Калигула подошёл к Агриппине. Схватил её за шею сильными руками.

— Ты почему вмешиваешься? — прищурившись, прошипел он.

Агриппина не потеряла самообладания.

— Я понимаю, — не отводя глаз от лица брата, ответила она. — Ты ищешь Друзиллу. Но Ливилла не заменит тебе покойную. Видишь ли… — Агриппина замялась, подыскивая нужные слова. — Друзилла любила тебя. Вот в чем разница между нею и Ливиллой!

Гай опустил руки. Неизбывное отчаяние нахлынуло на него, заставив скривиться в горькой гримасе. Калигула тяжело опустился на ложе и заплакал, обхватив голову руками и покачиваясь в такт всхлипам. В который раз он осознал, что Друзилла не вернётся, сколько ни наряжай других женщин в рыжий парик и ни зови их именем сестры. Есть только одна надежда встретиться с нею: на небе, где она, богиня Пантея, ждёт бога Гая.

Ливилла поспешно ускользнула из шатра, придерживая на плече разорванную тунику. Агриппина провела её взглядом и присела около брата.

— О, Гай! — искренне пожалев его, она погладила рыжие волосы, ставшие настолько жидкими, что розовая кожа местами проглядывала между прядями.

Не прекращая плакать, Калигула прильнул мокрым лицом к сестринской груди. Как хорошо, как надёжно почувствовал себя он. Словно в детстве, рядом с ласковой матерью. Он успокаивался, и в душе постепенно зарождалась гаденькая мысль: не сделать ли Агриппину Друзиллой, коль скоро младшая сестра отказывается?!

Перестав всхлипывать, Гай скосил глаза. Его голова покоилась на груди Агриппины. Он видел, как соблазнительно пышная плоть выступает из низкого выреза туники. Калигула высунул язык и провёл им по нежной коже. Будь у него язык по-змеиному длинный — дотянулся бы до соска.

Агриппина вздрогнула и подняла ладонями голову Гая, заставляя его встретиться с ней взглядом. У туманных глаз сестры был на удивление трезвый, рассчетливый взгляд. Он понял: Агриппину нельзя покорить силой, как Ливиллу. Но с ней можно договориться!

— Ты могла бы полюбить меня? — прямо спросил он.

Она хладнокровно улыбнулась. Полюбить искренне и безрассудно, как Пассиена Криспа или, на худой конец, Агенобарба в начале их встречи? Конечно, нет! Но постель и любовь — разные вещи.

— Только в том случае, если ты прогонишь Цезонию и сделаешь меня твоей императрицей! — шепнула она, ослепляя брата блеском серо-зелёных глаз и мелких зуб между пухлыми губами.

— Я сделаю! — восторженно пообещал он и потянулся к сестре, приоткрыв рот для поцелуя.

Агриппина ловко вывернулась из его объятий. Отбежала от ложа и остановилась посередине шатра, сухая и неумолимая.

— Сначала сделай! — требовательно проговорила она.

Её поведение произвело на Калигулу не то впечатление, на которое рассчитывала молодая женщина. Гай был слишком непредсказуем и отличался этим от всех мужчин, которых знала Агриппина.

— Шлюха! — крикнул Калигула, схватив со столика кувшин для умывания и запустив его в сестру. — Обе вы потаскухи: и ты, и Ливилла! Я наблюдал за вами. За все путешествие вы ни одной ночи не провели добродетельно!

Агриппина попятилась к выходу. Гай в несколько прыжков настиг её и схватил за плечо.

— Мне больно! — укоряюще шепнула она.

Калигула встряхнул сестру, заставив её болезненно поморщиться. Почти насильно вывел её из шатра.

— Солдаты! — громко крикнул он.

Легионеры, услыхав призыв императора, сходились к палатке. Гай поманил центуриона Басса и шепнул в подставленное ухо:

— Отыщи Ливиллу! Куда она удрала?

Ливилла пряталась в шатре, который делила с Агриппиной. Ауфидий Басс отыскал её и, настойчиво подталкивая, отвёл к Гаю Цезарю.

— Убери руки! — Ливилла высокомерно взглянула на центуриона и передёрнула плечом. — Я сама дойду!

Она подошла к брату и остановилась перед ним, обиженно прикусив нижнюю губу. Гай взял Ливиллу за плечо левой рукой и развернул её лицом к солдатам. Правой он таким же образом держал Агриппину.

