Рука Коркорана рванулась к рукоятке пистолета, словно жало змеи к обреченной жертве. Ни один взгляд не уследил за этим движением. Пистолет его громыхнул прежде, чем кто-либо подумал, что он потянется за ним. Эхом прозвучал звук выстрела Гормана. Только его пуля зря расщепила пол, посланная рукой уже смертельно пораженного человека. Горман упал и вытянулся на полу. Раскачивающаяся лампа бросала отблески на торчащие вверх шпоры и голубую сталь дымящегося рядом с рукой пистолета.

Полковник Гопкинс рассеянно посмотрел на беспрестанно покачивающуюся жидкость в своем стакане и резко произнес:

— Миддлтон, я тоже перехожу к делу. Мы с друзьями организовали комитет бдительности, который надо было создать еще несколько месяцев тому назад. Подожди. Не принимай это как критику в свой адрес. Вы оба совершили чудо за последний месяц, с тех пор как ты привел сюда Коркорана. В городе прекратились грабежи, нет убийств — вернее, нет завзятых убийц, только иногда возникают перестрелки между честными гражданами.

Вдобавок мы избавились от таких негодяев, как Джейк Биссетт и Бак Горман. Оба они, без всякого сомнения, были из «стервятников». Я бы хотел, чтобы Коркоран не убивал Гормана. Тот был пьян и мог проболтаться о делах банды. По крайней мере, так показалось моему другу, который в тот вечер был в «Золотом орле». Ну, тут ничего не поделаешь.

Нет, мы вовсе не обвиняем тебя. Но очевидно, что ты не сможешь прекратить грабежи и убийства по всему Ущелью. И не предотвратишь постоянные грабежи караванов в горах.

Вот здесь мы и вступим в игру. Мы долго отбирали людей по всему лагерю, пока не набрали пятьдесят человек, которым можно доверять на сто процентов. Нам надо быть уверенными в своих людях, чтобы не пригреть змею, которая будет шпионить для «стервятников». Но теперь-то мы стоим на твердой почве. Мы не убеждены до конца, кто из жителей является «стервятником», но знаем тех, кто не может быть преступником.

Мы сможем работать вместе, Джон, хотя и не собираемся вмешиваться в вашу юрисдикцию или отбирать у вас рычаги законной власти. Нам нужны развязанные руки за пределами города. Внутри Уэйптона мы согласны действовать под вашим руководством или, по крайней мере, в соответствии с вашими советами. Конечно же, работать мы будем в абсолютной секретности, пока не соберем достаточных для удара доказательств.

— Вам нужно только запомнить, полковник, — отозвался Миддлтон, — что я постоянно говорю о невозможности покончить с «стервятниками» из-за недостатка имеющихся в моем распоряжении средств. Я никогда не выступал против комитетов бдительности. Все, что я требовал, чтобы при формировании комитета подбирались только честные люди, чтобы в него не могли проникнуть те, кто при случае смогут повернуть деятельность комитета в другую сторону.

— Это верно. Я и не ждал с вашей стороны какого-либо сопротивления и уверяю вас, что всегда буду рад работать рука об руку с тобой и твоими помощниками.

Он помедлил, словно перед неприятной процедурой, затем спросил:

— Джон, ты уверен во всех своих помощниках?

Голова Миддлтона вздернулась, и он метнул на полковника встревоженный взгляд. Так, словно последний высказал словами мысль, которая уже вертелась в его сознании.

— Почему ты спрашиваешь? — последовал контрвопрос.

— Ну, — Гопкинс был в нерешительности. — Не знаю, может быть, у меня предубеждение, но, видишь ли, черт возьми, чего темнить, я иногда удивляюсь поступкам Билла Макнаба!

Миддлтон, прежде чем ответить, снова наполнил стаканы.

— Полковник, я никогда не обвиняю человека без железных улик. Мне тоже иногда не нравятся действия Макнаба, но, может быть, причина здесь в его характере. Конечно, он грубиян, но имеет свои плюсы. Честно говоря, причина того, что я не защищаю его, — мое недоверие к нему. Возможно, звучит это не совсем понятно.

