Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ингу тем более будет рад согласиться, что его кумой станет госпожа де Бугенвиль. Я думаю, что она великолепно представит всю аристократию: некоторым образом эта пара — символ нового мира!

«Во всяком случае, странная пара», — думала Агнес, следуя за ней по пути в церковь. Будучи плохо подобранной, ей удавалось тем не менее выглядеть достаточно гармонично, из-за природной элегантности, разумеется!..

Ее собственная рука покоилась на руке Бугенвиля, который, когда не говорил о себе самом, умудрялся подбирать весьма изысканные комплименты. Конечно же, искренние, так как в этот день Агнес ощущала себя красавицей. Платье из плотного бледно-голубого атласа под цвет несколько загадочного оттенка ее глаз очень шло ей. Обвивавшая ее лента стягивала талию, которая могла бы быть талией совсем молоденькой девушки, а не матери двоих детей. Большой платок из белого муслина с оборками окутывал ее плечи и сходился на поясе под букетиком бледных роз, приколотых под прелестным декольте. Такие же розы украшали большую соломенную шляпу, покоившуюся на густых черных и блестящих волосах, высоко приподнятых над большим лбом, на котором тонкие брови, казалось, были нарисованы тушью по коже, имевшей матовую белизну лепестка камелии. В этой прекрасной молодой женщине, незаметно расцветшей из-за материнства, мало что осталось от «дикой кошки», которую Гийом Тремэн приметил в один прекрасный вечер в Валоньи. Разве только нервозность и тревожное выражение, появлявшееся слишком часто в ее взгляде.

Только что, когда она появилась в салоне, Тремэн сделал комплимент своей жене за ее элегантность и красоту. Однако Агнес только наполовину была удовлетворена этим: она предпочла бы словам один из этих пылких взглядов, которые заставляли гореть рыжеватые глаза ее супруга и который за последние три года она встретила лишь один раз: в тот августовский вечер прошлого года, когда был зачат Адам. Долгое время до этого Гийом не дотрагивался до нее…

Агнес признавала, что вина в основном была ее. Она очень сожалела, что в тот сентябрьский вечер, такой теплый и благоприятствующий любви, она оттолкнула Гийома из-за боязни вновь оказаться беременной. Он так быстро покинул ее. Сразу же пошел на конюшню, оседлал лошадь и галопом помчался по дороге на Гранвиль. Разумеется, чтобы там излить свою душу на груди Вомартэна, этого судовладельца, которого госпожа Тремэн не любила! Только по бешеному стуку копыт Али можно было понять, с каким гневом он унесся в ночь…

Однако в тот момент Агнес не слишком встревожилась. Она знала страсть Гийома к долгим поездкам верхом — он ненавидел ездить в экипаже — и думала, что после двух-трех дней, проведенных у своего друга, он вернется. Тем не менее прошло целых пятнадцать, когда по плитам вестибюля зазвенели его властные шаги. После столь долгого отсутствия его супруга успела подогреть свой гнев.

— Я уже не надеялась вас больше увидеть! — бросила она, как только он переступил порог маленького салона, где она вышивала.

Без малейшего смущения он наклонился, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на ее лбу, и улыбнулся той улыбкой фавна, которая вызывала у Агнес противоречивое желание дать ему пощечину и броситься в его объятия.

— У меня было столько дел, что я не заметил, как промчались дни, — ответил он с непринужденностью, показавшейся ей неприятной. — Будете ли вы настолько добры, чтобы простить меня?

— А разве возможно поступить по-другому? При условии, конечно, что вы в подробностях расскажете мне о ваших увлекательных похождениях.

Гийом сделал неопределенный жест, сложив на мгновение свое большое туловище, сел в хрупкое, низкое и широкое кресло, вытянул длинные ноги и вздохнул:

— Много поездок я совершил в районе Гранвиля и даже ездил на острове Шосей, чтобы посмотреть, что можно извлечь из этих плешивых скал… А потом прибыл один из наших каперов с прекрасной добычей. Мы с Вомартэном организовали праздник в честь наших моряков…

— Не хотите ли вы сказать, что танцевали? И что наконец решили снять ваши сапоги?

