– Могли пострадать ваши сделки с людьми, запечатленными на фотографиях Сами. Итак, вы организовали его убийство. Ну и как же вы заметали следы?
– Я режиссер, не убийца.
– О, несомненно! Вы что-то придумываете и воплощаете в реальность плод своего воображения.
– Этот фильм, возможно, мой последний шанс, неужели вы не видите? Кино ничего не прощает. Это жестокий и требовательный вид искусства. Оно требует денег, сложнейших организационных усилий. И если у меня не будет возможности снимать, моя жизнь потеряет всякий смысл. – Он наклонился вперед, стремясь сократить расстояние между нами в надежде, что я все-таки пойму его. – Найти деньги на фильм было невероятно, немыслимо сложно.
Я рассмеялась.
– Вы имеете в виду те деньги, которые вы стянули у «Фонда Тилака». Итак, Сами стал жертвой на алтаре вашего искусства. Уверена, что мысль об этом несколько утешала его в последние минуты. Но как вы все устроили?
Он покачал головой и снова откинулся на спинку кресла, отчаявшись в моей способности понять те правила, по которым он жил.
– Я ничего не устраивал. Один из моих друзей просто неверно истолковал мои слова. Как оказалось, у него были связи с тем сортом людей, которые...
– ...умеют уговаривать состарившихся жен спрыгнуть с балкона?
Проспер не смог сдержать улыбку, потом взглянул на часы:
– Время перерыва закончилось.
По нему невозможно было сказать, сожалеет ли он о том, что произошло, или вообще не испытывает никаких чувств. Я вспомнила Анменна и тот первый раз, когда мы встретились в «Брич-Кэнди». Это сходство с угрем, настолько скользким, что его не поймать руками. Как они похожи!
Как по подсказке появился человек невысокого роста и занял свое место за пультом управления. Съемка продолжилась без единого сбоя.
– Сейчас мы быстро прокрутим сцену маскарада, – произнес Проспер в громкоговоритель, – а потом продолжим съемку.
История развивается следующим образом: пока шах Джахан лежит на смертном одре – «метафора для ухода с острова», шепнул мне Проспер через плечо, – Шива/Калибан танцует в зеркале и открывает своему бессильному повелителю образ будущего в форме пьесы. Три богини со своей труппой демонов, карликов и хиджр представляют окончательное поражение лидера маратхи Шиваджи/Ариэля, а потом также и поражение Аурангзеба и его империи Великих Моголов и приход англичан. Вся пещера должна превратиться в череду оживших ренессансных карт – с изображением сражений, выигранных и проигранных, границ, раздвигающихся, а затем вновь сдвигающихся. Фантастические создания с полей карт – их играют хиджра и карлики – постепенно переходят к центру.
Пока Просперо/шах Джахан произносит свои знаменитые слова «Окончен праздник...», танцовщицы покидают пещеру – «духи растворяются в воздухе», по словам Проспера – и присоединяются к громадной толпе, несущей статуи Ганеши. Они проследуют к морю на фоне грандиозного зрелища муссона, спроецированного на экран, подобного которому я не видела нигде за пределами американских кинотеатров под открытым небом.
– Нам может посчастливиться с реальными погодными спецэффектами, – сказал Проспер, – если во время съемки начнется настоящий муссонный ливень, как это часто случалось в шекспировскую эпоху – дождь частенько проливался на зрителей.
Позже в ходе монтажа шествие и муссонные спецэффекты будут соединены с кадрами реальной муссонной бури, заснятой за два дня до того без участия актеров.
– Чтобы подчеркнуть нематериальную ткань зрелища, – пояснил Проспер. – А шествие с изображениями Ганпати символизирует возникновение Индии как независимого государства. Мы возвратимся к нему позже. Оно заполнит экран в момент произнесения Просперо эпилога.
– Ганпати, устранитель препятствий. Слишком буквальная интерпретация. Вам так не кажется? – спросила я, хотя и не думала, что этот ублюдок на самом деле нуждался в моем одобрении.
Проспер отмахнулся от моего замечания.
Под рукой не было магических трюков Рэма, чтобы расстроить генеральную репетицию. Это был самый настоящий триумф даже без компьютерных экранов и спецэффектов. Аудитория аплодировала, технические работники улыбались, актеры были довольны. И Проспер ответил на мое напряженное молчание злобной улыбкой, а затем снова повернулся к громкоговорителю.
