Помощник шерифа тронул руку Дэйлмора.

— Мне нужно сдать покойника в похоронное бюро Крэгга, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу. — Я… э-э … Ты мне оставь стаканчик-другой, Дэвид. Понимаешь, голова трещит после вчерашнего, а тут еще эти чертовы лошади. — Он вытер рукавом пот со лба.

— О чем вы говорите, Стив, — понимающе улыбнулся Дэйлмор. — Возвращайтесь в «Подкову».

На веранде Дэйлмора поджидала Леонора Смайли. Девушка выглядела взволнованной, румянец на ее щеках горел пуще прежнего. Она порывисто шагнула навстречу Дэйлмору.

— Дэвид, ведь тебя могли убить! — проговорила она чуть дрожащим голосом. Дэйлмор отметил, что она впервые сказала ему «ты». Внезапно его охватил прилив нежности к девушке. Они стояли почти рядом, и он привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, когда он наклонил голову и коснулся губами ее губ.

— Все обошлось, Леонора, — сказал он, гладя ее шелковистые волосы.

— О, это так ужасно, — промолвила девушка.

Из помещения ее окликнул Тони Смайли: — Леонора, ступай на кухню и приготовь закуску.

Она отстранилась от Дэйлмора и, бросив на него теплый взгляд, быстро скрылась в салуне.

Дэйлмор продолжал стоять на веранде с гулко стучащим сердцем. На его губах играла счастливая улыбка.

— Посторонитесь, молодой человек, — старческий надтреснутый голос раздался за спиной сержанта, заставив его повернуться. На пороге стоял маленький седовласый человек в пенсне с большим саквояжем в руке. Дэйлмор узнал доктора Харнскотта.

— Проходите, док, — произнес он, давая ему дорогу. — Вас ждут необычные пациенты.

— Кто такие? — поинтересовался доктор.

— Индейцы из племени оглала.

— О господи! — изумился старик. — Что им здесь нужно?

— Индеец по имени Голубая Сова привез сюда свою скво. Она больна.

Доктор пожал плечами и философски заметил:

— Ну что ж, индейцы так индейцы.

Вдвоем они зашли в салун. Дэйлмор попросил Брэйди сопроводить индейцев в номер Харнскотта и при осмотре индианки побыть переводчиком. Голубая Сова, прежде чем подняться на второй этаж, подошел к сержанту. Его черные острые глаза излучали признательность.

— Хинакага Нто не забудет, — с заметным акцентом произнес он.

— О'кей, краснокожий. Я помог тебе, и дело с концом. Веди свою скво к белому шаману.

Индеец протянул ему правую руку. Дэйлмор колебался секунду, затем все же пожал ее.

— Ну, ступай, ступай, — Дейлмор проводил его взглядом и присел к столу, за которым сидели Хикок и Гаррисон. Поблагодарив еще раз стрелка и поделившись с ним последними событиями, он утешил Гаррисона:

— Не переживай, Пол. Ты не стал богаче, зато приобрел опыт

Маленькие глазки лошадника печально уставились в одну точку.

— Нет, Дэйлмор. Мне ни к чему этот опыт. Ноги моей больше не будет на Западе.

И Хикок, и сержант рассмеялись

— Вот так крушатся надежды, — сказал, улыбаясь, Хикок.

Подручный Смайли принес на стол стаканы с виски и закуску. Через полчаса по лестнице спустились индейцы со следопытом. Индейцы вышли на улицу, а следопыт пополнил компанию за столом.

— Что там с индианкой, Тобакко? — спросил Дэйлмор.

Старик покачал головой.

— Плохо дело. Туберкулез. Харнскотт сказал, что не протянет и двух-трех месяцев.

— Понятно, — вздохнул сержант. — Это было видно по ее изможденному лицу.

В салун вошел запыхавшийся помощник шерифа.

— Дэйлмор, по-моему, краснокожий просит тебя на выход.

— Пойдем, Тобакко, — позвал следопыта сержант. — Наверное, Голубая Сова хочет сказать мне что-то напоследок.

Они вышли на веранду. Индейцы сидели на своих маленьких лошадках прямо перед входом в салун.

— Милла ханска кола Хинакага Нто, — быстро Проговорил индеец на своем певучем языке. — Войенихан!.. Х-ган! Оглала купело Паха Сапа… Аке уанчинйанкин ктело.

