— Передайте мадам Тремэн, что я не хочу ее здесь видеть до тех пор, пока сам не попрошу ее об этом. Женские слезы пока еще никого не возвращали с того света. Скорее наоборот…
Он не стал добавлять, что чаще всего, когда он видит женщину, плачущую от своих тайных мыслей, он сам делается больным… В ответ на его просьбу бальи только скривился:
— То, что я собираюсь ей сказать, достаточно сложно. Может так случиться, что она… неправильно поймет…
— Мне это безразлично! Но тут она не нужна!
Окно захлопнулось с такой силой, что задрожали стекла.
— Во всяком случае, — вздохнул старый моряк, — вполне возможно, что она и сама этого не захочет.
— Какая жуткая история! — вздохнул Феликс. — Когда я вернулся и жена рассказала мне, что Агнес выгнала своего мужа из дома, я не поверил своим ушам! Она не имела никакого права так поступать…
— Я знаю, и тем не менее примите во внимание то, что ее гордость была ущемлена в большей степени, чем сердце…
— Можете быть уверены, что я принимаю это во внимание и не стремлюсь оправдать Гийома. Он не должен был жениться, раз уж был так верен своей юношеской любви!
— Но мог ли он представить, что она так внезапно вернется? Судьба — это старая ведьма, от которой никогда не знаешь, чего ожидать в следующую минуту. Будем надеяться, однако, что нашему другу не придется за это расплачиваться слишком дорогой ценой…
Окно распахнулось опять, прервав его на полуслове.
— Не могли бы вы немного поторопиться? — проворчал доктор. — Сейчас не время и не место, чтобы вести долгие разговоры!
Не осмеливаясь сказать больше ни слова друг другу, мужчины поспешили расстаться…
Предполагая, что Агнес не ослушается доктора, даже если запрет будет высказан им в самой дипломатической форме, Сэн-Совер не ошибся. Молодая женщина бесстрастно выслушала его рассказ. Но бальи был прекрасным знатоком человеческой души и умел читать по глазам — зеркалу душевных переживаний у мужчин и особенно у женщин. И потому он понял, до какой степени она была потрясена, увидев, как Агнес задрожала и как померкли ее прекрасные серые глаза. Однако для него все это явилось признаком того что тучи на грозовом небосклоне рассеиваются.
— Имеет ли доктор Аннеброн достаточно веские основания запрещать мне подойти к изголовью мужа?
— Борьба, которую он ведет за спасение его жизни, очень трудна. Мне кажется, он боится увидеть вас в слезах…
— Если Гийом жив, у меня нет повода плакать. Я не хнычу по пустякам.
— Ах! Вы его не видели… Он очень… изменился, болезнь разрушила его. И чувства, которые овладеют вами…
— Об этом я буду судить сама. Так он все еще там?
— Что вы хотите этим сказать?
— Что я собираюсь приказать Потантену оседлать лошадь. Я еду в Амо-Сен-Васт…
Быстрым шагом она тут же направилась к двери гостиной. Бальи остался на месте как пригвожденный, но заметил при этом:
— Мне кажется, что вы допускаете ошибку… Если только вы не вознамерились увидеть своими глазами, до какой степени вы отомщены.
— Вы так мало уважаете меня?
На этот раз ее взгляд был похож на взгляд раненого зверя.
Бальи смутился и отвел глаза.
— Постарайтесь меня простить!.. Я только хотел пощадить вас. Эти долгие месяцы сомнений и неуверенности не смогли убить вашу душу вопреки той холодности, которую вы напускаете на себя.
Обернувшись на его слова и почти бегом вернувшись туда, где он стоял, она запечатлела легкий поцелуй на его щеке, которую давно надо было как следует побрить:
— Благодарю вас за то, что вы понимаете это… тем не менее это не изменит моего решения: я еду!
— Хотите, чтобы я поехал с вами?
