– Да, так.

– Но ведь это нелепо. Так ведь, Сайко?

Гости были поражены. То, что они сейчас услышали, являлось решительным изменением позиции Го-Сиракавы. Но Сайко ответил без малейших колебаний:

– Мой государь, боги говорят устами человека. Хотя всем известно, насколько самонадеянны стали Хэйкэ, но ведь и они люди, значит, и они говорят от имени бога. Разве не так?

Го-Сиракава вдруг громко засмеялся:

– Хватит, Сайко! Ты сказал достаточно!

Как только он понял, что не может обойтись без Киёмори, Го-Сиракава не терял времени, добиваясь его расположения: Ёримори и Токитада, которых ранее изгнали из Киото, были быстро возвращены. Вместе с тем Го-Сиракава с сожалением наблюдал, что популярность хозяина Рокухары растет и при дворе, и по всей столице.

Киёмори во главе своих воинов отправился на переговоры с монахами храма Кофукудзи, когда они шли на Киото. Через день-другой ему удалось организовать встречу настоятелей храмов с горы Хиэй и Кофукудзи, в результате чего последние вывели свои войска из Нары. Быстрота разрешении конфликта изумила народ и озадачила приближенных Го-Сиракавы. Даже проницательный Сайко не мог объяснить, почему настоятели монастырей на горе Хиэй, враждебность которых к Хэйкэ была общеизвестна, вступили с Киёмори в переписку. Ведь все давно забыли тот летний день восемнадцатилетней давности, когда Киёмори в Гионе бросил вызов монахам горы Хиэй, и никто не знал, что он своим бесстрашием завоевал среди них нескольких друзей.

В следующем 1166 году член Государственного совета из дома Фудзивара Мотодзанэ, за которым находилась замужем вторая дочь Киёмори, внезапно умер в возрасте всего лишь двадцати четырех лет. Год спустя Киёмори был назначен государственным министром со всей властью и престижем, которые предполагала эта должность. Ему только что исполнилось пятьдесят лет. Строительство нового особняка на западной стороне Восьмой улицы было завершено. Похоже, его труды получили наконец достойное вознаграждение. Но перед Киёмори продолжали открываться новые перспективы, одна манящая вершина за другой, потому что триумфы Хэйкэ только начинались. Его братья и сыновья, которым еще было по тридцать – сорок лет, стали высокопоставленными официальными лицами при дворе и в правительстве. Но власть и слава пришли к Киёмори не потому, что он прибегал к силе или интригам; его связи с аристократией установились не потому, что он их жаждал; вот и теперь женитьбы на одной из дочерей Киёмори добивался сын бывшего регента.

Хэйкэ вступили в период огромного влияния, и в сознании людей ничто не выглядело так почетно, как хотя бы малейшая связь с этим домом. И тогда же в столице с наслаждением сплетничали по поводу истории с Гио.

Это была одна из девушек-танцовщиц, которые сопровождали свою хозяйку на похоронах императора Нидзо на холме Фунаока. В тот день, когда Тодзи на жаре стало плохо, молодой воин из дома Хэйкэ проявил к ней жалость и одолжил танцовщицам повозку с волом, чтобы отвезти больную хозяйку домой. Через день-другой Тодзи поправилась и однажды в жаркий полдень, угощаясь охлажденной дыней, судачила о событиях того дня с девушками в своем доме:

– Да, он был чрезвычайно добр. Не знаю, что бы мы делали, если бы он не помог нам.

– Да, матушка, мы были в отчаянии. Вы, распластавшись, лежали без движения, шел дождь, когда прибыли воины, чтобы увезти нас.

– Если бы там не оказался и не пожалел вас тот молодой воин, все обернулось бы худо.

– Всю дорогу домой нам бы пришлось нести вас на руках. Я уверена, что в таком случае вы никогда бы так быстро не поправились… А он одолжил нам повозку с волом, чтобы отвезти вас домой. Надо обязательно что-то сделать, пригласить того офицера и поблагодарить его, матушка.

Тодзи ухватилась за эту мысль. Особенно когда выяснилось, что молодой воин является младшим братом Киёмори. Поскольку он был из дома Хэйкэ, ее благодарность, считала Тодзи, должна обязательно послужить установлению связей с этим домом. Она долго раздумывала, как здесь лучше поступить, а потом вызвала свою любимую ученицу Гио и сказала:

– Ты больше всего подходишь для того, чтобы поехать в Рокухару в качестве моей посыльной и от моего имени поблагодарить благородного Таданори.

