— Собирайтесь, хражданочка, у больницу поедем. А ты, Микитовна, помоги дивчине, дай юбку какую, кофту. Я на двори подожду.

И в машине Ира дремала. Тряская поселковая дорога сменилась асфальтом, несколько раз ее качнуло и прижало к сиденью на поворотах.

В больнице ей стало легче. Она почувствовала себя защищенной даже больше, чем у Микитовны. Там ее жалели, от этого хотелось плакать и спать. Здесь люди работали, и у них не было времени на бесполезные эмоции, поэтому Ира собралась, стряхнула сонливость, спокойно и внятно ответила на все вопросы, послушно выполнила то, что велел ей врач. Неожиданно холодная клеенка на гинекологическом кресле показалась приятной, а равнодушно-жесткие пальцы врача не вызвали ни капли стыда.

Голос врача был таким же твердым и равнодушным, как и его пальцы: «Следы насилия не установлены. Девственная плева не повреждена. Наличие наркотических веществ и алкоголя в крови не выявлено. Кровоточащие царапины на ногах, предположительно от сухих веток, обработаны физраствором и смазаны йодом. Пациентка находится в состоянии глубокого шока, вызванного сильным испугом. В крови большое количество адреналина. Больной рекомендовано обследование у уролога, так как могут возникнуть проблемы с почками, и наблюдение у психиатра».

Утром в палату влетела Петровна. Косынка сбилась на бок, платье у ворота застегнуто криво. Испуганно оглядевшись, она подбежала к Ириной кровати:

— Деточка моя, что случилось? Мы всю ночь не спали, я уж не знала, что и подумать. Анечка все больницы обзвонила, а Линочке в отделении милиции про тебя рассказали. Хорошо, что ты у нас такая приметная, красавица, моя. Собирайся, я все принесла, голодная, небось? Юрий Васильевич, доктор Машков, уже с врачом поговорил, золотой человек. Выписывают тебя. Все хорошо, счастье-то какое, все хорошо…

Все хорошо, какое счастье!.. Эти слова крутились в голове, когда Ирина прибирала дома, торопливо засовывая в чемодан папки, вырезки, карты и бесчисленные тетрадки. Чемодан отправился на антресоли, и Ира постаралась забыть о нем, даже глаза опускала, когда проходила по коридору из комнаты в кухню.

Она шила в чистой, светлой комнате. Все хорошо… Петровна позвала обедать. Радость… Анечка и Лина придирчиво следили, чтобы подруга выполняла все предписания доктора Машкова и готовы были уложить Иру в постель, если замечали малейшую тень на ее лице. Какое счастье… Смешные! Знали бы они, что случилось с ней на пустыре!

А вот про это никому знать не нужно, как и про ту ночь после поминок. После потрясения от встречи с «шаманом» Ира вдруг вспомнила ночной кошмар в таких деталях и подробностях, что даже удивилась, как можно было забыть такое!

Но встреча на пустыре, как ни хотелось Ире думать иначе, сном не была. Даже сейчас, вялая от таблеток, назначенных психиатром, Ира во всех красках, со всеми мелкими-мельчайшими деталями видела таинственного «шамана». Или, может, охотника?

То, что он не хулиган с городской окраины, не заблудившийся наркоман, не маньяк-насильник, Ира поняла сразу, хотя и с жизнью, и с застарелой девственностью успела не раз попрощаться, пока сидела на корточках в безвременье послеполуденного зноя. Но кто же он тогда?

Девушка понимала, что ответ очевиден настолько же, насколько и абсурден, поэтому готова была прокручивать одни и те же картины, избегая вопросов и уходя от ответов. Белая, но не бледная, а сияющая кожа, белые, но не седые, а с живым лазоревым отливом волосы. Глаза фантастического голубого цвета.

А ведь по ее представлениям, он должен быть совсем иным. Таким, каким ей однажды приснился: невысокий, но стройный в крупных чешуйках китайских доспехов; под лисьей шапкой узкие, с рысьим изгибом черные прорези глаз, редкие волоски над верхней губой и на подбородке; лицо широкоскулое, жесткое, будто вырезанное из дубовой коры.

Как только она назовет его имя, привычная реальность треснет, лопнет и разлетится на тысячи кусков, которые ей никогда уже не собрать. Чтобы хоть немного отвлечься и оттянуть время ответа, Ира нагрузила себя с утра и до вечера нужными и понятными делами. Она шила на заказ, радовалась небольшим деньгам, которые помогали ей не чувствовать себя нахлебницей Петровны, бегала по квартирным делам в домоуправление, в паспортный стол, в милицию, послушно и без капризов ходила с доктором Машковым по врачам, выполняла все их назначения. Девчонки нарадоваться не могли: «Ты, Ирка, мечта медсестры. Вот бы все больные такими были — мы сутками из отделения не выходили бы. Деньжищ бы заработали!..»

