Филип не выпускал ее из своих объятий, прижался лицом к ее шее, зарылся в волосы. В нем вновь нарастало желание. Он отбросил простыни в сторону, приподнялся на локте и посмотрел на Маделину.

Лицо ее сияло. Он улыбнулся в ответ, поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Глаза его горели. Он так любил ее. Он влюбился в нее в первый же день. И был рад, что произошло это в Дануне, что впервые они познали друг друга именно здесь. «Хорошо, – думал он, – что такое важное событие произошло у него дома». Он знал, что будет любить ее всегда, что это не очередной мимолетный роман, что отныне в его жизни будет только одна женщина, только одна – она.

– Ты что-то задумался, – поддразнила его Маделина.

Он наклонился и тихо проговорил:

– Все произошло слишком быстро, Мэдди. Извини, боюсь, я слишком нетерпелив. – Он коротко рассмеялся. – Но я так хотел тебя все эти дни, – так мечтал о тебе.

– Ты был прекрасен.

– Ты преувеличиваешь, дорогая.

Он припал к ней и начал целовать, жадно лаская. Кожа ее была как шелк и при свете камина как будто мерцала. Он наслаждался красотой ее податливого тела, такого гибкого, так замечательно сложенного, ее длинными ногами, полной грудью, упруго отзывавшейся на его прикосновения.

Он целовал ее губы, а пальцы тем временем, пробежав по ее животу, скользнули вниз, к бедрам. Отвечая на его умелые ласки, она подалась навстречу и тоже начала поглаживать его. Почувствовав, как она напряглась, Филип мягко отстранил ее руку и вошел в нее. И вновь их подхватила волна страсти.

На сей раз объятие было долгим. Потом он встал, подошел к камину, где лежала его одежда и начал одеваться.

Маделина смотрела на него и думала, как же он хорош. У него замечательное тело, широкие плечи, мускулистая грудь, ни грамма лишнего веса, загорелая, от постоянного пребывания на воздухе, кожа.

Маделина испытала странное чувство, будто когда-то давно знала его. Что-то в нем казалось поразительно знакомым. И в то же время они чужие. Правда, связанные теперь интимными узами.

Филип вернулся к ней, присел на край кровати, откинул прядь волос у нее с глаз. Нагнувшись, нежно поцеловал и сказал:

– Это только начало, милая.

– Начало конца… – Маделина оборвала фразу и посмотрела на Филипа, пораженная собственными словами.

Филип нахмурился.

– Что такое ты говоришь? Как тебя прикажешь понимать?

– Ах, я и сама не знаю! – воскликнула она. – Просто подумала так, ну и сказала.

– Лично я не собираюсь говорить о конце чего бы то ни было. – Филип засмеялся, отбрасывая эту тему, и привлек к себе Маделину. Затем, разжав объятия, поднялся.

– Встретимся внизу. Не надевай ничего особенного, дорогая, нас ведь будет только двое.

– Хорошо, – сказала она.

После его ухода Маделина еще немного полежала. На подушке рядом с ней была вмятина. Тут покоилась его голова, она потянулась потрогать это место, затем перекатилась на его сторону и зарылась лицом в подушку. Она пахла им, его волосами, его одеколоном. Маделина заплакала.

Она вдруг испытала тяжелое чувство утраты, и ей стало страшно.

Гонконг сверкал волнующимся морем огней. Когда пять дней назад самолет Джейсона Рикардса приземлился в аэропорту Кай Так и Пола сошла на землю, ее подхватил поток шумной жизни этой колонии Британской империи. Она не была здесь четырнадцать лет и успела забыть здешнюю атмосферу, которая буквально растворяла в себе человека.

С виду Гонконг напоминал ей Манхэттен – те же вздымающиеся небоскребы, огромные универсальные магазины с кондиционированным воздухом, бутики, банки, конторы, модные рестораны и сверкающие неоном отели. Но у этого города был свой, особенный ритм, своя скорость, вибрация, свой учащенный пульс.

