Эта победа над смертью — величайшая мечта человечества на протяжении тысячелетий — является вместе с тем и центральным нервом, центральным фактом христианского благовестил. В наши дни этот вопрос встает со всей остротой и силой.
2
Как можно думать о воскресении, как можно веровать в воскресение, когда все проходит? Ведь в картине мира нет остановки, нет возможности зацепиться, ухватиться за протекающее мгновение, как о том мечтал Гетевский Фауст:
Zum Auqenblicke dürit' ich saqen:
Verweile qoch, du bist so schön!
- "Мгновению я мог бы сказать: Остановись, ты так прекрасно!", — тем более нет восстановления того, чего уже нет. "Все течет!" восклицает Гераклит в 6-ом веке до нашей эры. На стенах древне-египетской гробницы (жреца Неферхотепа) читаем:
"Тела проходят неудержимо со времен Ра и новые образования вступают на их место.
Солнце показывается каждое утро, а на западе заходит вечернее солнце.
Мужчины производят семя, женщины зачинают.
Ноздри всех живущих вдыхают утреннее благовоние.
Но те, что были рождены, - все они отправляются к месту, которое им назначено.
Поэтому с радостью справляй свой день, о жрец!
Приготовь мази и благовония для своего обоняния...
Я слыхал обо всем, что совершено предками,
Но теперь стены их распадаются, их места уже более нет.
Подумаешь, будто их никогда и не бывало."
[182] Те же тона, но с еще большим размахом, еще безотраднее, доносятся нам из древне-индусских текстов: "Как можете вы шутить? Как можете предаваться веселию? - Мрак окружает вас..."[183]
Ибо все подвластно смерти — не только человек, но все живущее, всякое бытие, вся вселенная! Мы видим рост, одряхление и гибель всего видимого, от мелких мошек, трав и деревьев до могущественных и славных властителей царств. "Но что говорить о них - есть и еще большие! Мы видим гибель божеств, чандкарвов, асуров, якшей и иных. Да не их одних! Высыхают великие моря, разрушаются горы, передвигается Полярная звезда, обрываются тетивы ветров, затопляется земля, и сами вышние боги низвергаются из обителей своих, " - так провозглашает одна из Упанишад.[184]
Согласно древне-индусской религиозной философии, сменяются, гибнут даже и боги, все проходит, неизменным остается лишь самый закон смены, закон преходяшести. Индивидуальное все гибнет, остается общее: род, тип, строй, равновесие сил, гармония. Так часто представляли себе мир древние греки и находили в этом созерцании, с одной стороны, возвышающую душу красоту, - с другой стороны, предмет глубочайшей скорби и разочарования. Вспомним у Гераклита (после восхваления гармонии и красоты мира, где все попеременно сменяет друг друга) это исполненное глубочайшей скорби восклицание: "Куче мусора, наудачу высыпанного, подобен самый прекрасный Космос!" А Марк Аврелий, не менее Гераклита захваченный величественным зрелищем гармонии Космоса, которому он посвящает ряд восторженных восхвалений, в момент глубокой душевной тоски - ибо все индивидуальное, живое проходит, остается только тип, только образец - восклицает: "Доколе же? "
А что говорит современная космология, современные астрономия и астрофизика? Все несется, уносится вихрем, протекает, и время наше даже призрачно, как показал Эйнштейн. Но есть поток, течение, убегание, смена, вихрь. Наша солнечная система, наша галаксия захвачена этим, не говоря уже о всем, что нас окружает на земле. Как можно при этом мечтать о чем-то вечно пребывающем, стоящем вне изменений?
Такое чувство катастрофической, бессмысленной затерянности моего "я" и всего, что мне дорого и ценно или может быть дорого и ценно в этом катастрофически затерянном, бессмысленном, вихренно несущемся мире охватывает многих поэтов и мыслителей нашей эпохи. Большой немецкий поэт переживший Вторую войну и первое десятилетие после нея, Gottfried Benn (1886-1956) в ужасе восклицает о своем потерянном "я":[185]
Verlorenes Ich, zersprenqt von Stratosphären...
