Энтони слышал, как Бриджит зажигает спички, шелестит бумагой. Вскоре поленья затрещали, и дым со свистом устремился в трубу. Гулко заухали мехи, скрипнула железная заслонка. Покончив с камином, Бриджит отправилась на кухню.

Энтони потянулся к письму. Судя по почерку, оно было от Джереми, только что вернувшегося в школу-интернат после рождественских каникул. Интересно, что так быстро понадобилось его старшему сыну и наследнику? Наверняка деньги. Десятилетним школьникам вечно не хватает денег. Энтони улыбнулся. Джереми напоминал ему себя в этом возрасте. Но иногда парнишка беспокоил его. Физически Джереми был слабоват, у него не было цветущего здоровья, которым отличались Жиль и Индиа, так что Энтони – как и Сэлли – все время приходилось подавлять соблазн побаловать его.

Энтони проглядел письмо. Как обычно, это был поспешный и далеко не полный отчет о том, как прошли несколько дней после возвращения в школу. Внизу, в приписке, были подчеркнуты слова: «Пришли мне, пожалуйста, поскорее денег, папа. Пожалуйста».

Бриджит появилась с подносом раньше, чем он ожидал. Пришлось отложить письмо.

– Где накрыть вам, ваша светлость?

– Да прямо здесь, на столе, – ответил Энтони, отодвигая в сторону просмотренные бумаги.

Бриджит поставила поднос, а потом, обогнув большой стол, остановилась прямо напротив хозяина.

Энтони налил себе чая в большую чашку, добавил немного молока и посмотрел на экономку.

– Ну, в чем дело, Бриджит?

– Мне надо поговорить с вами, милорд. Это очень важно.

– Как, прямо сейчас?

– Да, сэр, лучше бы сейчас. Мне бы хотелось покончить с этим как можно быстрее.

– Хорошо. – Энтони подавил вздох.

Он намазал хлеб маслом, положил поверх него свой любимый апельсиновый джем, отхлебнул чая. Экономка молчала, тогда Энтони сказал: – Ну, Бриджит, давайте, что там у вас. И не нависайте надо мной, вы же знаете, я этого терпеть не могу. Сядьте, пожалуйста.

Она опустилась на стул, нервно сплела руки на коленях и уставилась на него своими темно-голубыми глазами. Граф, терпеливо ожидая, когда она наконец откроет рот, жевал тост. Брови его были вопросительно подняты.

– Не знаю, как и начать, – медленно проговорила Бриджит.

Не донеся чашку до рта, Энтони поставил ее обратно на поднос и обеспокоенно посмотрел на экономку.

Уже второй раз за последние несколько дней с ним начинали разговор этими словами. Сначала Сэнди, теперь Бриджит. В них слышался похоронный звон.

– Да ну же, возьмите себя в руки, Бриджит. В конце концов, мы с детства знакомы.

Экономка кивнула.

– Знаете, ваша светлость… мне надо сказать вам… словом, речь идет о леди Дунвейл.

– Ах, вот как. – Энтони не мог скрыть удивления, глаза его сузились.

– Нет-нет, не об этой леди Дунвейл. О первой.

– Вы хотите сказать, о моей матушке?

– Нет, не вдовствующей графине. О вашей первой жене, леди Минерве, сэр.

Заинтригованный Энтони откинулся на спинку кресла и испытующе посмотрел на Бриджит.

– И что же вы хотите поведать мне о покойной леди Дунвейл? – спросил наконец он.

– Я… видите ли… мне надо рассказать вам о ее смерти.

Энтони на мгновение потерял дар речи. Чувствуя, что услышит сейчас что-то страшное, он весь подобрался и проговорил:

– Что, неужели вам срочно понадобилось говорить об этом через десять лет после ее кончины?

– Да! – отрезала Бриджит.

– Но почему? – не удержавшись, спросил Энтони, хотя в глубине души предпочел бы не задавать вопросов.

– Потому что я не могу больше нести на себе это бремя, – ответила Бриджит. – Мне надо рассказать вам, как все было на самом деле, и избавиться от этого кошмара, который до сих пор, через столько лет, все еще преследует меня.

В горле у Энтони пересохло.

– Это не было самоубийство, как заявили после следствия.

Энтони нахмурился. Он не мог взять в толк, о чем речь.

– Вы что, хотите сказать, что леди Дунвейл упала в озеро, что это был несчастный случай, как я на самом деле всегда и считал? Что она вовсе не покушалась на свою жизнь?

– Нет-нет, я совсем не о том. – Бриджит умолкла, поджала губы, потом невнятно пробормотала:

– Ее бросили в озеро.

