— Как же вы ходили?!

— Ногами… — попытался отшутиться Валерий.

— Напрасно вы иронизируете, — укоризненно покачала головой Ариша, — если бы мы сделали перевязку ночью, то рана бы не загноилась.

— Так быстро! — не поверил пилот.

— Водоём, куда угодил винтолёт — настоящий бульон из бактерий.

Только сейчас пилот смог хорошо осмотреться.

Они находились на берегу небольшой старицы, заросшей так плотно, что местами чахлый подлесок тонул, на полметра погрузившись в затянутые тиной воды. Осинник с редкими берёзами кое-где образовал настоящие буреломы. Имелись и открытые места — именно на такой поляне они ночью развели костёр. Метрах в сорока от старицы угадывалась необычная "просека" из срезанных верхушек деревьев — след упавшего винтолёта. Наверное, где-то там сейчас бродит Нок.

— Чтобы перевязать рану, мне нужно удалить этот предмет, — Ариша указала на ногу пилота, — но я не знаю как.

Вместо ответа Валерий правой рукой ухватился за стержень и под недоумённый возглас Ариши выдернул его. Кровь потекла в ботинок. Валерий быстро снял его, и девушки смогли приступить к перевязке.

— Вы сумасшедший! — с негодованием произнесла Ариша.

— Ты могла предложить другой способ?

— Нет, но всё-таки… — смутилась девушка.

Промокнув кровь, она начала прибинтовывать к ране свежерастёртую траву.

— Чем вы меня лечите? — спросил Валерий.

— В винтолёт за аптечкой мы не полезли, а гулять по окрестностям у меня времени не было. Единственное, что я нашла поблизости — авран. Вам повезло, что это растение любит влажные места, правда, я не слышала, чтобы он встречался так далеко на север. Может быть, здесь он менее ядовит.

— Ядовит?! — Валерий с тревогой посмотрел на Олесю. — А вы, вообще-то, знаете что делаете?..

— Не волнуйтесь, — беззаботно махнула тонкой ручкой Ариша, — авран содержит гликозиды.

— Это должно меня как-то успокоить? — не понял Валерий.

— Конечно, — всё так же беспечно ответила Ариша, — это же антибиотик!

Знакомый термин немного успокоил пилота.

Когда Ариша закончила с перевязкой, Валерий спросил:

— Могу показаться грубым, но мне непонятна связь юбилейного симпозиума палеоэтнографов Севера с антибиотиками из… толчёной травы.

— Ариша — палеоботаник. Лекарственные растения её специализация, — пояснила Олеся, помогая пилоту снять второй ботинок.

— А теперь отдыхайте, — попросила Ариша. — Повязку сменим часа через три. Если не будете купаться в этом болоте, — она указала на старицу, — то через несколько дней на коже появится розовая грануляция ткани.

— Ещё один вопрос, пока вы не перестали сорить фамильными секретами! — Валерий умоляюще поднял руку.

— На нескромные вопросы не отвечаем! — заранее предупредила Ариша.

— Вовсе нет. После ваших объяснений я могу представить себе двух молодых учёных — этнографа по культуре Севера и палеоботаника с уклоном в траволечение. Однако Нок заметно выпадает из вашего тандема.

— Нисколько, — улыбнулась Ариша. — Нок — трассолог, хотя этология — науке о поведении животных в естественных условиях — всегда оставалась у него на первом месте. Дело в том, что в природе остаётся всё меньше видов животных, пребывающих в исторически сложившихся ареалах обитания. Непрерывно мигрируя по планете, человек оккупирует всё большую и большую часть земной поверхности, попутно уничтожая или лишая естественного жилища тысячи живых существ. К сожалению, животные не могут с такой же скоростью приспосабливаться к стремительно изменяющейся среде обитания, потому что по-прежнему полагаются на генетические механизмы, в то время как человек адаптируется к внешним условиям за счёт культурных новаций. Возможно, именно на этой почве Нок стал яростным противником техногенеза, считая его главным виновником опасного уменьшения генофонда биосферы. Многим, как и вам, непонятна связь трассологии, входящей составной частью в археологию, и этологии, являющейся производной общей науки о животных, хотя обе дисциплины объединяет одно: желание вернуться к истокам эволюции, не замутнённым дальнейшим необузданным скачком технического прогресса. Потому что именно поступательный процесс необдуманного удовлетворения человеческих потребностей и капризов привёл к тому, что даже предметы домашнего быта — от ремесленных, индивидуальных, несущих помимо чисто прикладной ещё и значительную эмоциональную нагрузку — превратились в вещи индустриальные, стандартные, полностью обезличенные. В итоге подобной метаморфозы становится всё более очевидным отчуждение от человека наиболее интимной для него среды — домашней. Поэтому Нок стремится всё делать своими руками… Его Сигатоха-Бу произвёл ошеломляющее впечатление на специалистов только потому, что сделан не под копирку, с помощью новейшего электронного оборудования, а одним-единственным резцом, управляемым сердцем…

— Кому посвящён хвалебный панегирик? — весело осведомился Нок, появляясь из-за деревьев. На плече он нёс две большие сумки. — Девочки, принимайте приданое. Свою, к сожалению, не нашёл.

