— Кто это? — спросил молодой солдат, несколько недель назад зачисленный в преторианскую гвардию и ещё не успевший ознакомиться с обычаями и обитателями дворца.

— Тиберий Клавдий, брат Германика, — ответил Грат. — Он — порядочный человек. Лучшего императора нам не найти.

— Он — дядя Гая, — возразил подоспевший Кассий Херея и обвёл преторианцев жёстким выразительным взглядом, обозначающим: «Убить!»

Преторианцы не слушали Херею. Они вспоминали славного Германика. Его сражения, победы, жизнь и преждевременная смерть казались солдатам почти легендарными. Может, брат Германика станет достойным императором, коль скоро сын не сумел?!

— Славься, Клавдий Цезарь, император! — крикнул Грат.

— Славься, Клавдий Цезарь! — подхватили остальные.

Преторианцы подняли испуганного Клавдия на плечи и понесли его вниз. Боясь упасть, он беспорядочно хватался за руки и головы солдат и лепетал, заикаясь:

— Я — не Цезарь! Это родовое прозвище Юлиев, а я принадлежу к семейству Клавдиев.

Его проносили по той самой галерее, где недавно был убит Калигула. Клавдий увидел зловещие темно-красные пятна на полу и колоннах, и чуть не лишился чувств. Грат подобрал с пола золотой венец, упавший с головы Гая Цезаря. Кое-как отерев полой туники кровь, солдат надел венец на голову Клавдию.

— Теперь ты — цезарь! — громко крикнул он.

Пользуясь суматохой, преторианцы-заговорщики решили напоследок отомстить Калигуле.

Солдаты уложили тело императора, его жены и дочери на самодельные носилки и тайком вынесли из дворца. В Ламиевых садах развели огонь. Не погребальный костёр из еловых и кипарисовых дров, а обыкновенный костёр, на котором в походах легионеры готовят ужин.

В наступающих сумерках преторианцы бросили в огонь три тела. Без цветов, без пения, без завывания наёмных плакальщиц, без восковых масок и благовоний. Холодный зимний ветер трепал оранжевые языки пламени и забирался под потные туники заговорщиков. Стараясь согреться, они протягивали к огню ладони.

Огонь едва начал пожирать трупы. Преторианцы сразу же залили костёр холодной водой из пруда. Несожженные тела Калигулы, Цезонии и их дочери зарыли в углу сада, под кустами. Злорадствуя и глумлясь, наспех забросали дёрном. Согласно поверию, души людей, не захороненных подобающим образом, целую вечность не обретут покоя.

Редко какого императора встречали с такой любовью, а хоронили с такой ненавистью. Все его деяния были или жестокими, или бесполезными. Исключение составили лишь гавани в Регии и Сицилии для стоянки кораблей с пшеницей, прибывающих из Египта. Впрочем, даже эти две постройки Гай не довёл до конца, потратив деньги на ненужные причуды.

Луций Анней Сенека, узнав о гибели Калигулы, записал: «Природа создала Гая Цезаря, чтобы показать, на что способны безграничная порочность в сочетании с безграничной властью».