— Вовсе нет. Я разделяю твое мнение. Ты имеешь в виду, что он может вести двойную игру и ты держишь его возле себя, чтобы присматривать за ним. У тебя неплохие мозги, Джон. По правде говоря, может быть, это новость для тебя, с месяц назад кое-кто начал поговаривать, что с тобой дело не чисто. Но то, что ты привел Коркорана, доказывает твою честность. Ты бы ни за что не пригласил его сюда, если бы получал деньги от «стервятников»!

Миддлтон замер со стаканом у губ.

— Великий Боже! — воскликнул он. — Они подозревают меня в этом?

— Просто кому-то пришла в голову такая глупая мысль, — уверил его Гопкинс. — Конечно же, я никогда так не думал. А тем, кто подозревал тебя, теперь стыдно. Убийство Биссетта, Гормана и тех троих в «Вожде черноногих» показало, что Коркоран служит закону. Ну, и конечно же, он получает приказы от тебя. Все те люди, наверняка, были «стервятниками». Жалко, что Том Дил исчез прежде, чем мы смогли допросить его. — Гопкинс встал, собираясь уходить.

— Его охранял Макнаб, — произнес Миддлтон тоном, говорящим гораздо больше, чем сами слова.

Гопкинс быстро взглянул на него.

— Клянусь святыми, так оно и было! Но он был в самом деле ранен — я видел дыру от пули в его руке: Дил ранил его во время побега.

— Это верно. — Миддлтон поднялся и потянулся за шляпой. — Я пойду с тобой. Хочу найти Коркорана, чтобы передать ему все, что ты рассказал.

— Прошла неделя, как он убил Гормана, — проговорил Гопкинс. — Я ожидаю, что его друзья-«стервятники» в любое время попытаются достать Коркорана.

— Я тоже! — ответил Миддлтон с мрачной ухмылкой, которой его собеседник не заметил.

Вдоль Ущелья повсюду мерцали огни: окна хижин светились в ночи желтыми квадратами, а над ними черный бархат неба отражал мрачную сердцевину шахтерского поселения. Переменчивый бриз доносил обрывки музыки и шум веселья. Но дальше, вверх по Ущелью, где группа деревьев столпилась у темной хижины, тьма безлунной ночи казалась маской, сквозь которую не могли пробиться звезды со своим слабым светом.

Какие-то фигуры двигались в глубокой тени деревьев, слышался шепот голосов, их таинственный тон походил на шорох ветра в листве.

— Мы слишком далеко расположились. Надо залечь возле дома и расстрелять его, когда он будет входить в двери.

Второй голос присоединился к первому; складывалось впечатление, что голоса звучали на сборище привидений.

— Все уже решено. Говорю вам, это лучший способ. Достанем его, когда он не будет настороже. Ты уверен, что Миддлтон играет в карты в «Короле алмазов»?

Еще один голос ответил:

— Кажется, он собирался оставаться там до утра.

— Разозлится он порядочно, — прошептал первый из собеседников.

— Черт с ним. Он ничего не сможет сделать. Тихо! Кто-то идет по дороге!

Они попрятались в зарослях, слившись с черными тенями. Они находились так далеко от хижины, и было так темно, что приближающаяся фигура была в сумерках лишь смутным силуэтом.

— Это он! — лихорадочно прошептал голос, когда силуэт слился с темным фоном хижины.

В тишине заскрипела дверь. Желтый свет вспыхнул, вырываясь сквозь дверной проем и высветив высоко в стене небольшое окно. Человек внутри не пересекал освещенное пространство возле двери, а окно находилось слишком высоко, чтобы заглянуть сквозь него.

Через несколько минут свет погас.

— Пошли!

Три человека поднялись и крадучись направились к хижине. Шли они бесшумно, потому что сбросили башмаки. Верхнюю одежду они тоже сняли, избавились от лишних предметов одежды, что могли зацепиться за какой-нибудь выступающий крюк.

В руках у них было оружие со взведенными курками. Они не принимали бы больших мер предосторожности, если бы приближались к логову льва. В сердце каждого из них таился страх, потому что опасность, которой они подвергались, была значительнее риска схватиться со львом.

Один из них заговорил так тихо, что компаньоны с трудом разбирали слова, склонив головы к его прячущимся среди бороды и усов губам: