— Ну как тачка? Гоняешь?

— Какой гоняешь — раскокал давно уже.

— Как же это так?

— Ты знаешь, дал одной шалаве покататься. Прицепилась, как репей, научи да научи. Ей экзамены, видите ли, надо было на вождение сдавать, а практики не было. Вот вдвоем в глубоком овраге и очутились.

— И живы остались?!

— Я почти невредим, а она два месяца в больнице провалялась. Бог наказал. Хорошо, что еще в овраге грязь была с водой, а так бы взорвались. В багажнике у меня четыре канистры бензина было!

— Да, в рубашке родились.

— Ой, не говори, и смех, и грех. Машина в лепешку, а она лежит вся в грязи, одни белки блестят только и стонет…

— Короче, — оборвал его болтовню Котенкин, — я к тебе на пару дней. Можно?

— Давай распрягайся[74]. У меня здесь небольшой бардачок, но ты не обращай внимания.

— Развлекаешься?

— Да были у меня здесь две телки-молодячки.

— Мне бы сделать хоть одну.

— Какой базар, запросто. Только с ними опасно, заразу с ходу можно подцепить. Я с ними только через гандон[75]. Хочешь, сейчас позвоню?

— Не стоит, давай лучше завтра организуем маленький сабантуйчик.

— Годится.

На следующий день вечером, когда спала жара, Людоед предложил летчику отправиться на пляж, который был в трехстах метрах от его дома.

Но как только взгляд его натыкался на жирные туши толстых дам, он быстро отводил глаза, брезгливо морщась. И вдруг он остолбенел. Прямо в двадцати метрах от него молодая женщина медленно сняла бюстгальтер, обнажив свои буйные титьки, а потом так же спокойно сняла плавки и как ни в чем не бывало медленно погрузилась в воду.

Тело ее было бронзовым.

Котенкин смотрел на все это как загипнотизированный. От возбуждения у него пересохло в горле.

"Ничтяк, — подумал он, — сейчас я ее зафалую[76]".

Поплавав немного, она вышла из воды и начала вяло растираться.

Котенкин не вытерпел.

— Здравствуйте, — нагло произнес он, подойдя к ней почти вплотную. — Меня зовут Игорь. Как море? Теплое? — Голос его от волнения дрожал, но женщина не реагировала. Она отрешенно смотрела сквозь него. Не слышала и не видела его. Она молча растиралась, закрыв глаза и подставив свое узкое лицо лучам заходящего солнца, а потом все так же спокойно оделась и ушла. — Что за дела? — удивился Людоед.

— Да это же чокнутая, — сказал Славик. — Она каждый день приходит сюда в это время на пляж. Милиция уже не обращает на нее внимания. Недавно из дурдома выписалась.

— А я подумал, что она нудистка.

— Нет, здесь это не принято.

Под ногами шуршала галька. Людоед почти не ощущал своего мощного тела, после морской ванны он чувствовал какую-то невесомость и легкость. Летчик шагал рядом бодро и уверенно.

— Что значит море! — восторгался он. Людоед молчал, он думал о том, как побыстрее отсюда свалить.

Вечером приехали девчата, которых летчик заказал в каком-то борделе. Людоеду досталась худенькая блондинка с детским личиком.

Вначале он хотел отказаться от нее, но когда она разделась, то ее юное тело приятно взбесило его. Оно было горячим и темпераментным.

— Сколько тебе лет? — спросил он у нее.

— Девятнадцать, — пропищала блондиночка.

За время побега Людоед изголодался по юному девичьему телу. Всю ночь он не мог насытиться ею. «Коль уж я плачу звонкую монету, то должен вовсю разрядиться», — плотоядно думал Котенкин. Но худенькая ничуть не устала.

— Ну как девочка? — спросил на следующее утро Сафронов, когда Людоед расплатился с проститутками и посадил их в такси.

— В порядке, — довольно проговорил Котенкин, — я твой должник.

Вечером, в тот же день, выпив с летчиком по стакану коньяка, Людоед решил раскрыть ему свои карты, но не полностью, полагая, что Славик уже «сварился» и согласится с его предложением.