Лето заканчивалось. Уже август, пора было думать о возвращении в университет.

— Ума не приложу, Петровна, что делать? Нужно к отъезду готовиться, а я все тяну, тяну… Или остаться? Напишу в деканат, соберу справки, может, дадут академотпуск. Денег в обрез, здесь шитьем много не заработаешь, спасибо, хоть что-то платят.

— Ничего, Ирочка, все образуется. Ты не одна. Вот перепишешь на себя квартиру, одной заботой меньше. Да и подлечиться еще не мешает. В зеркало-то давно смотрелась? Худая, горбишься за шитьем с утра до вечера, днями из дома не выходишь.

Петровна очень тревожилась за свою любимицу, названную внучку. Незаметно разглядывая осунувшееся лицо девочки, вздыхала и качала головой. Да и то сказать, сколько ей пришлось пережить! Прямо напасть какая-то! Тут кого угодно подкосит. А с квартирой сколько хлопот… Гражданства нет, в паспорте справка какая-то… Вот, опять застыла, задумалась, ох, беда, беда… или в церковь сходить?

Но Ира думала не о квартире, не о своих недомоганиях и даже не о том, как выглядит. В этот момент она поняла, что ответ, который она так старательно прятала от себя, вырвался из глубины сознания, и нет силы, которая могла бы удержать его. Теперь придется жить и с этим. В голове билось, наливалось болью и прорывалось слово: Каган, Каган, Каган…

Вечером девушка присела у кухонного стола и открыла тетрадь. Дух исследователя победил. К утру страницы были исписаны мелкими, частыми строчками. Тут была вся ее тайная жизнь: и краткие выводы изучения «золотой карты», и ночное видение с удаляющимся «ра», и встреча с Большим Шаманом и Великим Охотником кетом Каганом на окраине Краматорска. За ночь Ирина привыкла к новой реальности, хотя никаких здравых объяснений появлению Кагана не нашла, как не нашла разумного опровержения этому. Ну, так тому и быть. Искал, видно, кетку, такую же непорочную дуреху, как она, Ирина, чтобы выполнить свое предсказание, да ошибся на десяток столетий и на пять тысяч километров.

Ира сунула тетрадку под чемодан на антресолях, за две ночи сшила синее платье с белыми кружевами. Примерила его, спрятала в шкаф и успокоилась. Пусть будет память о несбывшемся.

С подтверждением украинского гражданства пришлось подождать. Как ей объяснили в паспортном столе, это займет полгода. К тому же времени она станет наследницей квартиры, машины и гаража. Доктор Машков подготовил все нужные справки, и в деканат ушло письмо с просьбой об академотпуске. Тихо, по-домашнему помянули маму на сороковой день. Наступила осень.

Новая жизнь началась спокойно, неторопливо. Соседка нашла Ире работу — шить «импортные» рубашки в частной мастерской. Дни, похожие один на другой, сливались в недели, дождик сеялся, шуршал по ночам за окном, листья зазолотились, ненадолго обрадовали душу и в одну ночь опали, засыпав весь город. Октябрь…

В ноябре Ира почувствовала себя совсем здоровой. Она поправилась, посвежела и даже начала с удовольствием крутиться перед зеркалом. Глаза еще хранили печаль и тайну, понятную только Ире, но в глубине их появилось мягкое сияние, как знак примирения с тем, что случилось, и желания жить дальше. Волосы стали мягкими, послушными. Грудь налилась, даже животик появился. Ну, это лишнее. Побегать бы по вечерам, да холодно…

Петровна нарадоваться не могла, ее «деточка», наконец, на человека становится похожа.

Перед Новым годом Ире пришлось перешить платье, то самое, синее с белым, потому что оно, это чудо, не сходилось в талии и жало в груди. Наводя порядок в ящике с бельем, Ира наткнулась на нераспечатанную упаковку гигиенических прокладок. Ее, как обалденную редкость, подарила девушке одна из московских клиенток еще летом. Пачка была нераспечатанной. Ира замерла, не веря очевидному, посчитала на пальцах, пересчитала вслух, метнулась к календарю, потом к зеркалу. Не может быть! Быть такого не может…