И опять по лицу Василия скользнула улыбка.
Да… Все бы пошло хорошо, кабы не отъехал боярин Иван Дмитриевич. А как отъехал к дяде – все худо пошло. Нежданно-негаданно собрал Юрий войско и подступил к Москве. Что тут делать было?.. Послал он, Василий, бояр своих о мире толковать, а Всеволожский и говорить с ними не захотел. Собрали наскоро рать, только мало от этой рати толку было. Наголову разбил ее Юрий. А потом – бегство в Кострому… В Москве великим князем дядя, Юрий Дмитриевич. Тяжелые были дни… Коли б не смиловался дядя да не дал в удел Коломны, совсем бы ему, Василию, пропадать пришлось.
А в Коломну к нему со всех сторон верные люди собираться стали. Из Москвы толпами шли – помнили его да отцовскую милость. Шли да шли – и остался князь Юрий на Москве без бояр. Жутко ему пришлось, видит, что плохо дело… Посидел еще немного – да и прислал в Коломну гонцов: садись-де, племянник, на свое место! А сам в Галич ушел… Да и тут беды не кончились. Сыновья-то дяди, оба Дмитрия, отца не послушались, не примирились с ним, с Василием. Набрали они галичан да вятичей и разбили Васильеву рать. А третий их брат, Василий Косой, захватил в это время стол московский… Умер дядя, Юрий Дмитриевич. Он, Василий, в это время собирался из Нижнего, где проживал, в Орду ехать, заступы у хана просить. Не пришлось, однако… Оба Дмитрия поссорились с Косым, а с ним – с Василием – мир заключили. И опять он в Москве княжит… А Василий Косой убежал из Москвы в Новгород Великий. Набрал себе шайку вятичей, пограбил Бежецкий Верх, разорил Заволочье… Его, Васильево, войско настигло Косого в Ярославской волости, у Великого Села, на берегу речки Которости. Услышал Господь молитвы Василия: Косого разбили наголову, и он бежал в Кашин. Думал тогда Василий, усмирится брат… Да не тут-то было! Набрал Косой новую шайку и напал неожиданно на Вологду. Положил всю заставу великокняжескую, а в это время вятичи опять к нему собираться стали. Пришлось опять ему, Василию, выступить с войском против брата. Подошли к Костроме, глядь – Косой со своими полками на противном берегу Волги. Три дня стояли друг против друга. Никому не было расчета переходить Волгу первому. Постояли – и помирились… Он, Василий, дал о ту пору хороший удел Косому – Дмитров… Людный и богатый удел! И то ему мало стало бесстыжему! И так с месяц прошло, не боле – присылает вдруг Косой подметные грамоты… Сам, говорят, в Кострому ушел из Дмитрова… Опять пошли плохие вести. Взял Косой Галич, Устюг, захватил Гнеден[8], воеводу гнеденского, князя Оболенского, да десятильника владыки ростовского убил, бояр и людей многих перевешал, пограбил добра немало… Что было делать ему, Василию?
На ту пору как раз приехал в Москву Шемяка – звать его, великого князя, на свадьбу к себе. Подумал он, Василий, с боярами да и посадил Шемяку за приставов. Худого ему ничего не сделали – посадили, чтоб не сходился с братом только. А против Косого с войском выступили. Встретились близ Ростова, у села Скарятина. Немалая сила была тогда у Василия. Много помог в тот раз выходец литовский, князь Баба-Друцкой, со своим полком. Как встретились с Косым – видит он, что дело плохо, на хитрости пустился. Прислал к нему, к Василию, просить о перемирии до утра.
Он-то, великий князь, не понял сначала, согласился. К тому ж надо было после перехода отдых войскам дать, да и запасы вышли… Только что его, Васильевы, полки за запасами расходиться стали – вдруг сторожа бегут: Косой-де поднялся и наступает! Переполох поднялся не дай бог какой! Он, Василий, сам трубу схватил, трубить стал. Слава тебе господи, недалеко полки ушли, воротиться успели. С честью тогда злодея приняли! Друцкой со своим полком первым напал на Косого. В полчаса времени все решилось – полки злодея спину показали. Косого окружили, сбили с коня. Привели брата-злодея к нему, к великому князю… Что ему было делать с таким смутьяном? Ни ласка, ни угроза – ничего не брали…
Великий князь скорбно вздохнул и перекрестился.
