Первый одним движением отсоединил у себя от пояса компактный прибор ночного видения и поднес его к глазам. Перед японцем метрах в двадцати была русская погранзастава. Он довольно долго и внимательно рассматривал все оказавшиеся перед ним здания. Особое внимание японец уделил складу боеприпасов и стоящему возле входа в него часовому.

Тот честно бдил, но по позе и вялым движениям чувствовалось, что относится он к своему посту, как к скучной формальности. Еще один часовой стоял у самого здания комендатуры и третий — у бревенчатого домика, находившегося метрах в десяти за ним.

Видимо, удовлетворившись результатами осмотра, японец убрал прибор ночного видения от глаз и поднял арбалет, заряженный стрелой с зажигательным наконечником. Его примеру последовал и второй японец.

В следующую секунду две черные стрелы беззвучно разрезали тьму, улетев в сторону русской заставы.

Японцы почти мгновенно — меньше чем за две секунды — перезарядили арбалеты и выпустили еще по стреле.

Александр Григорьев стоял у склада с ГСМ и боеприпасами. На самом деле боеприпасов там почти не было, зато бензина и солярки хранилось в избытке.

Пост считался одним из самых ответственных на острове. Смена Григорьева уже подходила к концу. Глаза часового слипались. Все мысли были об одном — о том, что уже совсем скоро придет разводящий, приведет его сменщика, и можно будет пойти поспать.

Григорьев широко зевнул и оперся спиной о стенку склада. По уставу этого делать нельзя, но часовой был уверен, что успеет заметить разводящего или кого-нибудь из офицеров, если они вдруг нагрянут с проверкой.

Через считанные минуты перед глазами у него помутнело, реальность словно подернулась легкой дымкой. Осознав это, Григорьев резко мотнул головой, отгоняя сон, и отклеился от стенки. Так ведь и заснуть недолго. А тогда уже никакого проверяющего не заметишь.

Однако в эту ночь бдительность часового была проверена не его офицерами. До ушей Григорьева неожиданно донесся тихий свист, а потом практически одновременно поблизости прозвучали два глухих удара — как будто кто-то бросил в бревенчатую стену склада два булыжника. Григорьев насторожился, крепче сжал в руках автомат. В этот момент снова раздался свист и два удара. И снова тишина. Как ни вглядывался в ночь пограничник, ничего подозрительного он увидеть не смог.

«Что же это за хрень была? — немного успокоившись, подумал он. — Дети, что ли, балуются?»

Для успокоения совести Григорьев решил обойти склад и посмотреть, что и как. Он сделал полный круг и не заметил ровным счетом ничего подозрительного.

«Ладно, доложу разводящему, пусть утром…»

Додумать эту мысль до конца Григорьев не успел.

Вылетевшая из темноты короткая черная стрела вонзилась ему точно в горло. Часовой захрипел и медленно осел на землю, не издав ни единого звука.

Японцы хорошо все просчитали. Даже если бы попадание не было таким точным, смерть все равно оказалась бы мгновенной — наконечник этой стрелы был щедро смазан концентрированным ядом фугу. В следующую секунду к упавшему подбежали две темные фигуры, подхватили его на руки и утащили в темноту.

А еще через полминуты склад боеприпасов вспыхнул — вонзившиеся с четырех сторон в стены стрелы несли зажигательные заряды, которые японцы подорвали с помощью дистанционного пульта. Через пару минут на территории погранзаставы началось невообразимое.

Дверь в казарму, где спали пограничники, вылетела от мощного пинка.

— Бойцы, подъем!!! — капитан орал так, как будто хотел докричаться до Австралии. — Пожар!!!

На этот раз пограничники побили все рекорды по скоростному подъему. Все оказались во дворе за считанные секунды, но к этому моменту там уже было светло, как днем. Склад полыхал вовсю. Над ним плясали языки огня высотой метра по три, а по земле от него растекались огненные ручейки горящего бензина.

— Ложись! — завопил самый сообразительный из солдат своим товарищам, метнувшимся было к складу. — Сейчас рванет!

