Онория занесла нож, расположила свою жертву в продольном направлении и резко нанесла удар лезвием. Хоп! Она отбросила голову в кучу и принялась за туловище.
Она наносила удар за ударом, отсекая кусочки и брызжа соком. Потом отступила назад, тяжело дыша.
– Ну, – сказала миссис Колби, – теперь эта морковка уже никому не причинит беспокойства.
Онория не ответила. Она собрала кусочки моркови и добавила их в котелок, после чего выбрала другую жертву. Эта была слегка увядшей после долгого хранения. Но не важно. Онория и ее обезглавила одним ударом ножа.
– Ты что воображаешь при этом, дорогая?
– Мужчин! – прорычала Онория.
Миссис Колби вытянула шею и взглянула на морковь.
– Какого-нибудь конкретного?
– Нет, всех их!
Кок оторвал взгляд от цыпленка, которого ощипывал, готовя скудный ужин, посмотрел на нож в руке Онории, потом быстро отвернулся и продолжил свое дело.
Нож поднимался и резко опускался.
– Моего брата, моего мужа, всех их. – Хоп, хоп, хоп! Она бросала кусочки в котелок и бралась за следующую морковь.
– Скажи мне, Онория, – обратилась к ней миссис Колби, стараясь сдержать улыбку, – когда ты вот так рубишь морковь, ты представляешь себе мужчину в целом или определенную его часть?
Онория посмотрела на длинную, твердую, остроконечной формы морковку. Она ненамеренно, но, возможно, из-за определенного сходства выбрала для расправы именно этот характерный овощ.
– Не знаю, – мрачно произнесла она. – Это всего лишь морковь.
Кок продолжал сидеть на корточках, склонившись над цыпленком, и по его спине пробегала дрожь.
– Я спросила просто так, милая, – произнесла миссис Колби.
Онория замерла, держа наготове нож.
– Ведь я живой человек, не так ли?
– Ну конечно, дорогая. Нож опустился.
– Тогда почему мой брат и мой муж считают, что я не имею права что-либо делать, говорить, думать или чувствовать без их разрешения?
Миссис Колби приподняла плечи, признавая особенности мужчин.
– К сожалению, они таковы от природы. Господь сказал им, что они являются хозяевами жизни, и они уверовали в это. Вступив в брак, они сначала ведут себя очень осторожно, но потом все меняется. Наберись терпения.
Онория со злостью отрубила верхушку очередной моркови.
– Я всегда была безупречной женщиной и много лет вела домашнее хозяйство. Думаешь, Джеймс когда-нибудь поблагодарил меня или хотя бы обратил на это внимание? Нет. И сейчас, когда я сделала что-то для себя, он устроил погоню за мной, чтобы вернуть домой, как непослушную школьницу. Вступив в брак, я больше не подчиняюсь своему брату. Теперь я несу ответственность только перед мужем.
Миссис Колби смотрела на нее некоторое время.
– Ты беспокоишься, что капитан Рейн вернет тебя твоему брату? Не волнуйся, этого не случится. Ты нужна ему.
– Ха.
Миссис Колби улыбнулась.
– Не сомневайся. Я вижу, как он на тебя смотрит. Он счастлив.
Онория покачала головой.
– Он иногда говорит о любви, но я думаю, что ему просто нравится иметь рядом кого-то, кем можно распоряжаться. С Мэнди он обращается совсем по-другому.
– Он и Мэнди с детства были вместе. Мистер Рейн воспитывал ее. – Миссис Колби продолжала спокойно резать репу. – Но мальчишке не очень-то интересно играть с маленькой девочкой, не так ли? Поэтому он обращался с ней так, словно она была его братом, и учил всему. Они очень привыкли друг к другу. Вполне вероятно, он не может до конца понять тебя.
– Я тоже не понимаю его, – сказала Онория, стиснув зубы.
– Так всегда происходит, когда любишь, дорогая. Онория села на стул, внезапно почувствовав усталость.
– Но я не влюблена. – Она беспокойно взглянула на миссис Колби. – Не так ли?
– Ты не злилась бы так, если бы не любила. И не краснела бы, говоря об этом.
Онория подавленно опустила нож.
– Во мне не осталось любви. Мне кажется, я израсходовала ее всю до капли. Осталась только злость.
Миссис Колби улыбнулась.
– Ты слишком молода, чтобы заменить любовь злостью. Тебе всего тридцать.
– Тридцать один, – мрачно уточнила Онория. Внезапно она подумала, что лучше бы ее детство не было таким счастливым. Она обманывалась, веря, что счастье будет сопровождать ее и в зрелом возрасте.
Миссис Колби улыбнулась и умолкла. Онория поняла, что женщина пыталась успокоить ее. Кристофер был властным, бесцеремонным, считал, что женщина должна выполнять любые его желания, как и ее брат. Почему женщины любят таких мужчин, оставалось для нее загадкой.
Она взяла следующую морковь и разрубила ее пополам.
В другой части корабля Мэнди Рейн пришла к такому же заключению относительно мужчин.
Олден Хендерсон стоял на пороге ее каюты, перекрывая выход и тем самым вызывая раздражение Мэнди. Его широкие плечи заполняли дверной проем, волосы блестели в свете фонаря, серые глаза неотрывно смотрели на нее. Она знала, что его светлые волосы на ощупь похожи на шелк, и от этого злилась еще сильнее.
Каюта представляла собой отсек длиной с койку. Здесь можно было только встать, одеться и умыть лицо в крошечном умывальнике, а также хранить некоторые личные вещи в небольшом сундучке. Для двоих явно не хватало места, и Мэнди чувствовала это всеми мышцами своего тела.
Она подумала, что могла бы выйти отсюда, сбив с ног Хендерсона и перешагнув через его распростертое тело. Но ей не хотелось так поступать.
– Твой брат сказал, что ты можешь объяснить мне, что происходит, – заговорил Хендерсон.
Мэнди скрестила руки на груди. Этим жестом она как бы прикрывалась и, таким образом, чувствовала себя более защищенной.
– Он имел в виду, что я, пользуясь женскими уловками, смогу склонить тебя на нашу сторону.
Его тонкие светлые брови сошлись вместе.
– Сомневаюсь, что он именно это имел в виду.
То, что он не реагировал на насмешки, почему-то раздражало ее.
– Может быть, и не это. Но наверняка то, что ты представляешь собой угрозу и я должна следить за тобой.
На его переносице под очками обозначилась морщина.
– Почему бы тебе не рассказать мне о том, чем все озабочены, а потом мы поговорим о твоей слежке.
Мэнди сжала кулаки, неожиданно разволновавшись. Раньше она никогда не нервничала. Обычно она хладнокровно оценивала ситуации и находила приемлемый выход из них. Даже находясь в клетке у этого ужасного Суиттона, она не испытывала особенного беспокойства, потому что была уверена, что так или иначе выберется оттуда.