вексельную книгу в конце 1875 года, в декабре, Лезин в январе 1876 года, Лентовский и Жеребин в феврале, Спиро в марте, Жуков около того же времени, Стежинский уже в Леонове, на даче, за две недели до смерти Занфтлебена, а сын его Василий Занфтлебен утверждает, что она была у покойного до самой его смерти. Сама Ольга Петровна категорически признала перед вами, что вексельная книга была цела в момент смерти ее мужа и лежала на его письменном столе, куда же потом она исчезла, ей будто бы неизвестно. По единогласному удостоверению свидетелей, покойный до последней минуты с ней не расставался, он вел в ней сам свои заметки, хранил ее у себя на письменном столе, часто пересматривал и чуть ли не всем должникам своим говорил, что в случае смерти его книга эта будет служить единственным доказательством по их расчетам; так, например, в вексельной книге были все отметки о дубликатах и только по ней можно определить действительную сумму, данную покойным взаймы под вексель. Между тем как по кассовой книге было невозможно даже приблизительно проверить документы и установить наличность их, по вексельной книге во всякую данную минуту было весьма легко это сделать и притом с совершенною точностью. Книга эта велась таким образом, что совокупность записей незачеркнутых, т. е. векселей неоплаченных, всегда соответствовала наличности имевшихся у покойного в данную минуту документов. Ольга Петровна говорит, что в последнее время перед смертью Занфтлебена вексельная книга уже вышла из употребления и, замененная алфавитной книгой, была в грязном и ветхом виде; в подтверждение этого она даже сослалась на собаку, которая будто бы всегда таскала эту книгу. К сожалению, это такое указание, которое проверить мы никак не можем, что же касается до замены вексельной книги алфавитной, то обстоятельство это опровергается не только показаниями всех свидетелей, не только свойством и содержанием алфавитной книги, едва начатой, писанной рукой самой подсудимой и не имеющей ровно никакого значения, но даже и показанием той же Ольги Петровны, которая проговорилась, что до последнего времени вносила некоторые сведения в вексельную книгу, т. е. вела ее. Когда наследники 11 июня приехали на дачу, то Ольга Петровна на вопрос о вексельной книге ответила, что ее взял Гартунг, которому она передала все книги, оставшиеся после смерти мужа, в том числе и вексельную. Затем в квартире ген. Гартунга 12 июня произошел весьма интересный эпизод: когда Николай Занфтлебен спросил у него, где вексельная книга, подсудимый, не отрицая нахождения ее у него в руках, сказал, что передал ее Мышакову для того, чтобы выписать фамилии лиц, которых нужно было пригласить на похороны. Странные приглашения на похороны посредством вексельной книги! Поехал он к Мышакову вместе с ним самим, но у Мышакова оказалась вовсе не вексельная, а другая, совершенно ненужная, памятная книжка.

Два месяца спустя случилось другое происшествие, так же, как приведенный эпизод, доказывающее, что вексельная книга, увезенная с дачи Гартунгом, исчезла у него в руках. Один из должников и неплательщиков покойного, Федосеев, скрывался одно время от долгов у самого Гартунга, своего приятеля. В гостинице «Англия» он был настигнут наследником, Николаем Занфтлебеном, его поверенным Колпаковым и родственником Яблоновским; они, предъявив Федосееву поимочный лист, пригласили его следовать за ними и за сопровождавшими их полицейскими чиновниками в долговое отделение. Федосеев, конечно, не желая подвергнуться таким неприятным последствиям своего долга, заявил наследникам, что они неправильно взыскивают такую сумму его долга по векселям, так как он был должен их отцу гораздо меньше, а весь излишек долга произошел лишь оттого, что покойный брал с него дубликаты. Наследники заметили, что восстановить и определить этого теперь (это было в августе 1876 года) уже невозможно вследствие того, что пропала вексельная книга; тогда Федосеев сказал, что вексельная книга, как он слышал от Гартунга, цела, что она найдется и будет своевременно представлена. Почувствовав впоследствии, что у него вырвались слова, весьма неблагоприятные для его приятеля, Федосеев в своем показании при следствии поспешил объяснить, что он от самого Гартунга ничего о вексельной книге не слыхал и что уже сам он на основании заявления генерала о том, что ему известна сумма действительного его, Федосеева, долга, заключил о целости вексельной книги как существенного документа для определения этой суммы. Плохая, безотрадная для подсудимого, хотя и приятельская поправка! Подсудимый Алферов со свойственной ему откровенностью, когда дело идет не о нем, а о других, сообщил нам, что и он знал важное значение вексельной книги и что он, Алферов, даже совершенно убежден в ее уничтожении. Уж если Алферов убежден в этом, то как же нам не держаться того же убеждения, когда приходится судить самого Алферова, который также не совсем чужд пропаже этой книги, которому также весьма полезно было ее уничтожение для того, чтобы иметь возможность вместе с другими скрыть векселя от описи и воспользоваться разными связанными с этим выгодами. Итак, сомнения быть не может, что вексельная книга была похищена и уничтожена, и обвинение в этом падает на подсудимых Гартунга, Ольгу Занфтлебен и Мышакова с неотразимой роковой силой.

Уж после того, как по настоящему делу было начато предварительное следствие, Гартунгом были сделаны через Яковлева, друга Яблоновского, и других неоднократные попытки к примирению с потерпевшими; он старался покончить дело миром на таких условиях: Гартунг отказывался от звания душеприказчика, но с тем, чтобы наследники выдали ему обязательство, что никаких претензий по поводу имущества покойного они к нему не заявляют. Так вряд ли станет поступать невинный человек, сильный сознанием своей правоты; он презирает своих клеветников и не боится их, он не унижается до того, чтобы входить с ними в сделки, чтобы ценою отказа от своих законных прав и справедливых действий покупать примирение, чуть не вымаливать его...