К счастью, его послушались. Все бойцы попадали на землю — и вовремя. Грохнуло так, что, казалось, земля расколется. Бревенчатый склад в буквальном смысле взлетел на воздух, на лежащих людей посыпались комки земли и обломки бревен. Одному из солдат не повезло — половиной бревна ему угодило по спине.

Капитан встал первым. Он, качаясь, сделал два шага к полыхающим развалинам.

— Вставайте! — заорал он солдатам, но сам не услышал собственного голоса. Солдаты уже вставали сами. Одни кинулись к пожарному щиту, другие обратно в здание комендатуры, к телефону, третьи пытались стащить бревно со своего товарища. Одним словом, картина была жуткой.

Именно этого и добивались японские диверсанты.

Сейчас они тихо подкрадывались к стоявшему за комендатурой домику, где располагалась гауптвахта.

Здесь было не так светло — комендатура закрывала это место собой.

Часовой у гауптвахты к этому моменту уже весь извелся. В нем боролись два побуждения, — с одной стороны, бежать в комендатуру, выяснить, что происходит. С другой — оставаться на месте, ведь пост бросать нельзя ни при каких обстоятельствах.

«Может, война началась?» — промелькнуло в голове у часового.

Эта была его последняя мысль. Воспользовавшись тем, что пограничник отвлекся, один из японцев подкрался к нему на расстояние нескольких метров и почти в упор разрядил заряженный отравленной стрелой арбалет. Стрела попала точно в сердце, и часовой умер раньше, чем коснулся земли. Его тело, как и тело того, что стоял у склада, японцы быстро оттащили в сторону.

— Эй! Что там происходит?! — раздался крик из-за окна гауптвахты.

Японцы, ясное дело, не ответили. Вместо этого они быстро зарядили арбалеты зажигательными стрелами и, отбежав на десяток метров, спустили курки. И еще раз. И еще. На этот раз долго ждать было незачем. Выпустив по последней стреле, они отступили в ночь. А через несколько секунд все зажигательные заряды одновременно взорвались.

Гауптвахта была сложена из цельных толстых бревен, которые не очень-то легко поддавались огню. Но и потухнуть сама она не могла. А военные ничего не замечали — все их внимание было поглощено догорающим складом ГСМ и боеприпасов. Про гауптвахту и сидящих там арестантов все забыли. Да и неудивительно — в такой-то момент! На это и рассчитывали японцы.

— Эй! Часовой, мать твою так! Что случилось?! — заорал Полундра, подскочив к окну камеры, когда увидел, что языки пламени пляшут под самыми окнами, и почувствовав, что стало теплее. Полундра еще раньше спрашивал караулившего их пограничника, что происходит на базе, но тот только огрызнулся, что, мол, не знает ничего, и Полундра замолчал. В самом деле, что может знать парень, который привязан к этому домику так же, как и они с Меллингом? Но теперь, похоже, горела сама гауптвахта!

— Часовой!!! — Полундра что было сил затряс решетку.

— Может быть, он ушел? — по-английски спросил Меллинг. Его спокойный голос отрезвил Полундру, спецназовец вновь обрел способность мыслить логически. Лучше бы эта способность не возвращалась!

Часового нет. «Губа» горит. На крик никто не отзывается. Еще пара минут, и они с американцем зажарятся, как цыплята-табака!

Но не таков был Полундра, чтобы сдаваться — даже в такой ситуации. Он глубоко вдохнул, схватился за прутья решетки и надавил, напрягая все свои силы. Прутья чуть слышно скрипнули, но не поддались. Полундра надавил еще раз, но результата снова не было. Может быть, спецназовец и сумел бы расшатать прутья или выбить всю решетку целиком, будь у него в запасе часа два времени. Но, судя по тому, как нарастал треск пламени и поднималась температура, в его распоряжении оставалось максимум минуты полторы.

— Джейк! Помоги! — рявкнул Полундра.

Но от американца оказалось больше вреда, чем пользы. Сил в руках восьмидесятилетнего старика уже почти не осталось, зато он занимал место, не давая Полундре встать поудобнее.