Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Итак, оказавшись в круглом кабинете, Пардальян тотчас же понял, где он находится. В кабинете были узкое окно и дверь, через которую они вошли. Диспозиция ободряющая и тревожащая одновременно. Ободряющая — потому что тут не было угла для потайной двери, откуда бы на него смогли напасть внезапно. Тревожащая — потому что в случае поединка ему будет некуда отступать. Но вскоре Пардальян, привыкший хладнокровно все просчитывать, решил, что поединок, казавшийся все более неизбежным, скорей всего произойдет вне этого напоминающего колодец кабинета.

Когда д'Альбаран с поклоном удалился, Фауста указала Пардальяну на одно из трех массивных глубоких кресел, а сама заняла место напротив; Карл д'Ангулем опустился в кресло рядом с Фаустой. Удовлетворенно улыбаясь, Пардальян сел: он давно уже мечтал об отдыхе — слишком уж долго ему пришлось стоять. К тому же он сидел лицом к единственной двери и мог наблюдать за ней. Сей факт еще больше укрепил его в мысли, что поработать шпагой ему придется не здесь, а за стенами этой комнаты, и он решил первым пойти в наступление. Со свойственной ему откровенностью он без всяких хитростей и уловок двинулся прямо к цели.

— Итак, сударыня, — произнес он, — вы так и не смогли излечиться от болезни, именуемой честолюбием?.. Воистину весьма досадное обстоятельство. Но еще более досадно, что вы решили вновь вернуться во Францию, в Париж, с намерением составить заговор против короля Людовика XIII — он же еще совсем дитя! — в пользу присутствующего здесь герцога Ангулемского. Неужели вас ничему не научили провал заговора против Генриха III и ваша неудачная попытка посадить на трон герцога Гиза, который, смею вам напомнить, плохо кончил? Увы, все это глубоко огорчает меня.

Слова Пардальяна сопровождались насмешливой улыбкой, но по выражению его лица нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Гениальная актриса, Фауста мгновенно включилась в его игру и, так же улыбаясь, заявила:

— Огорчает? Вас?.. Но, Бог мой, почему же, шевалье?

— Как это — почему? — возмутился Пардальян. — Да потому, сударыня, что мне снова приходится надевать боевые доспехи, а ведь я уже собрался на покой! Но теперь мне надо будет вспомнить о том времени, когда вы плели интриги вместе с покойным Гизом, и начать борьбу против вас!

— А разве это так уж необходимо? — вопросила Фауста.

— Совершенно необходимо, сударыня, — не допускающим возражения тоном отрезал Пардальян.

И, вернувшись к своей прежней шутливой манере вести беседу, продолжил:

— Черт побери, сударыня, неужели вы считаете, что все, подобно вам, имеют возможность купаться в волшебном источнике, возвращающем молодость? Вы — одна из тех редких счастливиц, кого фортуна удостоила этой милости. Потому вы и остаетесь вечно молодой и вечно прекрасной, а ваш ум, по-прежнему гибкий и изворотливый, позволяет вам без устали составлять заговор за заговором. Но я-то, сударыня, я совсем другое дело! Подумайте только — мне-то уже шестьдесят пять! Посмотрите на меня: я стар, сед, слаб духом и телом. У меня не осталось ни хитрости, ни сообразительности, я чувствую, что вы в два счета разделаетесь со мной… А вы еще спрашиваете, почему я так огорчен!..

Старческие вздохи Пардальяна совершенно не вязались с его обликом; Фауста и Карл д'Ангулем невольно залюбовались шевалье.

— К счастью для вас, вы все преувеличиваете, — ответила Фауста. — Но, кажется, вы сказали, что вам необходимо начать борьбу против меня?

— Совершенно необходимо, — жестко подтвердил Пардальян.

Фауста умолкла, но вскоре заговорила вновь:

— Однако меня смущает одно обстоятельство. Когда-то вы боролись против меня и одержали победу, разрушив все мои планы… Я не в обиде на вас, шевалье, я лишь воздаю должное вашей доблести. (Пардальян отвесил ироничный поклон.) Я понимаю, что вы поступали тогда так, как сочли нужным. Я действовала в пользу Гиза, а он был вашим врагом… Вы ненавидели его и после того, как все мои честолюбивые замыслы пошли прахом, в честном поединке убили его. Хорошо; ваши мотивы были мне понятны. Но сегодня-то я действую в пользу герцога Ангулемского, который принадлежит к числу ваших лучших друзей! А вы тем не менее утверждаете, что вам необходимо сражаться и со мной, и с ним, невзирая на то, что я хочу способствовать величию и процветанию его дома. Нет, это выше моего понимания!