Олеся с Аришей бросились обнимать Нока, заметно смутившегося от такого внимания.

Когда девушки отошли в сторону, Нок присел на траву рядом с пилотом. Поинтересовался:

— Как нога?

— Нормально… — отозвался Валерий.

— Я смотрю, у вас утро откровений?

— Трудно сказать, как долго придётся быть вместе. Я подумал, пора познакомиться поближе.

— И много узнал?

— Имена, профессии. Пока достаточно.

— "Пока"?

— Не придирайся к словам. Не хочешь говорить о своей загадочной профессии — не надо.

— Отчего же! В моей работе хоть и есть элемент криминалистики, но закрытой её не назовёшь.

Нок растянулся во весь рост, скинул ботинки. Поучительным тоном заговорил:

— В принципе нас — трассологов — можно назвать следователями, но с небольшой оговоркой: мы имеем дело с "вещественными доказательствами" истории. Однако по внутреннему содержанию профессии мы — исследователи, потому что изучаем на древних орудиях, найденных в археологических экспедициях, следы износа и уже по этим следам познаём саму сущность производственной деятельности наших предков.

— Разве такое возможно? — удивился Валерий.

— Возможно, и я тебе это докажу. Чтобы понять как жил, например, человек палеолита: что ел, какими орудиями работал, о чём мечтал, нужно, прежде всего, с максимальной достоверностью поставить себя на его место.

— Ты о погружении в прошлое?

— Нет, с трансгрессией мы не работаем. Я говорю о другом — о практической археологии. Нужно жить в той местности, где обитал наш далёкий предок, спать в доме, в каком он проводил многие ночи, и работать теми же орудиями труда, которые кормили пращура и его семью.

— Сомневаюсь, чтобы найденными археологами орудиями труда можно обеспечить себя пропитанием в наше время… — скептически заметил Валерий.

— Вот! — обрадовался Нок. — Ты попал в самую точку! Мы имеем множество артефактов древности, но весьма смутно представляем себе процесс их изготовления. Заполнить досадный пробел помогает трассология. В специальных лабораториях мы, используя только подручные средства, которыми мог пользоваться наш далёкий пращур, воссоздаём орудия труда. И не просто воссоздаём, а работаем ими: срезаем дикие злаки, траву, тростник, после чего сравниваем следы нашей работы на лабораторном полигоне с теми, что дошли до нас через тысячелетия.

— И что?

— Мы сделали множество поразительных открытий! Имея базу в несколько десятков тысяч экспериментальных эталонов самых разнообразных орудий, использованных в различных операциях, мы можем точно сказать, что именно делалось тем или иным древним орудием, найденным при раскопках. Для этого нужно всего лишь сравнить находку с эталоном. Дальше — больше. Звено за звеном мы начинаем нанизывать достоверную информацию, располагая всего лишь несколькими орудиями труда, а иногда — даже их фрагментами. Мало того, делая орудия самостоятельно, мы пришли к поразительным выводам. Бытовало общепринятое мнение, будто каменное орудие изготавливалось очень долго — месяцы, а, может быть, даже годы, при этом мастер должен был представлять собой едва ли не Микеланджело того времени. Оказалось, совсем не так: на работу уходило всего несколько часов, а ремеслом владело большинство населения. Выходит, когда ломалось или терялось орудие, никто не впадал в панику, не рвал на голове от отчаяния длинные волосы! Он просто садился в укромном уголке и делал новое. Но это всё, так сказать, самые очевидные, лежащие на поверхности результаты наших исследований. Есть и глубинные, для анализа которых приходится подключать самую совершенную аппаратуру. Например, следя за динамикой и кинетикой работающего человека в нашей лаборатории, мы узнаём реакцию и последовательность движения первобытного человека, вплоть до интенсивности роста мышечной массы… Эй! Ты уснул, что ли? — Нок привстал на локте, заглядывая в лицо пилоту.