Грех, тяжкий грех было проливать братнюю кровь. «Да что же делать-то было? – чуть не вслух произнес в отчаянии Василий. – Либо самому было погибать, либо Косому!..»
Василий велел ослепить брата…
Через несколько дней после ослепления привели Косого к государю.
Ох, господи, и какой же он страшный был! Белый как мел, дрожит весь, а вместо глаз ямы темные, словно две черные печати положили.
На колени стал перед ним Косой, плачет – по щекам не то слезы, не то кровь бежит. И он, Василий, глядя на брата, заплакал от жалости. А потом одарил и отпустил в Дмитров…
С ослеплением Косого тихо все стало.
Пять лет мирно прожили, вспоминалось дальше Василию. Были раздоры с Шемякой, да пустые. О прошлом годе – новое горе: татары поднялись опять…
Весной 1446 года двое сыновей хана Улу-Махмета вошли в русские пределы. Великий князь собрал войско и выступил против татар. Подошли к Суздалю и на реке Каменке в ожидании татар станом стали.
А Шемяка, хоть и обещался, не пришел, а между тем вся надежда была на него да на других князей – у Василия мало своего войска было. Как началась битва, татары почему-то притворились, будто побежали. Полки московские в погоню – да и разбрелись в разные стороны. А татары остановились вдруг, окружили по частям рать московскую, половину перебили, половину в полон взяли…
Взяли в полон и самого великого князя вместе с двоюродным братом, Михаилом Андреевичем Можайским.
А потом несколько месяцев у татар в плену…
А из Москвы до Василия слухи дошли – жену с детьми и мать-старуху Шемяка в Ростове запер. Думал воспользоваться пленением великого князя – сесть в Москве. Да не удалось – не попустил Бог такого дела!
Призвал его, Василия, хан к себе и говорит:
– Что дашь, коли отпущу тебя на Москву?
И запросил такой окуп, что он, Василий, подумал сначала, что хан шутит. А как было не согласиться? Хан в Орде сгноить пригрозил… А семья-то что без него будет делать? Со свету Шемяка сжил бы всех… Хочешь не хочешь – пришлось согласиться! Ну да и хан сдержал слово: окуп взял да и ему, Василию, помог снова сесть на Москве. Сколько горя-то было: Москва погорела, жители разбежались…
Вернулся из полона великий князь в Москву, помирился опять с Шемякой. Юрьевич крест поцеловал.
– Бог даст, будет на этот раз целованье свое держать! – вздохнул великий князь, думая уже о последних событиях. – Клятву страшную дал!.. Да, его нечего бояться! – решил он окончательно.
Но тревожное чувство не проходило. Оно только перестало быть острым. Не зная, откуда ждать беды, Василий все-таки не переставая думал о ней…
Шел уже четвертый час дня, когда царский обоз достиг Радонежа. Отсюда с горы можно было уже разглядеть вдали купола и кресты обители.
Жители маленького городка были уже предупреждены о приезде великого князя. Они собрались толпой у околицы и встретили молодого государя шумными изъявлениями радости и приветствиями. Взрослые и дети, мужчины и женщины – все теснились к великокняжеским саням, чтобы поближе взглянуть на своего князя…
«Помнят наши милости, любят нас!..» – подумал опять Василий.
Он приветливо улыбался жителям и кивал им, забыв в эту минуту все свои тревоги и опасения.
Радонежцы проводили великого князя до выезда из города и простились с ним.
– Дай тебе Бог говенья тихого, кормилец наш! Здрав будь, государь великий!.. – слышались из толпы напутственные пожелания.
Поезд спустился с Радонежской горы и через час уже подъезжал к стенам обители. Государь подоспел вовремя: в монастырских церквях только что ударили к вечерне.
Чернец-привратник, сторожившей дорогу с караульной башни над воротами, издали разглядел государев поезд и опрометью бросился вниз оповестить игумена.
В обители засуетились. Через несколько минут длинная вереница братии с иконами и хоругвями в руках, во главе с игуменом, уже выходила из ворот навстречу великому князю…
Царский поезд остановился. Василий с помощью бояр вышел из саней и подошел под благословение к игумену.