– Кто это? – голос Энтони был едва слышен.

– Майкл Лемонт. В ту ужасную ночь они, я имею в виду Майкла и леди Дунвейл, поссорились, и он ударил ее. Она упала на каминную решетку. Это было у него в гостиной. Если помните, на виске у леди Дунвейл обнаружили глубокий шрам. Об этом упоминал следователь, патологоанатом и доктор Бреннан. Так или иначе, Лемонту не удалось привести ее в сознание. Она лежала совершенно неподвижно, и он решил, что она умерла. Тогда он сказал, что у нее случился сердечный приступ или что-то в этом роде. Весь тот день, с самого утра, она пила да еще принимала транквилизаторы, без которых вообще не обходилась… Словом, одно на другое, отсюда и конец. Так утверждал Лемонт. Чтобы все было шито-крыто, он бросил тело в озеро, а на следующее утро, проезжая мимо, якобы обнаружил его в воде. Потом он пошел в дом, чтобы рассказать вам о несчастном случае, вызвал полицию, и никто не заподозрил, что он имеет к этому делу отношение. А вот вас они заподозрили. По крайней мере, сержант Макнамара.

Энтони словно обухом по голове ударили. События десятилетней давности встали перед ним в мельчайших деталях. Он сжал руки, стараясь унять дрожь, и несколько раз глубоко вздохнул.

– А вам как это стало известно, Бриджит? – спросил он наконец.

– В тот день я видела ее светлость, когда она приехала из Уотерфорда. Вы ведь знаете, она часто наведывалась в поместье, хоть вы и не велели ей приезжать, тем более что процесс уже начался. Но леди Мин тянуло сюда, она так любила эти места. Часто она приезжала, чтобы повидаться со мной. И с ним тоже. В тот день мы вместе пили чай. Около пяти она поднялась, сказав, что идет на озеро, она ведь его всегда так любила. Помните, как мы втроем, еще в детстве, устраивали там пикники? Вы тоже видели ее маленькую красную машину на берегу. Ваш «лендровер» тогда застрял, вы возвращались домой пешком дальней дорогой, чтобы не встречаться с ней. А ее светлость тоже отправилась прогуляться… к дому Майкла Лемонта. Она говорила мне, что собирается поужинать с ним, но на ночь не останется. Видите ли, ваша светлость, у них… – Бриджит глубоко вздохнула и выпалила: – У них был роман. Леди Мин сказала мне, что отправится назад в половине одиннадцатого и зайдет ко мне на кухню попрощаться. Она никогда не уезжала, не попрощавшись. Когда она не появилась в половине двенадцатого, я забеспокоилась и отправилась к Лемонту домой, надеясь найти ее там.

Бриджит помолчала. Лицо ее сморщилось, она едва владела собой. Ей вспомнилось детство, когда их троица: она сама, леди Минерва Гленденнинг, дочь графа Ротмериона, и юный лорд Энтони Стэндиш, ныне граф Дунвейл, – была неразлучной. Давно это было. И все равно она помнила те времена, словно это было вчера. То была лучшая пора ее жизни.

Энтони заметил, как исказились ее черты, и собрался уже утешить ее, но вдруг передумал и резко сказал:

– Ну-ну, продолжайте, Бриджит. Я должен знать все.

Она кивнула и с трудом заговорила вновь:

– Когда я подошла к дому Лемонта, то увидела, что дверь заперта, а шторы опущены. Но голоса можно было расслышать. Они орали друг на друга что есть мочи, ругались нехорошими словами, а ее светлость… как бы вам сказать… похоже, она была сильно пьяна. Совершенно не владела собой. А потом вдруг все затихло. Я испугалась. Заколотила в дверь, закричала, что это я. И Майкл в конце концов открыл. А что ему еще оставалось делать? Ведь он знал, как близки мы с леди Мин. Увидев ее на полу, я до смерти перепугалась. Чего я только ни делала, чтобы привести ее в сознание. Но она была мертва. Тогда Лемонт и придумал бросить тело в озеро, чтобы все выглядело так, будто она утопилась. Он не хотел, чтобы вы знали, что все эти годы у них с леди Мин был роман. Боялся, что вы вышвырнете его на улицу, если узнаете. А он не мог позволить себе потерять работу. И хотя он не виноват в смерти леди Мин, могут подумать, что это он убил ее. Так он мне сказал, ваша светлость. И он все повторял и повторял это, и еще говорил, что обстоятельства ее смерти могут стать роковым свидетельством против него.