– А как обстоят дела с Проспером? Он продолжает съемки на Элефанте?

– Насколько известно тем людям, с которыми я беседовал, да. Если не будет какой-то особой бури, он продолжит съемку там и завтра со всем своим суперсовременным оборудованием. В его распоряжении имеются взрывающиеся вагоны, летающие корабли, специальный экран величиной с Гайд-парк. И все это соединено с компьютеризированными механизмами, вызывающими ветер, плетущими паутины, напускающими туман. Другими словами, весь набор кинематографических трюков с небольшим дополнением колдовских хитростей из бронзового века.

– Тогда будем надеяться, что твои друзья не подведут.

– Могу я у тебя спросить, где ты поселилась? – спросил Ашок, когда я позвонила ему. – Твой последний гостиничный счет, кажется, оплачен человеком, которого ты, по твоим же собственным словам, видела мертвым несколько дней назад в отеле «Рама».

– С его стороны было весьма предусмотрительно и, в общем, любезно оплатить мой счет прежде, чем отдать концы. А кстати, как тебе понравилась моя запись?

– Весьма оригинально, – ответил Ашок, – но мне показалось, что с той информацией, которую ты оставила у своего друга Рэма, возникла некоторая путаница. Он отдал мне только фотографии давно умершей женщины и книгу по истории индийского искусства. Потом эту пленку...

– Тебе она не понравилась?

– Отнюдь. Она весьма занимательна. Твой молодой коллега, бесспорно, очень и очень талантливый звукорежиссер. К сожалению, на пленке мы обнаружили только запись муссонных шумов и метеорологических комментариев к ним.

– Но за этим я сюда и приехала, Аш. Вычертить путь муссона. Разве на Би-би-си не сказали тебе об этом? И не забудь обратить внимание на те особенно важные данные относительно теории Хаоса, которые я тоже туда включила. Кажется, я припоминаю, что записала большой монолог о формировании кристалликов льда в верхней части тропического грозового облака.

– Ах да, – сказал он, – я могу приблизительно процитировать твои слова с мастерски сделанной пленки: «В противовес сложившемуся мнению, можно сказать, что Хаос служит не разрушению, а созиданию. В ходе кристаллизации жидкости происходит формирование изощренной структуры растущих кристаллов, очень схожее с агрегацией хаотически движущихся частиц... с молниевидным движением электрического разряда».

– На этой пленке не было ничего об электрических разрядах, – возразила я.

– Неужели? В таком случае я, вероятно, неверно истолковал твою концепцию созидания.

Томас разбудил меня задолго до наступления рассвета, похлопав по плечу.

Ну, вот оно и начинается, подумала я. Последний акт. Мое индийское решение. Я пыталась убедить себя, что делаю все ради сестры, и старалась одеваться во взятые напрокат вещи как можно тише, чтобы никого не разбудить.

– Сценарий у вас с собой? – прошептал Томас, когда мы уже уходили. – Ваше удостоверение? Пропуск на съемочную площадку?

Я похлопала по сумочке, заменившей мой традиционный рюкзак, и затем снова все перепроверила, как мы обычно делаем, отправляясь в долгое путешествие, паспорт, билеты, бумажник.

– Как я выгляжу? – спросила я.

Одна из двоюродных сестер Томаса накануне вечером загримировала меня, а несколько часов сна в гриме должны были придать мне поношенный вид, который, собственно, и требовался.

Томас улыбнулся и кивнул:

– Само совершенство.

– А что, если все остальные опоздают, Томас? Что, если машина, посланная Рэмом, увязнет где-нибудь по дороге в грязи?

– Что, если... Что, если... Сегодня вы должны предаться своей карме, как настоящая достойная индианка, – сказал он. – Но если потребуется, я тоже надену костюм.

– Вы же ведь христианин, Томас. Вы не должны верить в карму.

– Вся Индия верит в карму, мадам, не только мы, бедняги, на ее широкой сцене.

– Вы неисправимый поэт.

