составляют только человеческие вымыслы. Надеюсь, что это уже
достаточно ясно как из указания тех оснований и причин, из которых
берет начало означенный предрассудок, так и из т. 16 и кор. т. 32, не
говоря уже обо всем том, посредством чего я доказал, что в природе
все происходит в некоторой вечной необходимости и в высочайшем
совершенстве. Прибавлю только к этому, что означенное учение о
цели совершенно извращает природу. На то, что на самом деле
составляет причину, оно смотрит, как на действие, и наоборот; далее, то, что по природе предшествует, оно делает последующим, и, наконец, то, что составляет высочайшее и совершеннейшее, оно
делает самым несовершенным. В самом деле (опуская оба первых
пункта, которые ясны сами собой), из т. 21, 22 и 23 явствует, что то
действие есть самое совершенное, которое производится
непосредственно богом, и чем больше нужно посредствующих
причин для того, чтобы что-либо произошло, тем оно
несовершеннее. Если же вещи, непосредственно произведенные
богом, были бы сотворены ради достижения богом своей цели, то
вещи самые последние, ради которых были сотворены первые, необходимо превосходили бы все другие. Далее, это учение
уничтожает совершенство бога; ибо если бог творит ради какой-либо
цели, то он необходимо стремится к тому, чего у него нет. И хотя
теологи и метафизики делают различие между целью, преследуемой
вследствие нужды в ней, и целью уподобления, однако они
сознаются, что бог все создал только для себя, а не ради вещей, имеющих быть сотворенными, ибо до творения они не могут указать
3
97
ничего, кроме самого бога, ради чего бог действовал бы.
Следовательно, они необходимо должны согласиться, что бог был
лишен того, для чего он хотел приготовить средства, и желал этого, как это само собой ясно. Нельзя пройти здесь молчанием также и
того, что сторонники этого учения, желавшие похвастаться своим
умом в указании целей вещей, изобрели для оправдания означенного
своего учения новый способ доказательства, именно приведения не к
невозможному, а к незнанию; а это показывает, что для этого учения
не оставалось никакого другого средства аргументации. Если бы, например, с какой-либо кровли упал камень на чью-нибудь голову и
убил его, они будут доказывать по этому способу, что камень упал
именно для того, чтобы убить человека; так как если бы он упал не с
этой целью по воле бога, то каким же образом могло бы случайно
соединиться столько обстоятельств (так как часто их соединяется
весьма много)? Вы ответите, может быть, что это случилось потому, что подул ветер, а человек шел по этой дороге. Однако они будут
стоять на своем: почему ветер подул в это время? почему человек
шел по этой дороге именно в это же самое время? Если вы опять
ответите, что ветер поднялся тогда потому, что море накануне
начало волноваться при спокойной до тех пор погоде, а человек был
приглашен другом, они опять будут настаивать, так как вопросам нет
конца: почему же море волновалось? почему человек был приглашен
в это время? И, таким образом, не перестанут спрашивать о причинах
причин до тех пор, пока вы не прибегнете к воле бога, т.е. к asylum ignorantiae (убежище незнания). Точно так же они приходят в
изумление при виде строения человеческого тела и, но зная причин
такого искусного произведения, заключают, что оно создано и
устроено таким образом, что одна часть не причиняет вреда другой, не механическими силами, а божественным или сверхъестественным
искусством. Отсюда и происходит, что кто ищет истинных причин
чудес и старается смотреть на естественные вещи как ученый, а не
удивляться им, как глупец, — того повсюду считают и
провозглашают еретиком и нечестивцем те, перед кем толпа (vulgus) преклоняется, как перед истолкователями природы и богов. Они ведь
знают, что при уничтожении невежества уничтожается также и
изумление, т.е. единственное доступное для них средство для
доказательства и охранения их авторитета. Однако остав-
3
98
ляю это и перехожу к третьему пункту, который решил рассмотреть
здесь.
П
осле того как люди убедили себя, что все, что происходит, происходит ради них, они должны были считать главным в каждой
вещи то, что для них всего полезнее, и ставить выше всего другого
то, что действует на них всего приятнее. Отсюда они должны были
образовать понятия, которыми могли бы выражать природу вещей, как то: добро, зло, порядок, беспорядок, тепло, холод, красота, безобразие и т. д. К так как люди считают себя свободными, то
возникли понятия о похвальном и постыдном, грехе и заслуге. Об
этих последних я скажу ниже после исследования человеческой
природы, первые же вкратце объясню здесь.
В
се то, что способствует их благосостоянию или почитанию богов, люди назвали добром, противоположное ему — злом. А так как не
понимающие природы вещей ничего не утверждают относительно
самих вещей, но только воображают их и эти образные
представления считают за познание, то, не зная ничего о природе
вещей и своей собственной, они твердо уверены, что в вещах
существует порядок. Именно, если вещи расположены таким
образом, что мы легко можем схватывать их образ в чувственном
восприятии и, следовательно, легко припоминать их, то мы говорим, что они хорошо упорядочены, если же наоборот — что они находятся
в дурном порядке или в беспорядке. А так как то, что мы легко
можем вообразить, нам приятнее другого, то люди порядок ставят
выше беспорядка, как будто бы порядок составлял в природе что-
либо независимо от нашего представления, и говорят, что бог все
сотворил в порядке, и таким образом, сами того не зная, приписывают богу воображение, если только не думают, что бог, заботясь о человеческом воображении, расположил все вещи таким
образом, чтобы они как можно легче могли быть воображаемы. Их
не смутит, пожалуй, существование бесконечно многого, что далеко
превосходит наше воображение, и весьма многого, что сбивает его с
толку в его бессилии. Но об этом довольно.
О
стальные понятия также составляют не что иное, как различные
способы воображения, что, однако, не препятствует незнающим
смотреть на них, как на самые важные атрибуты вещей; ибо, как мы
уже сказали, они уверены, что все вещи созданы ради них, и
называют природу какой-
3
99
либо вещи хорошей или дурной, здоровой или гнилой и
испорченной, смотря по тому, как она на них действует. Так, например, если движение, воспринимаемое нервами от предметов, представляемых посредством глаз, способствует здоровью, то
предметы, служащие причиной этого движения, называются
красивыми. В противном случае они называются безобразными.
Далее, то, что действует на чувство через ноздри, называют
благовонным или вонючим, что действует через язык — сладким или
горьким, вкусным или невкусным, через осязание — твердым или
мягким, тяжелым или легким и т.д. Что, наконец, действует на ухо, про то говорят, что оно издает шум, звук или гармонию. Последняя
так обезумила людей, что они стали верить, будто и сам бог также
услаждается ею. Существуют также философы, убежденные, что и
небесные движения образуют гармонию 9. Все это достаточно
показывает, что каждый судил о вещах сообразно с устройством