песносказитель пел о Хеороте; и беспечально там пировали две дружины — датчан и гаутов. 9 500 Тут Унферт, сын Эгглафа, сидевший в стопах у владыки Скильдингов начал прение (морепроходец, пришелец Беовульф, его раззадорил: неужто в мире ему соперник нашелся, воин под небом славный, его сильнейший), и вот он начал: «Не тот ли ты Беовульф, с которым Брека соревновался в умении плавать, когда, кичась непочатой силой, 510 с морем спорили вы, бессмыслые, жизнью рискуя? Ни друг, ни недруг, ни муж разумный не мог отвратить вас от дикой затеи соперничать в океане. Пучин теченья сеча руками, взмахами меряя море-дорогу, вы плыли по волнам, по водам, взбитым зимними ветрами, семеро суток. Тебя пересилил пловец искусный, тебя посрамил он: на утро восьмое, 520 брошенный бурей к норвежскому берегу, он возвратился в свои владенья, в земли Бродингов, в дом наследный, где правит поныне, на радость подданным, казной и землями. Клятву сдержал сын Бенстана — был первым! Вот почему я предчую худшее (хотя и вправду ты крепок в битве, в честной сече), коль скоро, с вечера тут оставшись, ты встретишь Гренделя!» 530 Ответил Беовульф, сын Эггтеова: «Не чересчур ли ты, друг мой Унферт, брагой упившись, о подвигах Бреки тут разболтался? На самом же деле никто из смертных со мной не сравнился бы мощью на море, выдержкой на океане. Когда-то, поспорив, мы вправду задумали, жизнью рискуя (а были оба еще недоростками!), взапуски плавать в открытых водах. Сказано – сделано: 540 кинулись в зыби, клинки обнажив ради защиты от хищных тварей, там обитавших. Сил недостало ему тягаться со мной на быстринах но я не покинул его над бездной: вместе держались в опасных водах, рядом плыли пятеро суток, покуда буря и сумрак ночи, северный ветер, снег и волны кипящих течений не разлучили 550 нас в ненастье. Со дна морского нечисть восстала — в пене ярились полчища чудищ. Рубаха-кольчуга искусной вязки, железной пряжи мне послужила, шитая золотом, верной защитой, когда морежитель, стиснув когтистыми лапами тело, вдруг потащил меня в глубь океана; Судьбой хранимый, я изловчился, – клинком ужалил зверя морского — 560 канул на дно обитатель хлябей. 10 Кишела нежить, грозя мне погибелью в бурлящей бездне, но я поганых мечом любимым учил, как должно! Не посчастливилось злобной несыти мной поживиться, плотью лакомой, пищей пиршественной в глубоководье, зато наутро в прибрежных водах всплыли распухшие туши животных, клинком усыпленных, — и с этой поры 570 стал безопасен путь мореходный над теми безднами. Божий светоч взошел с востока, утихла буря, и я увидел источенный ветром скалистый берег — Судьба от смерти того спасает, кто сам бесстрашен! Всего же девять избил я чудищ и, право, не знаю, под небом ночным случались ли встречи опасней этой, был ли кто в море ближе к смерти, 580 а все же я выжил в неравной схватке — меня, усталого, но невредимого, приливом вынесло, морским течением к финским скалам. Но я не слышал подобных былей о подвигах ратных, тобой совершенных: ни ты, ни Брека — в игре сражений не смели вы оба железом кровавым творить, как должно, дела достойные, зато известно, что ты убийца своих сородичей, 590 братьев кровных, — проклятье ада, как ни лукавь ты, тебя не минет! Скажу воистину тебе, сын Эгглафа: не смог бы Грендель бесчинствовать в Хеороте не смел бы нечистый бесчестить владыку, когда бы сердце твое вмещало столько же храбрости, сколько бахвальства! Но знает он, что его не встретят, противоборствуя, мечами острыми, и без опаски враг набегает 600 на земли Скильдингов, твоих сородичей, и с данов дань собирает кровью, и ест и пьет он и не трепещет при встрече с данами. Дайте время, на деле узнает он доблесть гаутскую! Завтра поутру, когда над миром зажжется светоч, солнце на небе явится ясное, — всяк без боязни сможет на пиршестве пить брагу в Хеороте!» Пришлась по нраву кольцедарителю, 610 седовласому старцу-воину, решимость Беовульфа! он уверовал, пастырь данов, в близость спасения. Громче смех зазвучал и речи среди воителей; вышла Вальхтеов, блистая золотом, супруга Хродгара, гостей приветствовать по древнему чину: высокородная вождю наследному вручила первому чашу пенную, да не грустил бы в пиру властитель, 620 владыка данов, — до дна он выпил, радуясь трапезе, добрый конунг; затем гостей обходила Вальхтеов с полной чашей, потчуя воинов, старых и юных, пока не предстала жена венценосная, кольцевладелица с кубком меда перед гаутским войсководителем; многоразумная Бога восславила, ей по молитвам в помощь пославшего рать бесстрашную. 630 Чашу воитель принял от Вальхтеов и ей ответствовал жаждущий битвы, молвил Беовульф, сын Эггтеова: «Дал я клятву, когда с дружиной всходил на ладью, чтобы плыть за море: или избуду я ваши беды, или сгину в тугих объятьях рук вражьих, — зарок мой крепок! — добуду победу, или окончатся дни моей жизни в этом чертоге!» 640 Пришлась по сердцу хозяйке дома клятва гаута. Воссела властная золотоносица возле супруга, и пир разгорелся, как в дни былые; застольные клики, смех и песни в хоромах грянули, но сам сын Хальфдана прервал веселье, спеша укрыться в ночных покоях: он знал, что недруг, дождавшись часа, когда помрачится закатное солнце и с неба сумерки 650 призрачным облаком сползут на землю, — враг явится яростный, жизнекрушитель, в зал для пиршеств. Повстала дружина; воин воину, Хродгар Беовульфу сказал в напутствие, благословляя ночную стражу, такое слово: «Кроме тебя, никому до сегодня я не вверял сокровищниц датских с тех пор, как впервые поднял свой щит. Прими под охрану мое жилище! 660 Помни о славе! Исполни клятву! Врага стереги! — и добудешь награду, коль скоро в сражении жизнь не утратишь!» 11 Хродгар вышел, за ним дружина, опора Скильдингов, прочь из зала; возлег державный на ложе Вальхтеов в покоях жениных; |