— Значит, — подвел итог Пардальян, — вы хотите меня спросить, по какой причине я нынче встал у вас на пути. Причин этих множество, но я готов изложить их вам все, одну за другой.

— Я слушаю вас, — промолвила Фауста.

— Прежде всего, — начал Пардальян, переходя, как и его собеседница, на серьезный тон, — я уверен, что вы вовсе не желаете, чтобы дом герцога Ангулемского стал великим и процветающим, ибо принцесса Фауста всегда заботится только о собственном процветании.

— Это ваше личное мнение! — усмехнулась Фауста.

— Сейчас я вам это докажу, — торжественно произнес Пардальян.

Повернувшись к Ангулему, до сих пор бывшему немым свидетелем этого словесного поединка, он сказал:

— Сударь, только что я слышал, как вы пообещали принцессе исполнить любое ее желание, которое она сообщит вам накануне вашей коронации. Не желаете ли вы прямо сейчас спросить у нее, что именно она собирается у вас потребовать?

Встрепенувшись, Ангулем повернулся к Фаусте.

— Что же это за желание, сударыня? — воскликнул он.

— Герцог, — решительно ответила Фауста, — я отвечу вам то же, что и раньше: вы узнаете это, когда настанет час, но ни секундой раньше.

— В таком случае мне придется ответить вместо вас, принцесса, — спокойно произнес Пардальян. — Если, разумеется, вы позволите мне это сделать.

Ехидная улыбка, промелькнувшая на его губах, свидетельствовала о том, что он вполне обойдется и без ее разрешения, поэтому Фауста поспешила согласиться:

— Вы прекрасно знаете, шевалье, что я ни в чем не могу отказать вам.

— Тысяча благодарностей, сударыня, — раскланялся Пардальян и вновь повернулся к Карлу Ангулемскому. — Накануне вашей коронации, то есть накануне того дня, когда вы наконец получите вожделенную власть, госпожа Фауста скажет вам: «Пришло время платить долги. Прежде чем вы получите корону, вы подпишете брачный договор… контракт между принцессой Фаустой и герцогом Ангулемским».

— Но я женат! — перебил его Карл.

— И вы думаете, что это остановит госпожу Фаусту? Она тут же покажет вам папскую буллу, расторгающую ваш нынешний брак. Не сомневайтесь — она достанет такое разрешение, если уже не достала.

— Но я люблю Виолетту!..

— Ну и что… Фауста объяснит вам, что любовь несовместима с честолюбием.

— Это невозможно!..

— Вы заблуждаетесь… В случае вашего отказа госпожа Фауста докажет вам, что ей под силу за несколько секунд разрушить возведенное ею здание. Она покажет, как вы будете падать с той головокружительной высоты, на которую она помогла вам взобраться. Заметьте, она не станет вам лгать. Да, вы окажетесь на троне, но при этом останетесь всего лишь марионеткой; все нити будут в руках Фаусты. И как только вы попытаетесь избавиться от ее ига, она безжалостно сломает вас.

Ошеломленный разоблачениями Пардальяна, Карл робко глядел на Фаусту, словно ожидая от нее опровержения. Но Фауста молчала. Внешне она была невозмутима, однако внутри у нее все кипело.

«Демон!.. Настоящий демон! — проклинала она шевалье. — Как он сумел догадаться?!.»

Гнетущая тишина окутала трех собеседников. Пардальян первым нарушил ее:

— Принцесса Фауста отдаст вам французский трон только при условии, что разделит его с вами. Этим и объясняются мягкие условия, поставленные вам королем Испании, и его отказ от территориальных притязаний: госпожа Фауста не может позволить себе раздавать свои будущие владения. Если я ошибся, можете поправить меня, сударыня. Насколько мне известно, вы не утруждаете себя ложью, поэтому, что бы вы ни ответили, я поверю вам на слово.

Фаусте очень и очень хотелось сказать, что Пардальян ошибается. Однако она ощущала на себе его пристальный ясный взор и, не желая поступиться своим достоинством, вызывающе заявила:

61
{"b":"30699","o":1}