Вокруг Полы все двигалось. Куда ни кинь взгляд, ничто не стояло на месте. Огромные реактивные самолеты взмывали, пробивая пелену тумана, в голубое небо; прогулочные лодки и джонки, яхты и сампаны, судна на подводных крыльях и паромы бороздили воды залива; по городу сновали автомобили, трамваи, автобусы и рикши, улицы кишели людьми, торопящимися по своим делам. Город был перенаселен. Свободное пространство, будь то суша или море, было подарком судьбы. Жизнь так и бурлила, грохот повсюду стоял такой оглушительный, что Пола чувствовала себя не в своей тарелку.

Тем приятнее и удивительнее было находить уголки покоя и тишины: мирные холмы между Каулуном и континентальным Китаем, так называемые Новые Территории, храмы и усыпальницы и даже узкое пространство у Звездной пристани, где каждое утро китайцы предавались медитации.

Контрасты Гонконга произвели на Полу особенно сильное впечатление. Нигде на земле не встретишь рядом такого бросающегося в глаза богатства и такой удручающей нищеты, такой ослепительной красоты и такого немыслимого убожества. Роскошная жизнь отеля «Ритц» соседствовала с хибарами. Старинные богатые семьи жили бок о бок с несчастными беженцами. За сто сорок лет британского владычества Гонконг стал местом встречи старых монет и новых состояний, стартовой площадкой потрясающих финансовых взлетов и головокружительных карьер. Но это было также место с особенно высоким процентом самоубийств.

Этот город очаровывал Полу, и она вполне понимала, чем привлекает он местных жителей и гостей.

До появления Полы Эмили жила в гостинице, где обычно останавливалась во время своих деловых поездок в Гонконг. Отсюда было удобно вести дела с континентальным Китаем, поскольку гостиница находилась в Каулуне, и она получала таким образом открытый доступ к предприятиям, производившим разнообразные товары, которые Эмили закупала для «Генре».

Накануне прилета Полы она, однако, переселилась. Заняла просторные апартаменты в знаменитом отеле «Мандарин», в самом сердце Центрального района.

– С делами я покончила, а жить здесь нам будет гораздо удобнее, особенно если иметь в виду наши планы, – говорила Эмили, пока Пола располагалась в номере. – Это торговая Мекка Азии, да ты и сама, мне кажется, предпочла бы жить собственно в Гонконге, на острове.

Пола кивнула в знак согласия.

– Как скажешь, Эмили. Ты у нас здесь командуешь.

Эмили составила такое расписание, что у них не оставалось времени передохнуть. Но Пола с энтузиазмом и необыкновенной энергией отдавалась любому делу, что бы то ни было: покупки, походы в рестораны, не говоря уж о ночных клубах.

В первый вечер, как Пола приехала, Эмили пригласила ее поужинать в «Гидди». Он считался лучшим европейским рестораном в Гонконге. У Рольфа Хайнигера, вполне заслужившего свою репутацию первоклассного мэтра, всегда были в наличии отменные кушанья и лучшие вина.

На следующее утро они пошли побродить по любимым магазинам и рынкам Эмили.

– Не забывай, в этих местах я своя, – говорила она Поле, посмеиваясь. – Следуй за мной, не прогадаешь. Высшее качество при разумных ценах.

– Да я верю, верю тебе, Эмили, – смеялась в ответ Пола. – У тебя с детства наметанный взгляд. Думаю, поэтому бабушка и назначила тебя руководить «Генре».

Первые несколько дней получились хлопотливыми, но зато Пола и Эмили покончили с рождественскими подарками, купив и кое-что дорогое, и разную мелочь в мешки под елку. Мужчинам они купили жемчужные запонки, шелковые платки, китайские пиджаки, забавные деревянные игрушки, брелки и другие пустяки.

Эмили заявила, что необходимо заглянуть на Голливуд-роуд, и Пола не могла с ней не согласиться.

Здесь было сосредоточено большинство лучших антикварных магазинов и художественных салонов. Пола была поражена открывшимся ее взору богатством. Джейсону, собиравшему предметы восточного искусства, она купила старинную нефритовую вазу, а матери – красивое старинное ожерелье из гагата.

Наряду с закупочной кампанией и походами в экзотические рестораны Эмили организовала и другие экскурсии. Она показала Поле Абердинскую гавань – район лодочников; они совершили поездку на Новые Территории; поднялись на пик Виктория, откуда, несмотря на туман, открывался великолепный вид на город; посетили множество храмов и захоронений.