Гио вдруг покрылась румянцем и охотно согласилась, но, обратив внимание на ее трепещущий взгляд, Тодзи поспешила добавить:

– Тебе нечего бояться. Я говорила об этом с господином Бамбоку, и он обещал мне встретить тебя у главных ворот Рокухары. Он позаботится о том, чтобы ты увиделась с благородным Таданори… Тебе нужно только сесть в экипаж и поехать.

Гио была готова отправиться сразу же, но Тодзи ее остановила:

– Нет-нет, в таком виде тебе появляться не годится! Запомни, ты едешь в Рокухару. Может, это в первый и последний раз, и ты должна выглядеть как на картинке… Сейчас я помогу тебе одеться.

Тодзи сама занялась туалетом Гио, очень тщательно наложила пудру и румяна и наконец удовлетворилась результатами своей работы. Разодетая в светло-голубой костюм, в головном уборе из кисеи золотого цвета, с кинжалом на талии, Гио быстро села в ожидавший ее дамский экипаж. Слуга Ковака в новой, подобающей случаю одежде сопровождал ее, шагая рядом с каретой.

Когда экипаж пересек мост и въехал в Рокухару, сердце Гио дико забилось от радости. С того дня, когда девушка увидела молодого воина, она не переставала мечтать о нем. Его фигура, голос, лицо были перед ней постоянно. При мысли о том, что она скоро снова увидит Таданори, щеки ее запылали и раскраснелись. Что она скажет? Как он ответит?

Экипаж Гио подъехал к одним из ворот.

– Извините, – сказал Ковака стоявшему у ворот стражнику, – господин Бамбоку не пришел?

– Вы имеете в виду Красного Носа, да? Если его, то проезжайте от ворот вон туда и спросите в сторожке, которая стоит справа. Я недавно его там видел.

Ковака с благодарностью поклонился и двинулся вперед, когда чей-то крик заставил слугу обернуться.

– Нет-нет! Не туда! Везите свой экипаж сюда! – махая рукой, указывал направление Бамбоку.

Наконец карета подкатила к портику, и Гио вышла. Она приблизилась к слуге и в нерешительности сказала:

– Меня зовут Гио, меня послала моя хозяйка Тодзи, чтобы поблагодарить достопочтенного Таданори.

Скоро у входа собрались и другие слуги, которые несколько мгновений молча и с удивлением разглядывали Гио, пока один из них не очнулся и не пошел докладывать.

– Эй, подожди! – крикнул Бамбоку вслед слуге. – Твой хозяин ждет нас. Тебе не надо никуда идти. Я сам провожу эту даму. – Купец начал подниматься по ступенькам. – Иди за мной, Гио, – позвал он.

Гио прошелестела мимо глазевших слуг. Она следовала за Красным Носом длинными коридорами, прошла несколько внутренних садиков. Тут она услышала быстро приближавшиеся шаги. Появились два служителя, которые приказали им посторониться.

– Идет господин Киёмори, – объявили они.

Бамбоку и Гио моментально отошли в сторону и почтительно ждали. До них донеслись раскаты смеха. Потом появился Киёмори, который был погружен в разговор со своими приближенными. Проходя мимо Гио, он с интересом посмотрел на нее, потом еще раз оглянулся через плечо и что-то прошептал одному из сопровождавших.

– Надеюсь, мы не потревожили вас, господин, – сказал купец, входя в комнату Таданори.

– А, это ты, Бамбоку!

– Я вижу, вы заняты чтением. Я извиняюсь…

– В этом нет необходимости. Я просматривал собрание стихов, которые, как мне сказали, написал мой отец Тадамори, и был приятно удивлен, обнаружив, что он обладал большим даром к сочинению стихотворений.

– Да, конечно, – заметил Бамбоку, не проявляя особого интереса к этому предмету. – Я вам не помешаю? Я пришел по тому делу, о котором упоминал сегодня утром. Тодзи из Хорикавы передала вам послание с одной из своих учениц, которую я оставил ждать в соседней комнате.