«Лучше иметь маленький, но безупречный талант, чем большой, но с изъяном, – записал по этому поводу Юэ в свой дневник. – Потому что первый добавляет нечто к сонму вещей, совершенных под звездами, а второй – только спеси, которая будет наказана. Ибо даже в большом таланте изъян рано или поздно разовьется, как червь в сердцевине плода, и отравит все его содержимое».

Юэ, подобно древним полководцам и мыслителям, вел дневник своих собственных изречений и втайне мечтал, что когда-нибудь, после многих великих побед, в таких вот школах на степень сэй восьмого ранга будут цитировать его, Юэ. «Нечего говорить мне о молодости, юнцы! Великий Юэ записал эту мысль в возрасте двадцати двух лет. Извольте хотя бы без запинки повторить за ним!»

Юэ тряхнул головой и рассмеялся. До исполнения этих великих планов еще далеко.

Господин Ито не слишком хорошо помнил, как попал домой. Подвыпив больше, чем следовало, он тем не менее сохранял в какой-то степени разумность и входил в дом с черного хода, чтобы не будить слуг и жену. Потому что, если жена заставала его на месте преступления, следовал громкий скандал, и господин Ито изгонялся в деревянный павильон во внутреннем дворе. Невзирая на время года, а ночи уже стояли прохладные.

Видимо, в этот раз все обошлось без скандала. По крайней мере, когда господин Ито открыл глаза, расшитый птицами шелковый потолок был потолком его спальни. Правда, почему-то потолок заслоняла чья-то отнюдь не дружелюбная рожа.

– Караул! Грабят! – придя в себя, что есть мочи закричал господин Ито и получил за это быстрый и сильный удар в челюсть. Господин Ито упал с кровати и закрыл голову руками, ожидая новых ударов. Его рот наполнялся кровью, язык нащупывал выбитый зуб (о милосердная Иань, уездный писарь не может щеголять прорехами во рту – это неприлично!), и господин Ито решил, что самым благоразумным будет молчать. Он только жалобно стонал, когда сапоги присутствующих обрушились на его ребра.

– Отвечай, падаль, где он?

– Фто? – просипел господин Ито в полном недоумении. Изо рта и носа у него ручьем лилась кровь.

– Тебя с ним видели, так что не отпирайся. Говори, куда он направился? Или ты его спрятал?

– Фто? – печально вопросил господин Ито. – Гофподин Фу?

– Ты что, издеваешься? – Господина Ито за шиворот подняли с пола, и его глаза оказались прямо напротив некоего толстогубого, дурно пахнущего рта. Передние зубы значительно выдавались вперед, как у огромного зайца.

– Фто фы, гофподин, – испугался господин Ито, – никак неф!

– Тогда отвечай! – Хватка чуть ослабла.

– Но я нифефо не фнаю. – Господин Ито всхлипнул. – То есфь я фыл ф зафедении… Гофподин Фу пфедложил пфофодить меня…

– И ты не знаешь, кто он такой? Не морочь меня, дурак! Мне донесли о чем вы говорили!

– О фоенном деле, – еще больше испугался Ито. – Я им уфлекаюсь, знаете ли…

Робкая улыбка на его разбитом лице привела рожу с заячьими зубами в ярость:

– Тащи-ка сюда остальных! – приказал он, продолжая трясти господина Ито, как грушу.

Результат не замедлил себя ждать. Двое солдат (а на них были мундиры императорских войск, помоги нам боги!) втолкнули в комнату ошарашенного Юэ, причитающую А-ит и остальных детей. Однако прежде чем начальник стражи сумел открыть рот, госпожа А-ит его опередила:

– Ах ты, дно выгребной ямы! Как ты мог вовлечь семью в скандал, ослиная твоя голова? Говорила же я тебе – закончишь плохо, пьянчуга несчастный! Что он натворил, господин Сэй Шестой степени? Ах, это невыносимо – жить с пьяницей! Вы себе не представляете – он абсолютно теряет голову при одном запахе пива. А как получит жалованье – так и норовит завернуть в гэдзи, и помоги нам боги, ни разу еще не вернулся с полной мошной… Любой проходимец там его и облапошит, и оберет. А он, дурак, только тратит семейные денежки и поит всякую там шваль. С кем он на этот раз связался, господин Сэй Шестой степени? Сил нет моих больше! Уж я и молилась, и даже совершала паломничество, да все без толку, без толку! – Госпожа А-ит ринулась к мужу и принялась осыпать его плечи ударами маленьких кулачков, умудряясь при этом выглядеть деликатно и трогательно, – высокородная дама в отчаянии.

