Меня сразу поместили в изолятор – так по старой привычке называю помещение для заболевших. Первое, что я сделала – посетила душ и долго стояла под струями. Вода била в меня, снимая вместе с грязью и напряжение, я физически чувствовала, как оно уходит. Уже чистая и одетая в ночнуху, решилась, наконец, взглянуть на себя в зеркало – до этого не осмеливалась, боязно было. И правильно боялась, лучше бы и не смотрела вовсе: увидела изможденную, страшненькую, какую-то одновременно опухшую и худую физиономию, синеватого оттенка. Детей можно пугать. Только хотела расстроиться – как услышала скребки в дверь моей ванной. Открыла – а там Кэтрин собственной персоной! Причем выглядит нисколько не лучше меня, такая же уродина! Я не сдержалась и бросилась в порыве чувств ей на шею и мы обнялись как следует, даже в носу у меня защипало подозрительно. Радостно сообщила, что их тоже сегодня освободили и недавно привезли сюда, они с англичанкой лежали в соседней палате и видели, как меня привели. Та, кстати, стояла сейчас «на шухере», чтоб охрана не засекла. Не долго думая, она перетащила мой матрас с бельем к ним – я ведь все равно сплю на полу. С англичанкой (черт, забыла, как ее зовут даже – вроде Нора?) встретилась уже не так сердечно, более сдержанно и церемонно, но радость в глазах была и тут обоюдная.

И мы славненько без помех проговорили полночи. Другие двое заложников не захотели вернуться сюда, отправились сразу к себе домой, а Джон уже давно был в лагере со всеми. Сначала они набросились с вопросами на меня, я изложила как по писаному ту же версию, что и террористам, до того момента, когда меня забрала полиция. А потом, сказала, неделю сидела в каком-то подвале. Так теперь всем и буду рассказывать. Во время моего рассказа Кэтрин как-то хитро поглядывала на меня – наверняка, подозревает или даже знает много больше, ей же положено.

Потом пришел мой черед спрашивать. Не долго болтались тогда они в море – часа два всего, как их нашли и с триумфом водворили на прежнее место. Долго допрашивали потом каждого поодиночке – интересовались процессом подготовки к побегу, минута за минутой! И слава богу, что моя версия совпала с их. Не одна я оказалась такой умной – Кэтрин тоже сообразила, что лучше подставить Джона, который наверняка спасется, чем остальных. И за время сидения в лодке подготовила свой экипаж как следует – все они синхронно рассказывали одно и то же, далеко не уходя от правды, впрочем.

Несколько дней их продержали на яхте, потом переправили в какой-то дом, очень богатый, по крайней мере, подвал его был оборудован по-современному, и убежать оттуда было нереально. При их освобождении, конечно, отличилась Кэтрин, успев обезвредить всех бандитов, кому не повезло находиться вблизи – скупая на эмоции Нора тут аж раскраснелась от усилий, пытаясь показать – КАК это было. Во многом благодаря ей не было жертв – кто бы сомневался! Я-то видела, как она работала, и сразу представила себе ту картину: толстая опустившаяся тетка, еле передвигавшаяся все время пребывания там, при звуках начала операции по их освобождению вдруг превращается в накачанного мускулами без грамма жира бойца, взвивается в воздух, ножкой бух, ручкой бац – и все окружающие тюремщики повержены! После чего запираются в подвале и спокойно дожидаются официальных освободителей!

Наконец я задала Кэтрин и мучившие меня вопросы: – Ты так легко справилась на яхте с бандитами – почему же в лагере вас, трех профессионалов, повязали так просто? – Нас вызвали накануне организаторы проекта и предупредили о предстоящем шоу, – виновато ответила. – Так вы всё знали? Про розыгрыш? – Конечно. Более того – должны были держать ситуацию под контролем, мало ли – истерика у кого, с ножом на артистов бросится, или паника начнется. – А как организаторы узнали, что вы такие… ну, сильные и опытные? – Мы не скрывали места работы – отряд по борьбе с терроризмом. Здесь в отпуске, отдыхаем. Просто нас попросили не распространяться особо. – Так, это понятно. А как ты с богачами оказалась? – Меня выкрали обманом, я думала, что это игра, ты же знаешь. – Я не о том. Ты что, тоже миллионерша? – Да, – виновато потупилась. – Наследство дядя оставил. – Когда поняла про настоящих террористов? – От тебя услышала, потом соединила все неувязочки. Вышло, что ты права была. – А почему тебе жаль было их убивать тогда на яхте? – А вдруг они из наших? А если нет, то тоже лучше не злить: вероятность, что побег удастся, была процентов тридцать, не больше. И если б нас поймали, то смерть их соратников означала бы и нашу, без шансов. А так оставался какой-никакой шанс. Да и если честно, не люблю я убивать просто так, когда можно обойтись.