Мы доехали до доков, откуда отходят катера на Элефанту. Толпа статистов уже собралась. Они зевали и потягивались в утреннем тумане. Томас проехал по Рамчандани-Марг и высадил меня на перекрестке с Бест-стрит, как раз за отелем «Тадж-Махал». Перед тем как выйти, я взглянула ему в глаза.

– С Богом, – сказал он. – Я буду ждать вас здесь сегодня вечером, что бы ни случилось, пусть даже небеса разверзнутся.

Проспер заказал три так называемых больших катера, чтобы перевезти актеров и съемочную группу на Элефанту, расположенную в десяти километрах от берега. Там на протяжении последних двух дней устанавливалось освещение, камеры и декорации. Членов съемочной группы и статистов, ожидавших прихода катеров, окутывал розоватый туман, так, словно уже началось испытание какого-то спецэффекта. Но на самом деле это был дым от дешевых индийских сигарет, опускавшийся почти до земли вперемежку с насыщенным влагой муссонным воздухом. Вокруг стоял пряный аромат табака. Аромат Индии.

Как только появилась Бина со своей маленькой группой хиджр, помощники Рэма отделились от толпы и прошли мимо нас, бормоча «Мумбаи» – пароль, который придумали мы с Рэмом. Вскоре после прибытия Бины крупный мускулистый мужик, стоявший около катеров, что-то прокричал, и мы стали подниматься на борт. Я заметила еще троих таких же здоровяков, отвечавших за то, чтобы никто посторонний не оказался на катере.

К счастью, Бина со своими рослыми «девчушками» получила пропуска от танцевальной труппы, в свое время нанятой Проспером, члены которой оказались не прочь обменять свои документы на сумму, эквивалентную их трехдневному заработку. Деньги эти я, естественно, выплатила им из кошелька покойного Эйкрса.

Влажность воздуха постоянно росла. Уже на полпути к острову воздух по густоте стал напоминать потную простыню. Но я не могла стереть пот с лица из страха повредить грим. Грязные после вчерашних дождей волны перехлестывали через планшир и оставляли на палубе тонкую пленку блестящей грязи, похожую на остатки глины на гончарном колесе.

– О чем это беседуют члены команды? – спросила я у Бины шепотом.

– Прошлой ночью в ресторане в Колабе одного из их команды зарезал сосед по столику. Убийца сказал, что покойный матрос весь вечер смотрел на него волком. Результат муссонного безумия – так все говорят. Еще один пример того же безумия – то, что Проспер Шарма продолжает съемку во время сезона дождей. Все считают, что из-за недостатка средств, и это их очень беспокоит, так как многим давно уже не платили жалованья.

Из информации, которую Рэму удалось по крупицам собрать от собратьев по ремеслу, явствовало, что Проспер решил отбросить реалистический стиль, отличавший его интерпретацию первых действий «Бури», и снимать последние сцены так, как будто они играются в театре. Действие должно становиться все более театральным, и фильм, по его плану, должен заканчиваться сценой, в которой главные действующие лица будут просто стоять на фоне моря, произнося свои монологи прямо в камеру, как обычно делается во время представлений по «Рамаяне» на пляже Чоупатти.

Накануне вечером Рэм сказал:

– Проспер намеренно применяет технику съемки, использовавшуюся в индийском кино на заре его существования, когда здешние кинематографисты стилизовали свои фильмы под традиционную викторианскую мелодраму. Но из-за больших расходов на актеров и оборудование и того, что доступ на Элефанту он получает на относительно короткие промежутки времени, ему приходится снимать в один большой дубль. Для нас это даже удобнее. Но вследствие твоего маленького трюка на студии Калеба требования к безопасности здесь значительно повысились. – Он покачал головой. – Знаешь, Розалинда, у меня совсем нет уверенности в том, что у нас получится, даже при всех талантах, которые я попытался задействовать в нашей игре.

– Я в тебя верю, Рэм, – сказала я. – А ты уверен, что на съемочной площадке будут высокопоставленные зрители?

– Абсолютно. Все испытывают необычайное любопытство по отношению к новой технологии Проспера. Они считают, что это его последняя попытка. Он даже пригласил какого-то техника от Спилберга из Штатов.