– Сделаем глубокий вдох и выдох, – сказал он, обращаясь к своей аудитории, как только утихли восторженные восклицания. – Вы все этого так долго ждали. Что бы сейчас ни случилось – дождь, буря, какая угодно катастрофа, – пока я совершенно определенно не скажу вам прекратить съемку, я хочу, чтобы камеры работали непрерывно.
Он поднял свою дирижерскую палочку и повернулся к своим сотрудникам, сидевшим слева.
Мы все ждали.
– И... мотор!
Маскарад прошел превосходно. Я затаила дыхание, когда первый, за ним второй образ появились без малейших заминок на экранах: сквозь колонны храма двигались армии Великих Моголов, статуя Тримурти ожила и приветствовала Ариэля, Калибан превратился в рыбу, затем в лягушку и снова в Шиву. Все это производило впечатление скорее заснятого на пленку спектакля, нежели настоящего кино, однако спектакля завораживающего.
И вновь на стенах возникли шекспировские ремарки: Внезапно Просперо встает и начинает говорить. В конце его речи раздается странный глухой шум и видения исчезают.
И в самом деле, в это мгновение раздался странный глухой звук. И в первый раз за все время Проспер нахмурился. Но Бэзил как ни в чем не бывало продолжал:
– ...в этом представленье актерами, сказал я, были духи. И в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они...
Когда богини и их служители начали свой медленный танец, постепенно покидая пещеру, я услышала, как человек за пультом управления сказал:
– Что это такое?
– Что? – спросил Проспер.
– Вон там.
Он указал в угол экрана, где до этого мгновения специальный механизм выдувал тончайшую паутину для «тучами увенчанных гор» Бэзила. Что-то явно случилось. Мы наблюдали, потрясенные, за тем, как паутина начала вдруг непомерно разрастаться. Все больше и больше нитей влетало в студию. Большой вентилятор – включавшийся между съемками отдельных эпизодов для борьбы с чудовищным жаром от студийных осветительных приборов – заработал с жутким грохотом, словно гигантский миксер. То же самое произошло и с одним из механизмов, призванных вызывать ветер. Потом включился и следующий.
Затем случилось самое страшное. Тончайший фон с изображением старинных карт, запечатлевших закат империи Моголов, вряд ли способный выдержать нечто большее, чем тяжелое дыхание Бэзила, стал раскачиваться, рваться и падать длинными полосами вокруг величественной фигуры актера. Постепенно его ноги скрылись под быстро растущим кучевым облаком из невесомой ткани. Но, несмотря ни на что, великий мастер продолжал свой монолог:
– Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы, и даже весь – о да, весь шар земной.
Маленькая нимфа, ножки которой запутались в липких нитях паутины, упала на самый большой монитор. На него в это мгновение проецировалась гравюра с изображением первого театра парсов в Бомбее. Когда девушка ударилась об экран, он разбился вдребезги и искры разлетелись в разные стороны.
Техник уставился на Проспера в надежде получить какие-то указания. Проспер молчал. Он сидел неподвижно, словно прикованный к стулу. Только когда нимфа упала, он кивнул. Казалось, Проспер ожидал этого. В тот момент, когда механизм, производивший туман, вышел из-под контроля, он начал постукивать свой дирижерской палочкой по панели управления, как будто отбивая какой-то ритм, понятный ему одному. Сошел с ума, подумала я.
Механизм по производству тумана снова заработал. Небольшое количество плывущего низом тумана, как правило, создается путем заливания горячей воды в ванны с сухим льдом. Полученный в результате туман направляется в нужную сторону с помощью специального вентилятора. Для создания большего количества тумана или дыма используются особые механизмы, которые наполняют жидкостью и подключают к источнику электрического тока. В данном случае туман состоял из мелких капелек масла, которые в случае неосторожного обращения могли серьезно повредить оборудование. Но в создавшейся ситуации, естественно, не могло идти и речи об осторожном обращении с ними. Туман заполнял съемочную площадку подобно пелене муссонных облаков, затягивая все поверхности коварной пленкой, на которой уже успел поскользнуться не один неосторожный актер.
