Голоса, громкие, взволнованные голоса звучали вокруг Беатриче, перебивая друг друга. Она никак не могла понять, о чем говорят. Потом почувствовала болезненный укол на своем запястье. Невольно вздрогнула.

– Слава богу, она опять с нами! – воскликнул мужской голос. Он был чужим и одновременно знакомым.

Беатриче понадобилось время, чтобы понять, что человек говорит не по-арабски. Это был немецкий язык! С удивлением она открыла глаза, и в одно мгновение ее ослепил свет люминесцентных ламп. Кто-то склонился над ней. Беатриче внимательно вглядывалась в лица, которые когда-то были ей знакомы и близки в другой жизни, – Сюзанна, Генрих, Стефан…

– Добро пожаловать домой! – с видимым облегчением произнес Стефан. – Наконец ты пришла в сознание.

– Что произошло? – спросила она.

– Мы нашли тебя в бессознательном состоянии в предоперационной. Предположительно, ты перенесла сосудистый коллапс и ударилась головой о кафельный пол. Твою голову украшает довольно большая шишка.

Беатриче осторожно ощупала голову. Действительно, над правым глазом была большая болезненная припухлость. Потом она осмотрела себя. Заметила капельницу с физиологическим раствором.

– Зачем это? – спросила Беатриче, наморщив лоб.

– Простите, профилактические меры, коллега, – смеясь, ответил Стефан. – Быть может, это и перебор, но мы сделали снимок черепа в двух плоскостях и взяли анализ крови, то есть провели полагающееся обследование по полной программе. И до тех пор, пока не будут известны результаты, мы не отсоединим капельницу. Мне очень жаль, Беа, но ты сама все понимаешь.

Беатриче кивнула. Да, так надо. В другой жизни эти необходимые меры были знакомы и ей; там она сама желала бы, чтобы все происходило именно так. Но в какой? Что было сном, а что реальностью? Беатриче закрыла глаза. Мысли путались, кружилась голова, вновь вызывая дурноту. Не думать, ни о чем не думать, просто дышать. Все остальное покажет время.

Около двух часов находилась Беатриче в отдельной палате. Результаты обследования не показали ничего серьезного. Ее волновало лишь сотрясение мозга и большая, уже расцвеченная разными цветами шишка над правым глазом. Ничего такого, что вызывало бы опасение. Но коллеги настояли, чтобы она осталась в больнице под наблюдением врачей еще хотя бы на одну ночь.

Беатриче попросила медсестру потушить в комнате свет. Осталась включенной лишь маленькая сигнальная лампочка над дверью. От яркого искусственного света у нее болела голова. Да это и не мудрено при сотрясении мозга. И тут Беатриче поймала себя на мысли, что ей недостает мягкого, приглушенного света масляных ламп, а также тишины и покоя. Сквозь закрытые двери было слышно поскрипывание подошв ботинок шагающих по линолеумному покрытию людей, шарканье шлепанцев на пути в туалет, различались тихие голоса и быстрая походка медсестер, дежуривших ночью, вызываемых то одним, то другим пациентом. Шум улицы также проникал в помещение, хотя окна были закрыты; его создавали автомобили, грузовики, полицейские машины и кареты скорой помощи, оснащенные сиренами. Она совсем забыла, что больница находится недалеко от центральной улицы, и даже не могла представить себе, что когда-то воспринимала этот шум как нечто само собой разумеющееся. Просачивающиеся отовсюду запахи стирального порошка, средств дезинфекции и искусственных ароматических веществ вызывали у нее головные боли. Раньше, еще вчера, она этого не замечала. Что же с ней произошло? Ей было некомфортно в своем собственном теле.

Беатриче вздохнула и стала через окно вглядываться в темноту ночи. Было около четырех часов, значит, она не так долго находилась в бессознательном состоянии. А может, все произошедшее – просто сон? Очень яркий сон, который запомнился ей в мельчайших подробностях? А Зекирех, Али, Саддин и остальные всего-навсего персонажи запутанного сюжета, порожденного травмированным мозгом? Вполне возможно, ведь другие варианты казались маловероятными.

При этих мыслях Беатриче почувствовала легкое разочарование. Сон был таким реальным! Ужасным и прекрасным одновременно. И невероятно захватывающим.

Неожиданно Беатриче почувствовала себя очень уставшей. Она вспомнила, что позади долгое и беспокойное дежурство. Свинцовая усталость давила на веки. Беатриче закрыла глаза и уже через несколько секунд заснула.

На следующее утро, сразу же после обхода, ей разрешили уйти. За исключением легких головных болей, состояние ее здоровья не вызывало опасений. Однако ее коллеги и шеф настаивали на том, чтобы она еще три дня провела дома. Никто из них не воспринял всерьез ее настойчивых протестов.

Стефан предложил отвезти ее домой на своей машине, но она отказалась. Беатриче чувствовала себя не в своей тарелке, сбитой с толку, и не была еще готова к активному общению с другими, а потому предпочла вызвать такси.

Когда через полчаса она наконец вошла в свою квартиру и закрыла дверь изнутри, ей показалось сном все, что происходило с ней сейчас. Автомобиль, выхлопные газы, шум двигателя, узкое платье, которое было на ней, запах никотина от одежды водителя…

Возможно, сотрясение мозга вызвало более серьезные последствия для здоровья, чем она предполагала. Беатриче решила на всякий случай в понедельник утром обратиться к неврологу, чтобы пройти серьезное обследование.

Она ходила по комнатам своей квартиры с таким ощущением, будто прежде никогда не бывала здесь. Ее постель осталась незаправленной еще с утра в пятницу – у нее для этого было слишком мало времени. На столе стояла невымытая после завтрака посуда, в чашке – недопитый кофе с молоком. Никаких сомнений: она здесь жила и покинула квартиру часов тридцать назад. И все же Беатриче казалось, что вчерашнее утро и сегодняшний день разделяла целая жизнь.

«Может, так оно и есть», – сказала она себе, продолжая ходить по квартире. На телефонном аппарате загорелся автоответчик. Она механически нажала кнопку воспроизведения звука.

– Привет, дорогая, это мама. Что-то давно от тебя ничего не слышно. Когда вернешься домой, позвони мне, пожалуйста. Пока, до встречи.