которым мы постигаем существование сотворенных вещей так, как они пребывают в действительности. Отсюда ясно следует, что

между длительностью и целостным существованием вещи различие

состоит лишь в точке зрения (Ratione), так как то, что отвлекается от

длительности вещи, с необходимостью отвлекается и от ее

существования. Чтобы определить длительность данной вещи, мы

сравниваем ее с длительностью вещей, имеющих прочное и

определенное движение, и это сравнение называется временем.

Поэтому время не состояние вещей, но только модус мышления, т.е., как мы сказали, мысленное бытие. Оно есть модус мышления, слу-

2

78

жащий для объяснения длительности. Здесь следует заметить, что

будет полезно нам далее при объяснении вечности, что длительность

представляется большей и меньшей и как бы состоящей из частей и

что она лишь атрибут существования, а не сущности.

ГЛАВА V

О ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ, ПОРЯДКЕ И Т.Д.

И

з того, что мы сравниваем вещи между собой, возникают некоторые

понятия, которые, однако, вне вещей не представляют ничего, кроме

модусов мышления. Это очевидно из того, что если бы мы захотели

их рассматривать как вещи, находящиеся вне мышления, то ясное

понятие, которое мы о них имеем, тотчас превратилось бы в смутное. Т

акие понятия суть: противоположность, порядок, согласие, различие, субъект, предикат и еще некоторые другие. Эти понятия

ясно представляются нами, пока мы их не воспринимаем как нечто, отличное от сущности вещей, противоположных или расположенных

в порядке, но считаем их лишь модусами мышления, посредством

которых мы их легче удерживаем или представляем. Поэтому я не

считаю необходимым говорить об этом более, но перехожу к так

называемым трансцендентальным терминам.

ГЛАВА VI

О ЕДИНОМ, ИСТИННОМ И ДОБРОМ

Э

ти термины считаются почти всеми метафизиками за самые общие

состояния сущего; они говорят, что всякое существо (бытие) едино, истинно и добро, даже когда никто о нем не думает. Однако мы

увидим, что следует под ними разуметь, когда мы рассмотрим

каждый из этих терминов.

Е

динство. Начнем с первого, т.е. единого. Говорят, что этот термин

обозначает нечто действительное вне разума, но нельзя указать, что

именно оно прибавляет к сущему. Это ясно показывает, что здесь

смешивают мысленное бытие с действительным благодаря чему ясно

2

79

понятое становится смутным. Мы же утверждаем, что единство

никоим образом не отличается от самой вещи и ничего не прибавляет

к сущему, а есть лишь модус мышления, посредством которого мы

отделяем вещь от других вещей, которые подобны ей или

согласуются с ней каким-либо образом.

М

ножественность. В каком смысле бог может быть назван единым

(unus) и в каком смысле единственным (unicus). Единству

противопоставляется множество, которое также ничего не

прибавляет к вещам и представляет лишь модус мышления, как мы

ясно и отчетливо понимаем это. Я не вижу, что еще остается сказать

о столь ясном предмете. Необходимо только отметить, что бог, поскольку мы его отделяем от других существ, может быть назван

единым; но, поскольку мы постигаем, что не может быть многих

видов бытия (plures esse), обладающих его природой, он может быть

назван единственным. Но, если бы мы захотели точнее исследовать

дело, то я мог бы показать, что бог может быть лишь неточно назван

единым и единственным. Однако для тех, которые заботятся о вещи, а не о словах, этот вопрос не имеет большой и даже никакой

важности. Поэтому мы оставляем это и переходим ко второму

термину, в котором я также тщательно укажу все то, что в нем

ложно.

З

начение выражений «истинное» и «ложное» у толпы и у

философов. Чтобы правильно понять оба выражения: «истинное» и

«ложное», мы начнем со значения слов, откуда станет ясно, что они

лишь внешние наименования вещей и могут быть приложены к ним

лишь риторически. Но, поскольку слова сначала находятся толпой, а

затем употребляются философами, тому, кто ищет первого значения

слова, надлежит узнать, что это слово обозначало сначала у толпы; особенно, когда нет других оснований, которые могли бы быть

заимствованы из природы языка для исследования этого смысла. По-

видимому, первое значение слов «истинный» и «ложный» возникло

из рассказов: истинным называли рассказ, который касался факта, действительно совершившегося, а ложным — рассказ, который

касался факта, нигде не имевшего места. Философы же потом

пользовались этим словом для обозначения согласия или несогласия

идеи с ее объектом (ideatum). Поэтому истинной называется та идея, которая показывает нам вещь так, как она суще-

2

80

ствует сама по себе, а ложной та, которая представляет нам вещь

иначе, чем она существует в действительности. Ибо идеи суть не что

иное, как рассказы или умственные истории природы (historiae naturae mentales). Отсюда эти слова затем метафорически перенесены

на немые предметы. Так, мы называем золото истинным (настоящим) или ложным (поддельным), как будто оно само нам рассказывает, что оно представляет само по себе или чего не представляет.

И

стинное не есть трансцендентальный термин. Поэтому полностью

заблуждаются те, которые считают «истинное» трансцендентальным

термином или состоянием сущего. Скорее, оно может применяться к

самим вещам, но лишь не точно или, если угодно, риторически.

О

различии между истиной и истинной идеей. Далее, если спросят, что такое истина независимо от истинной идеи, то надо также

спросить, что такое белое без белого тела, так как то и другое

относятся между собою одинаковым образом.

О

причине истинного и причине ложного мы уже трактовали выше, поэтому мне нет необходимости что-либо прибавить и даже

сказанное здесь было бы излишне, если бы писатели не запутались в

подобных пустяках до такой степени, что они не могли бы из них

выбраться, ища наудачу трудности там, где их нет.

К

аковы свойства истины? Достоверность не находится в вещах.

Свойства истины или истинной идеи суть: 1) что она ясна и

отчетлива, 2) что она устраняет всякое сомнение или, одним словом, достоверна. Кто ищет достоверности в самих вещах, ошибается так

же, как если бы искал в них истину. И когда мы говорим, что вещь

недостоверна, мы риторически принимаем объект (ideatum) за идею, так же как называем вещь сомнительной; впрочем, если под

недостоверностью мы не разумеем случайность или вещь, вызывающую в нас недостоверность или сомнение. Нет оснований

долее задерживаться на этом; мы переходим к третьему термину, где

также объясним, что следует разуметь под его противоположностью. «

Добро» и «зло» употребляются лишь в относительном смысле.

Вещь, рассматриваемая сама по себе, не называется ни доброй, ни

злой, но может быть названа так лишь в отношении к другой вещи, которой она способствует достигнуть то, что она любит, или

наоборот. По-

2

81

этому одна и та же вещь в различных отношениях и в одно и то же