Холопы быстро пошли вперед.

До выхода на берег нужно было пройти еще сажен шестьдесят.

– Слышь-ка, Семен, – обратился один из слуг к своему товарищу, – а ну как и там закрыто?

Тот только вздохнул и покачал головой.

В эту минуту перед ними словно из земли вырос Василий. Слуги в полутьме даже сразу его не признали и в испуге остановились.

– Да это ты, Василий? – произнес наконец один из холопов, поднося фонарь к самому лицу боярского сына.

– Я, ребята… Что только наверху деется! – в ужасе проговорил Василий. – Чуть было не наскочил на злодеев, да убечь успел…

И боярский сын, волнуясь, стал рассказывать, что произошло после того, как он поднялся наверх.

Шествие тронулось дальше.

Пол коридора стал заметно понижаться. Еще труднее стало идти по скользким кирпичным плитам.

– Ну, Господи, благослови! – проговорил один из холопов, когда свет фонаря упал на низкую дубовую дверь.

Дверь была так узка, что двоим пройти ее одновременно казалось невозможным.

Дверь была заперта массивным железным засовом. Василий с товарищами втроем, и то с большими усилиями, отодвинули заржавевшее железо. Дверь отворялась внутрь. Но как ее ни дергали слуги – она не поддавалась, словно приросла к притолоке и стенам коридора.

– Примерзла со всех сторон! – с отчаянием проговорил Василий. – А ну, еще попробуем, ребята! – И он, напрягая все свои силы, потянул за дверную скобку.

Дверь наконец дрогнула и поддалась.

Но за дверью беглецов опять подстерегала беда. Оказалось, что выход вплотную занесен снегом.

Когда дверь была открыта, Василия и его товарищей осыпала целая туча снежной пыли. За дверью была целая снежная стена.

Василий и его товарищи стали пробивать выход.

Слежавшаяся у двери снежная поверхность была тверда, и ее приходилось сначала прямо разбивать. Дальше дело, однако, пошло легче.

Женщины тревожно, с выражением ужаса и отчаяния на лицах, следили за работой слуг. Княгиня Марья, поникнув головой на плечо к одной из своих боярынь, тихо всхлипывала. Старуха Софья стояла молча, сурово сдвинув свои густые, еще темные брови.

После нескольких минут тяжелой работы Василий, весь в снегу, издал радостное восклицание.

– Насквозь достал, братцы! – крикнул он. – Скоро и проползти можно будет!..

Среди женщин послышались вздохи облегчения. Княгиня Софья медленно перекрестилась.

Еще несколько ударов, несколько усилий – и они спасены.

Вдруг с противоположной стороны тайника послышался какой-то шум.

– Никак погоня за нами, Царица Небесная! – в ужасе воскликнула одна из боярынь. – Идут, идут злодеи!..

Саженях в двадцати действительно замелькали фонари и послышались голоса.

Княгиня Софья, схватив на руки маленьких внучат, первая бросилась к вырытому слугами в снегу отверстию. Но проход еще был настолько мал, что даже ползком невозможно было сквозь него пробраться.

Да было и поздно.

Волк и его товарищи уже заметили беглецов.

– Держи, ребята, уйти хотят! – крикнул он, бросаясь на Василия.

Завязалась борьба. Она была непродолжительна. Здоровый Волк и его четверо товарищей в минуту оттеснили от дверей Василия и двух других слуг и скрутили им руки.

Княгиня Марья и одна из ее боярынь от страха лишились чувств; другие женщины, громко крича, бросились было назад по коридору, но Волк грубо преградил им дорогу.

Спасения не было.

Волк дерзко прикрикнул на плачущих женщин и повел их назад. Княгиня Марья так ослабела, что ее пришлось нести на руках.

Князь Дмитрий, отправив слуг в тайник, не поднялся наверх, а остался ожидать их возвращения в подклети. Он присел на сдвинутый со своего места сундук и оглянулся кругом. Вынутые из фонарей свечи скупо освещали подклеть, заставленную по стенами доверху сундуками, укладками и скрынями. Были тут и простые, дубовые; были окованные сплошь железом, с тяжелыми замками.

Шемяка попробовал было сдвинуть с места один из таких сундуков, но сундук был так тяжел, что князю не удалось его даже и качнуть.