— Конечно, нет! Вы промокли и устали. Совершенно очевидно, что вам необходимо сейчас переодеться и подкрепиться. Клеманс приготовит вам все необходимое…
В самом деле, внезапный дождь настиг бальи, когда он шел от доктора Аннеброна. Этот дождь превратил в грязное месиво дорогу, которая вела через поля в Ла Пернель. Он пришел в поместье таким усталым, что мечтал только добраться до кресла, стоявшего где-нибудь рядом с камином. Поэтому его предложение сопровождать мадам Тремэн было отчасти проявлением героизма, но он на нем не настаивал. Да к тому же этот доктор, показавшийся ему похожим на медведя, смог бы справиться и сам в случае чего…
Поднимаясь к себе в комнату тяжелыми, усталыми шагами, он подумал, что годы его уже не те, что, по всей вероятности, близок час, когда ему придется отказаться от поиска приключений. В другие времена он попросил бы отставку в одном из отделений Ордена, призванном служить Богу и заботиться о благе организации, и провел бы остаток дней в своем старом поместье. Но сейчас это было совершенно исключено. Больше не существовали богатства церкви и тем более те, что принадлежали Мальтийскому ордену. По крайней мере речь шла о тех, которые располагались на территории Франции. Оставалось принести себя в жертву королю, который в настоящее время очень нуждался в верных людях. И отныне он решил полностью посвятить себя служению его величеству. А здесь в его присутствии больше не было необходимости: Тремэн отыскался. Суждено ему выжить или умереть? Однако Агнес должна возложить на свои плечи всю ответственность за дом и хозяйство. Ну а ему предстоит уехать. Конечно, он был немного огорчен тем, что ему не удалось выполнить свои обязательства перед друзьями во Французском Салоне — дворянами, которые уже давно, еще до того как трон оказался в опасности, объединились в кулак, чтобы посвятить себя монархической идее, перед лицом нарождающихся новых идей, ветров, принесенных из Америки.
Еще год назад эти люди рассчитывали вывезти Луи XVI-го и его семью в лагерь Жалес в Виварэ, где они собирали войска. Но этот замысел не удался из-за королевы, которая рассчитывала найти прибежище за границей. Предупрежденные — теперь их следовало называть именно так — поняли, что ей нельзя доверять: ни ей, ни ее связям во дворце Тюильри, осуществлявшимся через сестру короля, мадам Элизабет по прозвищу Ангел.
Этот новый проект касался Нормандии, откуда было легко в случае приближающейся опасности убежать в Англию, в Ирландию, в Голландию или даже в Америку. К несчастью, им недоставало денет, которых нужно было много и срочно… Мадам Элизабет была в курсе того, что ее свояченица не без интереса относится к проекту плана, разработанного графом де Ферзеном, своим самым близким другом, и предусматривающего переправку королевской семьи к восточным границам в направлении Австрии. Если король предпочтет этот план, одному Богу известно, что может случиться во время этого долгого перехода по территориям, к тому же не очень надежным! А Нормандия достаточно независима и долго еще может быть не втянута в революционный водоворот… В любом случае пора возвращаться в Париж, и чем быстрее, тем лучше. Должно быть, там думают, что он уже мертв!
Лежа в своей кровати, бальи старался отогнать от себя эти грустные мысли и принялся читать про себя молитвы. Справедливости ради надо признать, что это помогло ему крепко заснуть…
Тем временем Агнес, управляя лошадью, впряженной в легкий кабриолет (она давно уже привыкла путешествовать так одна), приближалась к жилищу доктора Аннеброна под проливным дождем. В пути ее настигла ночь. Ночь была совершенно черной, с трудом можно было различить по сторонам редко мелькающий свет от свечей через щели прикрытых ставень или желтый огонь маяка в Гатвиле, видимый издалека с левой стороны. Несмотря на то, что время было еще не позднее, в деревушке, казалось, все давно спали. По сравнению с ней дом доктора выглядел ослепительно сияющим. Наверное, из-за того, что Сидони забыла поставить ставни.
Шум въезжающего во двор кабриолета привлек ее внимание, и она вышла на крыльцо, держа над головой фонарь. Ей достаточно было одного быстрого взгляда, чтобы узнать вновь прибывшую, и, даже не доставив себе труда пригласить ее в дом, Сидони развернулась и почти бегом засеменила в дом, впрочем, оставив открытой входную дверь. Агнес, взбежав вслед за ней по ступенькам небольшого крыльца и войдя в вестибюль, выложенный мраморной плиткой, услышала, как та раздраженно объявила:
