Находясь под впечатлением Жениного показательного выступления в ресторане, Самурай ожидал от нее атаки в том же акробатическом стиле. Инстинктивно готовился поднырнуть под летящую в голову ногу или самому подпрыгнуть, если девушка, сгруппировавшись, клубком метнется под ноги. Предчувствия подвели Самурая. Евгения атаковала скупым, коротким ударом ребра стопы по голени. Присела, имитируя подготовку к высокому прыжку, а вместо того, чтобы взмыть под потолок, махом развернула бедра и выбросила вперед ногу. Атаковала редким, мало кому известным движением, похожим на коронный удар из старофранцузской боевой системы, ныне известной под названием «саваж».

Подошва женской туфельки, ударившись о кость под коленкой мужчины, съехала вниз, каблук стукнул по слабозащищенным кроссовкой пальцам, наступил на них, надавил. Девушка порывисто перенесла вес тела на утвердившийся поверх мужской кроссовки каблук, одновременно сбивая плечом контратакующий тычок самурайского кулака. Перед глазами Самурая мелькнул ее локоть, нацеленный ему в переносицу. Спасая голову, Самурай отклонился назад. Отскочил бы, да нога в капкане, пришлось прогнуться в поясе, «открыть» живот, чем и воспользовалась Евгения. Припала на одно колено, кончиками собранных в щепоть пальцев ударила по... Нет! Не по «открытому» животу, по гениталиям... Тренируя Женю, дядя Юра заставлял ее собранными в щепоть пальцами колоть дюймовые доски, а она, дуреха, расстраивалась, что подобные упражнения исключают возможность отрастить длиннющие ногти и сделать шикарный, всем на зависть, маникюр... Мужские гениталии отнюдь не такие прочные, как дюймовая доска. Самурай содрогнулся, размяк и осел на пол, лишаясь вследствие болевого шока сознания.

Контрольный удар по «заушному бугру», и Евгения теряет интерес к поверженному спарринг-партнеру, секунда – и она рядом с Михайловым.

– Игорь? Жив? Травмы серьезные есть? Ничего не сломано?

– Жень, помоги встать... Спасибо... Вау! Блин, как больно...

– Где больно? Покажи!

– Пустяки. Поясницу ломануло, радикулит, черт его дери... Да не смотри ты на меня так тревожно. Живой я. Скажи-ка лучше, как этот? Сдох, я надеюсь?

– Дышит, но опасности не представляет. Обезврежен, валяется без сознания.

– Женя, будь другом, добей гада.

– Я телохранитель, а не киллер.

– Значит, нет?

– Нет.

– А если я скажу тебе, что этот тип знал про заминированный храм и приложил максимум усилий, чтобы теракт увенчался успехом?

– Все равно – нет. У меня свои профессиональные принципы.

– Так, да? Ну и ладно. Сам управлюсь. – Игорь расстегнул пряжку брючного ремня. – У тебя свои принципы, у меня свои...

– Что ты собираешься делать?

– Я читал где-то, что, когда душат удавкой, умираешь как под наркозом. – Игорь вытащил из матерчатых петелек узкий и длинный кожаный ремешок.

– Да, это правда, но только если умеешь грамотно работать удавкой.

– Хм-м... Что ж, будем учиться. – Игорь намотал концы ремешка на ладони, сжал кулаки. – Жень, я надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что произошло в этой комнате? Или это тоже противоречит твоим принципам?

– А что произошло? – Евгения, закатив глаза, смешно выпятила нижнюю губу. – Ничего не было. Ты спал, я читала, потом музыку слушали, ты, растяпа, стол задел нечаянно, шума наделал...

– При Ирке не называй меня растяпой, пожалуйста. Обижусь.

– Хорошо, Ирине и про музыку не скажу, а то вообразит бог весть чего, ревновать начнет.

– Умничка!

– И тебе спасибо за «умничку» от дурочки с переулочка, которая никак не поймет, каким образом ты собираешься избавиться от трупа.