– Ваш муж был замечен в компании государственного изменника, – прокашлявшись из сострадания к горю дамы, пояснил господин Сэй Шестой степени. Услышав это, госпожа А-ит взвизгнула, прижала руки к напудренным щечкам (многие знатные дамы накладывали слой белил, румян и пудры с запасом, на 3–4 дня, вынужденные поэтому спать полусидя, чтобы макияж не осыпался) и грациозно опустилась на пол. Один из стражей, не чуждый милосердия, даже попытался помочь распростертой на полу даме. Но отступил под грозным взглядом начальника, желавшего сохранить мизансцену в неприкосновенности с целью большего воздействия на совершенно уничтоженного господина Ито, который делал попытки ползти к жене с невнятными покаянными возгласами.

– А вы что скажете, сэй Юэ? – не без иронии к свежему званию обратился стражник к юноше. Юэ был, пожалуй, белее стены, к которой прислонился.

– Я… я спал, – выдавил он из себя. – Отец… часто задерживается, когда получит жалованье, и никто его особо не ждал. Смилуйтесь, господин Сэй Шестой степени, – осмелился добавить он, – мой отец не заговорщик!

В этот момент с улицы послышался невнятный шум, застучали копыта лошадей.

– Где Линь? – прозвучал властный голос. – Где этот олух?

С господина Линя вмиг слетела вся спесь. Бросившись к окну, он свесился вниз и затараторил:

– Я здесь, убэй Тян! Допрашиваю сопереживающего. Он почти уже раскололся, вот-вот выдаст, куда бежал преступник. Я обещаю вам, что еще до полуночи…

– Что за болван, – даже в темноте было видно, что убэй Тян сплюнул в пыль. – Взяли мы его. Надеялся отсидеться в лесу. Видно, заподозрил что-то еще в трактире… Так что сворачивай тут свою мордобойню.

– Так ведь сообщник здесь… Того… – пытался бормотать господин Линь.

– Да это же дом пьянчужки Ито, – раздался голос из темноты, и Юэ узнал голос убэя их квартала, дородного Лэ. – Убэй Тян, этот человек никакой не заговорщик. Он скорее всего даже и не знал, с кем разговаривал. А цитаты из «Войны как средоточия ясности» я от него слышу вот уже двадцать последних лет.

– Заканчивай, Линь, – снисходительно махнул рукой убэй Тян, – тебя ждет другая работа, поважнее.

– Слушаюсь! – сапоги последнего уже грохотали по лестнице вниз.

Только сейчас Юэ увидел, что к луке седла убэя привязана веревка. А другой ее конец тянется к темной куче, осевшей в воротах. Господин Тян натянул веревку, и на Юэ накатил приступ тошноты: в пыли валялось человеческое тело.

– О, преисподняя, – прошипел господин Тян, подтягивая тело ближе. – Похоже, мы перестарались. Эй, – заорал он, задрав голову. Его палец ткнул в Юэ, подошедшего к окну: – Быстро воды!

Схватив ведро, Юэ рысцой сбегал к колодцу во внутреннем дворе, вернулся ко входу и выплеснул воду на лежавшее в пыли тело. Когда вода смыла кровь с лица трупа, Юэ отчетливо увидел неподвижные глаза, глядящие в темное небо. На него почему-то снизошло спокойствие, глухое и ровное, как рокот барабана. Он будто издалека слушал, как препираются блюстители закона. Лежащий у его ног мертвый человек вовсе не выглядел разбойником или убийцей. У него были мелкие правильные черты лица, тонкие пальцы в несмываемых пятнах чернил, выбритый лоб – признак благородного происхождения. В складках одежды блеснуло серебро. Повинуясь неведомому инстинкту, Юэ нагнулся и разглядел вещицу. Он, конечно, не мог не узнать ее. На груди мертвеца красовалась высшая награда Военной академии – серебряный тигр с выгравированной надписью. Юэ не стал читать каллиграфическую вязь. Он знал, что увидит. «За высшую доблесть». Эту награду, учрежденную после великой победы над объединенным войском самозванца, провозгласившего себя новым императором, присуждали только один раз. Об этом знал каждый, хоть как-то интересующийся военным делом в империи. В пыли перед Юэ с вывороченными руками, непристойно распахнутым халатом и ободранным мертвым лицом лежал величайший военный стратег, победитель двенадцати битв, гений тактики, автор восьми несравненных трактатов, ставший при жизни легендой. Мастер Фэнь.