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
Die Welt zerdacht. Und Raum und Zeiten,
Und was die Menschheit wob und woq,
Funktionen nur von Unendlichkeit...
Die Mythe log.
Woher? Wohin? — nicht Nacht, nicht Morqen,
Kein Evoe, kein Requiem...
Du möchtest dir ein Stichwort borqen,
Allein von wem? ...
"Потерянное "я", разорванное стратосферами... Мир превращен в мертвую отвлеченность. И пространство и время и все, что человечество творило и взвешивало — лишь функции бесконечности. Миф был ложью...
Куда? откуда? Ни ночь, ни день, ни вакхический восторг, ни реквием... Ты хотел бы просить лозунга для жизни, — но у кого просить?"
У Бенна все это высказано с чувством отчаяния: с отчаянием, напр., и у Камю (Camus); у других — как будто с равнодушием, с кажущимся равнодушием (как у арфиста с древне-египетской гробнице).
Люди с отдаленнейших времен искали и ищут спасения или хотя бы необходимой точки опоры (если есть точка опоры, то есть и спасение), как сказано в Ветхом Завете: "В начале Ты, Господи, землю основал, и дела рук Твоих суть небеса. Они погибнут, Ты же пребываешь; и все они как риза обветшают, и как одежду Ты свиешь их, и изменятся. Но Ты тот же, и лета Твои не оскудеют" (Пс. 101. 26-28).
Если есть, куда и к Кому идти, если есть, к Кому прикоснуться - Пребывающему и Неизменному, то не так важно думать о спасении. Человечество жаждало и жаждет Живого и Непреходящего, и Оно (Он) урывками, проблесками сквозь туман провидится ему, открывается ему.
Смутная, часто лишь полуосознанная жажда полноты жизни, жажда преодоления смерти — да, она пробегает широкими волнами, многочисленными, разнообразными струями и струйками через историю человеческой мысли и человеческого сердца на протяжении многих столетий, на протяжении тысячелетий.
Разве в этой безрадостной египетской "песне арфиста" не чувствуется боль по преходящести всего, а эта боль разве не есть тоска — скрытая, не выраженная, неосознанная - по полноте жизни? Не то же ли имеем мы в этих словах Экклезиаста: "Суета сует! Все суета. Что пользы человеку от всех дел своих, которые он делает под солнцем? Род приходит и род проходит, а земля пребывает во-веки. И видел я все дела, которые делаются на солнце - и вот все суета и томление духа" (Еккл. 1. 2-3).
Здесь скорбь по преходящести всего, по возвращению всего на свои круги, и жажда - хотя и неосознанная, -чтобы этот круг был прорван. В древней Греции эта жажда - вырваться из круга! прикоснуться к более подлинной, непреходящей жизни! - получила свое робкое выражение в золотых табличках, найденных в орфических гробницах главным образом 3-го и 2-го в. до Р. Х. в Южной Италии и Сицилии.
"Я истомился от жажды и погибаю" - читаем мы на одной из этих пластинок - "но дай мне напиться из источника, целебной воды". И вот этой душе кажется, что прорыв обеспечен, что она его уже совершила: "Я выскочила из круга горестного и тяжелого", — читаем мы дальше.
И в древней Индии предносится взору души Высшая Реальность — то, где душа может успокоиться, истинная сущность души, не только ее Родина[186] и цель, но ее субстанция и основа: Амман — великое мировое Я, Самость, Реальность Реальностей (Satyu Satyasya).[187] Это есть — цель Упанишад;[188] имя ему - Предмет томления;[189] познав его, брахманы перестают желать себе сыновей, имущества мира и, как нищие, пускаются в бездомную жизнь! Но вопрос о спасении мира тут не ставился; зло, страдание, смерть, многочисленность творений и судьба их суть только иллюзии; спасение - только в уходе, в бегстве[190] (как отчасти и у Платона и гораздо сильнее у Плотина). Проблема о мире и зле в мире, о спасении мира признается поэтому иллюзорной и не разрешается.