— Солдаты! — обратился император к собравшимся легионерам. — Пока трусливые патриции наслаждаются пирами, роскошными зрелищами и отдыхом на виллах, вы делите со своим цезарем опасность и превратности войны! Я достойно отблагодарю вас!

Легионеры одобрительно зашумели. Гай с лукавой улыбкой подождал, пока утихнет гул, и продолжил:

— Я знаю, как тяжело мужчинам обходиться длительное время без женского общества. Предоставляю вам моих сестёр! Они будут рады оказать услугу героям!

И Агриппина, и Ливилла оцепенели, потеряв дар речи. Легионеры, не зная верить ли императору, смущённо переступали с ноги на ногу и исподтишка оглядывали женщин.

— Сами понимаете: вас много, а у меня только две сестры! — развязно ухмыльнулся он. — Каждая может обслужить не более пяти человек в день. Все желающие могут записаться в список, составить который я поручаю верному Бассу. Цена назначается в десять тысяч сестерциев.

Легионеры продолжали стоять, не двигаясь. Калигула сделал вид, что неверно понимает их заминку.

— Что, дорого?! — с озорством подмигнул он. — Но ведь это же не обыкновенные гетеры, а сестры императора! Разве полчаса, проведённые в постели первейших красавиц империи, не стоят сотни золотых монет или десяти тысяч серебрянных? — Гай встряхнул сестёр, словно торговец — рабынь на невольничьем рынке, и шепнул им: — Половина денег останется вам. Вторая — мне за сводничество.

Агриппина попыталась ответить Гаю уничтожающим, испепеляющим взглядом. Не получилось. В глубине души она была не прочь согласиться. Получать деньги за то, что они обе проделывали из озорства и ради увольствия!.. Вину при этом можно свалить на Калигулу: он, дескать, насильно заставил.

Легионеры долго не раздумывали. К центуриону Бассу, смущённо озираясь, подошёл один солдат и назвал своё имя. Басс спросил с невозмутимым лицом:

— Которую желаешь?

— Благородную Ливиллу, — легионер задумчиво почесал затылок. Вопрос застал его врасплох. — Нет! Лучше, благородную Агриппину.

Ауфидий Басс записал его имя в табличку, предназначенную для клиентов Агриппины. По себя он одобрил выбор: Агриппина, родив сына, выглядела куда пышнее и соблазнительнее худосочной Ливиллы.

За первым легионером потянулся второй, затем третий. Осмелев, остальные тоже столпились вокруг Басса. Размахивая кошельками и отталкивая соперников, они пробирались к центуриону и требовали записать их имена в списке той или другой сестры. Ауфидий Басс пошатывался под невиданным напором легионеров, но держался по-геройски: записал все имена, не выронив ни табличек, ни грифеля. Он и себя занёс в список Агриппины, подгадав быть первым клиентом на следующий день.

Калигула обрадованно шепнул сёстрам:

— Сколько денег мы заработаем в ближайшие месяцы! Вам, красавицы, я вынесу благодарность за то, что обогащаете государство в моем лице!

— Почему не торгуешь Цезонией? — сердито огрызнулась Ливилла. — За неё можно назначить бульшую цену. Как-никак — императрица!

— Я подумаю! — успокоил её Гай, встряхнув ещё раз хрупкое предплечье девушки. — А теперь работать!

Он втолкнул сестёр в палатку и кивнул Бассу:

— Можно начинать. Пусть заходят первые клиенты.

Легионеры завистливыми взглядами проводили счастливчиков, скрывшихся за шёлковым пологом.

Внутри палатки Агриппина положила ладонь на плечо младшей сестры. Вздохнула с мудростью, достойной философа-стоика, и заметила:

— Если ничего нельзя изменить, лучший выход: смириться и извлечь из неприятного положения наибольшую выгоду.

Ливилла непонимающе взглянула на неё.

— Расслабься и получай удовольствие! — сердясь на несообразительную дурочку, пояснила Агриппина.

Цезония не видела, чем завершилась сцена. Она ушла, когда Гай отвёл Ливиллу в шатёр.

Не разбирая дороги, она пробежала мимо солдатских палаток, мимо лошадей, мимо сложенного в кучу оружия, мимо котлов с готовящейся пищей. Прошла около караульных, не посмевших спросить пароль у жены императора, и остановилась около засохшего дуба за пределами лагеря.