Не успел Дэйлмор попросить Брэйди перевести это, как Голубая Сова снял со своей шеи амулет и бросил его сержанту со словами:

— Хинакага уакан… Охан!

Индейцы пришпорили лошадок, и они понесли их по главной улице Кинли на запад, поднимая облака густой пыли.

— Что он сказал, Брэйди? — спросил Дэйлмор, наблюдая за удалявшимися всадниками.

— Он сказал, что Длинный Нож — друг Голубой Совы, что уважает и гордится тобой… сказал, что оглала направляются в Черные холмы. Индеец прощается и надеется увидеться с тобой снова.

— Хм-м, добрые слова.

— Еще он сказал, чтобы ты носил этот амулет священной совы, которая приносит счастье.

Дэйлмор разжал кулак. На его ладони лежала индейская поделка, искусно вырезанная из дерева голова совы на тонком замшевом шнурке. Талантливый мастер приложил немало усилий, чтобы вышло это произведение индейского искусства. Перышко к перышку, и ослепительное сияние невидящих глаз: вместо глаз светились две крупинки чистейшего золота.

— Стоящая вещица, даже если отбросить то, что она священна, — заметил Брэйди, пожевывая табачную жвачку.

— Согласен, — сказал Дэйлмор. — Мне она нравится… Ну что, старина, у нас было беспокойное утро. — Он повесил амулет на шею и добавил с улыбкой:

— И пусть золотые глаза священной совы оградят нас от подобных переделок в будущем.

Дэйлмор вернулся в форт после трехдневного увольнения, чтобы снова с головой окунуться в повседневные армейские заботы. Посещение Кинли, как и предсказывал майор, пошло ему на пользу. Он взбодрился, выглядел теперь свежим и целеустремленным.

Свои обязанности первого сержанта он исполнял уверенно, четко, заслуживая одобрение вышестоящих офицеров. Побывавшие после него в Кинли солдаты узнали о событиях в салуне «Подкова», в которых их первый сержант сыграл достойную роль, и в форте только и ходили разговоры, что об увольнении Дэйлмора.

— А, что за прекрасный парень — наш сержант! — говорил какой-нибудь старослужащий.

— Да, что там говорить, порядочный человек, — соглашался другой.

— Ну, на кой черт ему нужно было спасать краснокожего? — покачивал головой третий. — А вот поди ж ты, поступил по-человечески. И не посмотрел, что индеец из клана Убийцы Пауни.

Кенни Фрейзер, слыша подобные речи, лишь хмурился, с плохо скрытым ожесточением поглядывая на Дэйлмора.

— Тоже мне герой! — морщился он. — Погиб его друг, а он вынимает из петли злейшего врага и носит на шее грязный индейский талисман.

Испытывая всем своим нутром жгучую ненависть к первому сержанту, Фрейзер, однако, не делал никаких попыток развязать очередную драку. Грозное обещание майора Кларка разжаловать зачинщика загнало все мстительные мысли второго сержанта в самые дальние закоулки ума. Оказаться рядовым было для него равносильно смерти. Он отлично понимал, что его ждет, когда годами истязаемые им солдаты увидят его без нашивок на рукаве, а значит, без авторитета и власти Но, несмотря на это, Фрейзер затаил в душе жестокую обиду на первого сержанта и только ждал удобного случая, чтобы отплатить ему за свое унижение.

Тем временем капризная, непостоянная осень 1867 года резко сменилась холодной зимой с ее сильными морозами и частыми снежными буранами. Отсроченные на ноябрь переговоры в форте Ларами состоялись и не принесли удовлетворения правительственным чиновникам. Красное Облако, Бешеный Конь, Убийца Пауни и другие влиятельные вожди тетонов не явились к месту встречи. Уполномоченные индейские посланцы передали белой стороне конкретное безапелляционное условие вождей: пока армия не закроет Боузменский тракт и не уберется из трех новых фортов в долине Паудер Ривер, ни о каких встречах между белыми и индейцами не может идти и речи. Таким образом, хрупкое перемирие на границе закончилось, и снова в воздухе запахло войной из-за неуступчивости двух воюющих сторон. Все объяснялось довольно просто. Армия не хотела терять завоеванных позиций — открытой важной дороги на Боузмен и возведенных на ней фортов, а индейцы всеми силами пытались удержать в своих руках их последнее заповедное убежище — долины рек Танг и Паудер.