– Насобирал добра брат Василий! – с нехорошей усмешкой проговорил князь, садясь на прежнее место. – Коли и еще раз заплатил бы окуп татарам, жирен бы еще остался!..

Дмитрий был в подклети один.

При виде богатств Василия, его спокойного и привольного житья Дмитрию вспомнились все собственные мытарства и неудачи. И опять в его озлобленной душе вспыхнула ненависть к брату и жажда мщения.

– Князь Иван говорит: «Не пойду я на кровь!» – громко проговорил он, как бы с кем рассуждая. – И я на кровь не пойду!.. А только свету тебе не видать более, брат Василий!..

Из открытой подполицы послышался шум голосов.

Князь Дмитрий заглянул вниз. Там во мраке мерцали и колебались красные точки фонарей.

Через минуту из подполицы показалась толпа вместе с Волком.

– Нашли? – с беспокойством обратился к нему Шемяка.

– Ведем, государь великий! – нагло улыбнулся боярский сын. – Постарались для твоей княжеской милости!.. Позамешкались бабы немножко: княгиню-то Марью волоком волокут, обмерла, вишь, со страха.

Из подполицы между тем показалась высокая фигура княгини Софьи. Старуха держала на руках своего любимого внука. Она уже успела сообразить все и решила, как ей надо будет поступать.

– Привел Господь Бог опять встретиться, княгиня-тетушка! – не вставая с места, бросил ей Дмитрий. – Авось теперь-то поменьше спеси в тебе будет!..

Старуха не ответила ни слова и только посмотрела на племянника. Но в этот мимолетный свой взгляд она вложила столько пренебрежения и презрения, что князя всего передернуло.

Вслед за Софьей почти сейчас же выбрались из тайника боярыни и княгиня Марья; супруга великого князя все еще находилась в обморочном состоянии. Ее почти на руках вынесли из подземелья.

– Отвести их всех наверх в горницы – пусть там остаются пока! – распорядился Дмитрий. – Да караулить хорошенько, а то опять сбегут!..

– С бабами на рать вышел, племянничек? – сквозь зубы насмешливо кинула ему Софья.

Черные глаза Дмитрия вспыхнули. Он сделал было шаг в сторону к тетке, но сдержался и только пренебрежительно махнул рукой.

– Ведите их! – произнес он, отворачиваясь.

Измученные, полуживые от всего пережитого ужаса, вернулись женщины в свои горницы. Княгиню Марью и детей сейчас же уложили. Старуха Софья спать не легла. Она села у окна в горнице невестки и глубоко задумалась.

А на другой половине дворца, в главных сенях, слышались чьи-то заглушенные рыдания. Дворецкий Лука сидел на лавке, плакал и стонал.

– Господи боже мой, – повторял в сотый раз старик, покачивая уныло своей седой головой, – говорил ведь я: быть худу, коли воронограй над крышей!..

Только одна эта мысль и осталась теперь в голове старика. Остальное все в ней смешалось и перепуталось.

Грустно и уныло на женской половине Васильева дворца. Молодые и старые боярыни, мамушки и сенные девушки плачут в один голос, окружив постель великой княгини Марьи. А великая княгиня, уткнувшись лицом в подушки, глухо и однообразно стонет. Слез у нее больше нет. Выплакала все уже, бедная. У окна по-прежнему сидит, опустив голову на руки, старуха Софья. Она одна не плачет. Она думает о том, как ей известить сына и государя Василия о нежданной лихой беде.

А из окна глядит на нее черная зимняя ночь. До рассвета еще далеко.

Старуха вздохнула и поднялась со своего места.

Боярыни и мамушки расступились и дали пройти Софье к постели великой княгини Марьи.

– Полно вам выть-то! – сурово бросила боярыням Софья. – И так в ней душа еле держится!..

Сказав это, мать великого князя тронула за плечо невестку.

– Не надрывай себя, Марьюшка, – произнесла она, смягчая насколько возможно свой голос, – авось еще Бог смилуется над нами!..

Но княгиню Марью было невозможно утешить. Она лежала, вздрагивая всем телом и испуская по-прежнему глухие и бессловесные стоны.