Манера Гийома обуваться поддерживала скрытую войну между ним и его супругой. Тремэн всегда ненавидел ансамбль, состоящий из коротких штанов, шелковых чулок и туфель с пряжками. В тон своих костюмов он заказывал из кожи или замши сапоги выше колен, мягкие, как перчаточная кожа, что было, по его словам, элегантнее и удобнее. Английская мода, которая некоторое время тому назад произвела фурор во Франции, отчасти подтверждала его правоту, и хотя он по-прежнему ненавидел Альбион, но с удовольствием принимал одежду, которая больше соответствовала его пристрастию к строгости и непринужденности. Он начал весело смеяться, что удивило его жену: какова была причина этой радости?

— Я не снимал сапог, но танцевал! — ответил он. — Надо же было открыть бал с госпожой де Вомартэн. Успокойтесь, ни у нее, ни у пальцев ее ног не было повода жаловаться. Я, наверное, совершенствуюсь…

— Кстати! Вы никогда мне не описывали эту госпожу де Вомартэн? Какая она?

— Достаточно красивая, чтобы нравиться своему супругу, но недостаточно, чтобы соблазнить меня. Вы успокоились? А теперь извините меня! Я хотел бы избавиться от пыли, поцеловать дочь и отдохнуть немного перед ужином…

Он рывком поднялся, ничем не выдавая своей крайней усталости, снова наклонился, чтобы поцеловать жену в нос, и исчез за дверьми салона. В этот вечер Агнес, преображенная смутным предчувствием, очень красиво оделась к ужину, попросив предварительно Клеманс добавить к меню ужина омлет с трюфелями, который так безумно любил муж.

Вечер был прелестным. В платье из шелка в ярко-желтую полоску, смелое декольте которого было едва прикрыто — и с каким искусным притворством! — легкой гирляндой из зеленых и золотистых листьев, похожей на ту, что скользила в густых темных волосах, Агнес была донельзя соблазнительной, и Гийом сделал ей искренний комплимент. Однако, когда на пороге своей комнаты молодая женщина подставила мужу губы для поцелуя, он едва коснулся их.

— Разве так меня нужно поцеловать после столь долгого отсутствия? — мягко упрекнула она, положив руки на грудь Гийома, который взял их в свои, чтобы поцеловать ладони.

— Именно так целует изнуренный мужчина, которому крайне необходима ночь сна. Извините меня!.. Кроме того, напоминаю вам, что вы должны беречь себя. Разве вы не говорили мне две недели назад, что нуждаетесь еще в нескольких месяцах целомудрия?

— А вы стараетесь меня за это наказать? Забудьте эту осторожность, возможно чрезмерную, мой дорогой!..

— Ни в коем случае! Это я… слишком поторопился. Зная, что вы вынесли, я понял, что должен быть более благоразумным…

— А если я не хочу быть больше благоразумной?

— Было бы жестоко вынуждать меня быть им за двоих… Спите спокойно, мой ангел!

Она не сомкнула глаз. Чтобы неутомимый, неодолимый Тремэн почувствовал вдруг необходимость в «ночи сна» после каких-то двадцати пяти лье верхом, вот что было новым! И немного тревожным. Тем не менее молодая женщина успокоила себя мыслью, что он продолжал сердиться на нее, не желая того признавать, за отказ, после которого он бежал в Гранвиль. Самым простым было, несомненно, продолжать свою затею с обольщением, чтобы посмотреть, сколько времени он продержится…

Он продержался до Рождества. К сожалению, у Агнес не было ни малейшего основания гордиться победой. Это отнюдь не была капитуляция! В этот день Тремэн имел обыкновение собирать за столом всех своих друзей из Сен-Васт-ла-Уга и Ридовиля. Это был веселый праздник, без протокола, гораздо более похожий на крестьянские увеселения, чем на светские празднества, устраиваемые в духе Версаля в Валони, где большинство владельцев окрестных замков зябко пережидало плохое время года в своих особняках. Тем не менее кухарка Клеманс Белек была приглашена, чтобы проявить весь свой талант, как если бы речь шла о приеме губернатора Нормандии. Подавалось много напитков, и гости не довольствовались только лишь сидром. Пробки от шампанского хлопали так же бойко, как и пробки от сидра, перевязанные латунной проволокой. Застолье переросло в веселую пирушку, впрочем, вполне приличную, но совершенно не нравившуюся хозяйке дома.

3
{"b":"3134","o":1}