Он вытащил из кармана пригоршню старинных золотых монет и сунул их под нос летчику.

— Видишь?!

— Вот это да! — с восхищением протянул Славик, — антиквариат! А чьи это?

— Царские. Вот видишь, червонец. Это «Николашка», а это монета — пятнадцатирублевка — раритет! А вот эта монета с изображением Екатерины II и Александра I — вообще большая редкость. Половину всего этого я дам тебе, если ты полетишь со мной в Стамбул!

— ?!

— Да, в Турцию.

— А как? Ничего не пойму.

— Да так, очень просто. Ты летчик, мы едем в аэропорт, проникаем в самолет с оружием и отправляемся в Стамбул.

— Да, не мешало бы, но надо подумать… — Хватился за голову в смятении и ужасе летчик.

Новый следователь, третий по счету, который был назначен взамен второго по заявлению Осинина, почти ничем не отличался oт последнего, разве только что был повежливей, но зато поехидней.

— Так вы просили заменить следователя? — проговорил он, сладко улыбаясь в предвкушении триумфа над своей жертвой, но ошибся. Виктор приготовился к худшему. — Так его заменили. Я теперь буду вашим следователем. А что это вам даст? Статью я вам все равно не| изменю. Наоборот, я решил закрыть ваше дело по ст. 108, ч. И, 206, ч. III и 218, ч. I УК РСФСР.

— А 218 к чему? — удивился Осинин.

— Ножик, холодное оружие, «Лиса»!

— Так он же в магазине продается свободно.

— Мало ли что продается. Автоматы тоже продаются на складах, но не для вашего же брата.

Осинин усмехнулся. Он понял, что доказывать что-либо этому человеку совершенно бесполезно.

— Суд разберется, — изрек Виктор. И повернулся к выходу.

— А обвинительное заключение кто будет подписывать?

— Маяковский, но только не Пушкин, — язвительно усмехнулся Осинин.

— Как хотите, — в замешательстве проговорил следователь, — только себе хуже сделаете.

— Обвинительное получил? — дружно встретили его сокамерники, когда Осинина завели в камеру. — Ну-ка, покажи, — с нетерпением накинулись на него с любопытством ребята.

— Да я еще сам его не читал.

— Потом почитаешь, — улыбнулся его кент Надрик, — родителей надо было почитать, — и почти вырвал листок из его рук.

Обвинительные заключения были своего рода характеристикой и паспортом подследственного. Ведь любой подследственный мог «навешать лапши» на уши своим друзьям по несчастью, заявить для утверждения своего авторитета, что якобы он убил прокурора или ограбил банк, а на поверку выходило, когда читали его обвинительное заключение, что сей чернушник[77] где-то надебоширил и грабил банки, но только консервные… из овощных магазинов.

Обвинительное заключение Виктора произвело большое впечатление на сокамерников, так как в этом документе обычно отображалась вся биография и уголовное прошлое узника.

— Так ты в крытке был? — удивился Бадрик. — Что ж ты молчал?

— А зачем хлестаться?

— Я же ведь тоже в крытке был. В Златоусте.

— Знаю, к нам в Балашов приходили оттуда этапом бедолаги. Еле ноги волокли, настоящие доходяги.

Авторитет Осинина в камере значительно вырос. Даже местная шпана приглашала его теперь чифирить и угощала чем-нибудь вкусным из своих передач.

Через несколько дней снова вызвали на прием. На сей раз обошлось без шоковой терапии. Его встретил улыбающийся благообразный адвокат.

— Здравствуйте, молодой человек, — проговорил он с приятным одесским акцентом. — Моя фамилия Светленький Аркадий Сергеевич. Я буду вашим адвокатом. Вы меня заказывали? — иронически спросил он.

— Да, я написал заявление. Мне рекомендовали вас.

Имя Светленького было на устах шпаны. Он пользовался большим успехом среди уголовников, так как отличался большими организаторскими способностями и умением выигрывать громкие и запутанные дела, особенно если в них было достаточно всяких зацепок.