оснований. Так как он обещал своему ученику преподавать

философию Декарта, то для него было вопросом совести не

отступать от его воззрений ни на вершок и не продиктовать что-

либо, не соответствующее или даже противоречащее его учению.

Поэтому не следует предполагать, что он высказывает здесь свои

собственные взгляды или лишь те воззрения Декарта, которые он сам

одобряет. Хотя некоторые из этих воззрений Декарта он признает

истинными, а некоторые положения, как он откровенно заявляет, прибавляет от себя, однако здесь находится многое, что автор

отвергает как ложное и в чем он держится другого мнения. Одним из

многих примеров этого, между прочим, является то, что сказано о

воле в схолии к теореме 15 первой части «Основ» и главе XII второй

части «Приложения» (хотя доказательства ведутся здесь с большей

тщательностью и подробностью). Ибо, по его собственному мнению, воля не отличается от рассудка и не одарена свободой, которой ее

наделяет Декарт. Именно здесь Декарт (как это явствует также из

четвертой части его «Рассуждения о методе», из второго

«Размышления» и из других мест), не приводя доказательства, допускает, что человеческая душа безусловно мыслящая субстанция.

Между тем наш автор, хотя и признает, что в мире существует

мыслящая субстанция, однако оспаривает, что она образует

сущность человеческой души. Он скорое придерживается того

взгляда, что как протяжение не ограничено никакими пределами, так

и мышление не имеет никаких границ. Поэтому, как человеческое

тело не представляет безусловного протяжения, но ограничено

определенным образом по законам протяженной природы

движением и покоем, так, заключает он, и дух, или душа человека, не

является мышлением безусловным, а известным образом

ограниченным идеями по законам мыслящей природы.

Существование мысли становится необходимым, как только

человеческое тело начинает существовать. На основании этого

определения, как он думает, нетрудно доказать, что воля не

отличается от разума и далека от того, чтобы обладать свободой, приписанной ей Декартом. Даже ее способность утверждать и

отрицать, по его мнению, лишь воображаемая, ибо помимо и вне

идей утверждение и отрицание ничего собой не представляют. Что

же касается остальных способно-

1

80

стей, таких, как рассудок, влечение и т.д., то, по его мнению, они

должны причисляться к воображаемым сущностям или по крайней

мере к понятиям, которые мы образуем путем отвлечения, как, например, понятия человечества, каменистости и другие того же

рода.

Я

не могу также обойти молчанием, что употребляемое в некоторых

местах выражение «то или иное превосходит человеческое

понимание» относится сюда же, т.е. оно употребляется лишь в

смысле Декарта, и его не следует понимать так, будто автор

высказывает это как свое собственное мнение. По мнению автора, не

только все это, но и еще более высокое и более тонкое может быть

точно и ясно понято и, более того, даже без труда объяснено, если

только наш ум для исследования истины и познания вещей пойдет по

другому пути, чем тот путь, который был открыт и испытан

Декартом. Поэтому, по его мнению, заложенные Декартом основания

наук и то, что он на них построил, недостаточны, чтобы распутать и

разрешить все затруднительные вопросы, возникающие в

метафизике, но необходимы еще другие, для того, чтобы поднять

наш разум на вершину познания.

Н

аконец (чтобы закончить это предисловие), нам хочется напомнить

читателям, что они не должны упускать из виду, что все эти

исследования публикуются лишь с целью найти и распространить

истину и побудить людей к изучению истинной, настоящей

философии. Поэтому я прошу всех: прежде чем браться за чтение

этой книги, чтобы извлечь из нее все богатые плоды (чего я им

желаю от всего сердца), восстановить некоторые пропуски и

тщательно исправить вкравшиеся опечатки, которые иногда таковы, что препятствуют пониманию доказательств и подлинных мнений

автора, как легко убедиться в этом из их списка.

К КНИГЕ

Сочтем ли мы тебя рожденной высшим духом,

Иль из источника Декарта ты исходишь,

Того, что ты вещаешь, ты одна достойна,

И слава образца тебя не озаряет.

Смотрю ли я на гений твой, иль на ученья,

Я должен твоего творца вознесть до неба.

Ты не имеешь образца до сей поры,

И образец тебе не нужен, дивный труд;

И сколь Декарт Спинозе одному обязан,

Спиноза тем обязан самому себе.

И

. Б. М. Д. 5

П

ЕРВАЯ ЧАСТЬ

В

ВЕДЕНИЕ

П

режде чем обратиться к теоремам и их доказательствам, нужно, мне

кажется, кратко изложить, почему Декарт во всем сомневался, каким

путем он достиг надежных оснований наук и каким способом он, наконец, освободился от всех сомнений. Я привел бы все это в

математическую форму, но необходимые для этого подробности, по

моему мнению, здесь скорее помешали бы правильному пониманию, учитывая тем более, что сейчас надо охватить все одним взглядом, как на картине.

И

так, чтобы по возможности предусмотрительно продвигаться в

познании вещей, Декарт попытался:

1)о

ставить все предубеждения,

2)н

айти основания, на которых можно все построить,

3)о

ткрыть причину заблуждений,

4)р

ассмотреть все ясно и отчетливо.

Ч

тобы достигнуть первого, второго и третьего, он и начинает во всем

сомневаться, но не как скептик, который не имеет другой цели, кроме сомнения, но чтобы таким образом освободить свой ум от всех

предрассудков и, наконец, отыскать прочные и непоколебимые

основания наук, которые, в случае если они существуют, не могли

бы от него ускользнуть. Ибо истинные принципы наук должны быть

столь ясны и достоверны, что они не нуждаются в дальнейшем

доказательстве, что они совершенно свободны от опасности

сомнения и что без них ничего не может быть доказано. Декарт

нашел их в результате продолжительных сомнений, после чего ему

уже было нетрудно различать истину от лжи и открыть причины

1

85

заблуждения. Так он предохранил себя от того, чтобы принимать

что-либо ложное или сомнительное за истинное и достоверное.

Н

о, для того чтобы достигнуть четвертого и последнего, т.е. понимать

все ясно и отчетливо, он придерживался основного правила: перечислить все простые идеи, из которых слагаются остальные, и

испытать каждую из них в отдельности. Ибо, полагал Декарт, если

бы он только мог ясно и отчетливо воспринимать простые идеи, то

он, без сомнения, столь же ясно и отчетливо понял бы и все другие, которые слагаются из этих простых. Сделав это вступление, я

намерен кратко объяснить, как Декарт подверг все сомнению, как

нашел истинные начала наук и как он освободился от всех

затруднений сомнения.

С

омнение во всем. Прежде всего он внимательно рассматривает все, полученное посредством чувств, как-то: небо, землю и т.п., а также

собственное тело, т.е. все, что он до сих пор считал действительным.

Он сомневается в достоверности этих предметов, потому что

замечал, что чувства его иногда обманывали, а во время снов он

часто бывал убежден, что вне его действительно находилось многое

такое, что потом оказывалось обманом; и, наконец, он сам слышал

даже от бодрствующих, как они жаловались на боли в давно

отсутствующих членах. Поэтому он не без основания мог

сомневаться даже в существовании своего тела и из всего этого