– Будь добра, принеси рацию из спальни. Свяжусь с одним моим здешним должником, он поможет незаметно вынести гада из гостиницы и закопать где-нибудь в тихом месте.

– Игорь, не мое дело, но ответь честно – ты не боишься?

– Кого и чего?

– Ты уверен, что, задушив этого типа и после избавившись от трупа, решишь все свои проблемы?

– Может, и решу, а возможно, и нет. Черт его знает!.. Я свободен, я ничей. Вернусь в Москву, буду себе спокойненько ремонтировать чужие квартиры, Ирку уговорю уйти в декрет. Заживем тихо, спокойно. Может, так и будет, но возможен и вариант, при котором дня через два-три со мною захотят встретиться Большие или не очень люди, генералы или старшие лейтенанты, говоря образно, на которых работал обездвиженный только что тобой узкоглазый дядечка... приговоренный мною к смерти... О нет! Убивать меня Большие люди не будут! Мне предложат остаться Самураем. Единственным и неповторимым. Я – фуфло, ботаник, сдал все экзамены на звание Самурая. Соглашусь ли я?.. Не буду врать, Женя, еще не знаю. Черт побери, а вдруг и соглашусь, вдруг просто-напросто не смогу отказаться?!. Или не захочу отказываться?.. Правы марксисты – бытие определяет сознание. За последние дни мое сознание здорово изменилось, я стал другим человеком и до конца еще не успел сам в себе разобраться. Некогда было. Парадокс, но я пока что плохо сам себя знаю, черт возьми!.. Боюсь ли я? Да, Женя, боюсь. Ведь это только дураки ничего не боятся, верно?.. Однако хватит трепаться попусту. Время уходит, пора действовать. И, как принято говорить в подобных случаях: «Глаза боятся, руки делают!»

Игорь глубоко вздохнул, резко выдохнул, тряхнул головой и щелкнул ремнем, проверяя узкую полоску кожи на прочность.

С Иркой мы расстались спустя год после событий в Никоновске. Разошлись без всяких скандалов и взаимных претензий. Квартиру я ей оставил. Я вообще оставил за бортом все из своей прежней жизни ботаника. Уходил налегке. Отдал ей ключи, и прежде чем закрыть за мной дверь, она сказала: «Ты стал совсем-совсем другим, Игорь».

Да, я стал другим. Я стал Самураем. А может быть, я всегда был таким, как сейчас, только раньше не было случая проявить себя, раскрыть свою суть? Помните анекдот про малыша, который молчал? Малыша таскали по врачам, по разным там дефектологам, психологам, невропатологам, а он не разговаривал, и все, хоть тресни. Но вот однажды, вдруг, немой заговорил и заявил, что «кашка горячая». И родители, утирая слезы радости, вопрошают дитятю: «Чего ж ты раньше-то все молчал, а?» И малыш им, спокойненько так, отвечает: «Не о чем говорить было раньше».

В Никоновске я впервые убил двоих. Еще примерно года два я вел счет жмурикам, которых вынужденно отправлял к праотцам. Сейчас я их уже не считаю. Самураю негоже оглядываться.

Помните, дядя Юра обзывал меня Буратиной? Ну так я больше не деревянная кукла, выражаясь образно. Я поднаторел в искусстве рукопашного боя, однако, как правило, мне вполне хватает для дела старого доброго приемчика, показанного однажды пожилым инструктором, дядей Юрой, и названного им «грабли». Ну и, разумеется, я научился стрелять из чего угодно на пять с плюсом. Только все это – стрельба и мордобой – отнюдь не главное для Самурая. Ерунда это. Каждый из вас в принципе может сунуть пальцы в глаза себе подобному или еще проще, наловчиться спускать курок. Но только в принципе, господа, только в принципе!

Что же касается сиппоку, или, иначе говоря, харакири, так вот этого вы от меня не дождетесь! Дудки!..