Я немного помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила допрос: – А как за вас – заплатили выкуп? Деньги отдали? – Да нет! – рассмеялись обе сразу, однако какая синхронность типических черт! – Родственники перевели их на какой-то третий счет, по уговору с террористами, пока часть из нас не будет на свободе. Там они и лежат до сих пор, ждут нас – счет был заблокирован сутки назад!

Еще долго перетирали недавние события, пока, наконец, сон не сморил нас.

Очень важно для меня, что я теперь не одна – нас трое, и уже не так страшно будет вновь воссоединиться с нашими конкурсантами. Потому как я очень застенчивая по жизни, и мне уже неуютно и тревожно – не умею я переносить пристальное внимание к своей персоне от толпы людей. Как-то нас встретят? – наверное, будут пялиться на меня! Ой, уже убежать захотелось! Хорошо, правда, что не одна – спрячусь за Кэтрин, надену улыбку, прорвемся! Везет же большинству, у которых нет этих проблем с неуправляемой дикостью и забитостью – наверное, предки мои были рабами да крестьянами… Дочери, слава богу, не передала этот дар, а вот сыночку подарила, удружила – не в той сильной степени, что у меня, но все же…

Мой выход в свет прошел менее болезненно, чем я ожидала. Потому, главное, что совершенно неожиданно к нам в палату с утра нагрянули гости, еще до официального подъема – тайно пробрались подруги Кэтрин, моя Майя и друг англичанки! Банальным способом – влезли в окно, приставив лестницу, которую откуда-то тащили часа два, как они нам весело рассказывали, упиваясь своими свершениями. Мы, совсем заспанные – недавно ведь уснули! – некоторое время не могли врубиться в ситуацию, пока не появился охранник и с треском их не прогнал. Спросонья с трудом догадались выглянуть в окно – понаблюдать, как их выпроваживают и как охрана с руганью уносит лестницу. Настроения они нам подняли здорово, просто молодцы!

Весь день провели в окружении врачей, устроили нам доскональное обследование всего организма. Ко мне вечером зашел мой любимый грек, врач-мануальщик, и, разглядывая свеженькие, еще не просохшие снимки, сурово попенял – такие хорошие результаты испортила, не удержала! – и предупредил, что с завтрашнего дня начинаем работать заново. Уходя, не удержался, проявил и человеческие эмоции, пожав мне руку и сказав: – Спасибо за записку и мобильник. Ты закинула их прямо в нужные руки. – И это было все, больше он на эту тему не говорил! Что с них возьмешь – мужчины… да еще и врачи…

Выпустили нас уже на следующий день. С моим лечащим врачом был серьезный разговор – она предупреждала меня о каких-то синдромах заложников, психологических проблемах, рекомендовала больше отдыхать… Знала бы, где я на самом деле была – придумала бы другой синдром – пленного! Но все мои проблемы были рассеяны, когда я увидела, где теперь буду жить: во-первых, моя комната оказалась рядом с Кэтриной и ее подругой – под негласной охраной, так сказать, а во-вторых, все мои шмотки были аккуратно и любовно расставлены по местам, причем в центре стола, как прежде, красовался мой натюрморт! Я кинулась к нему и проверила тайник – 500 долларов лежали на месте! Это согрело мне сердце и окрасило окружающее в розовые тона.

Перед обедом пришла, наконец, Майка – и мы, как и прежде, потопали кушать. Распорядок остатка дня соблюла тоже, как и прежде. Но… В том-то и дело, что не «как прежде»: я изменилась. Это я поняла уже к вечеру. Весь мир вокруг стал другим!