— Займем свои места, как и планировали. Джоел, ты подойдешь к двери и окликнешь его. Он знает, что Миддлтон доверяет тебе, и ему в голову не придет, что ты помогаешь друзьям Гормана. Твой голос ему знаком, он ничего не заподозрит. Когда он откроет дверь, шагни в тень и падай. Мы сделаем остальное с того места, где заляжем.
Голос его слегка дрожал и остальные невольно поежились. Лицо его выделялось в темноте светлым овалом.
— Я сделаю это, но, клянусь, он убьет кого-нибудь из нас. Меня-то уж наверняка. Где была моя голова, когда я соглашался помогать вам!
— Теперь поздно отступать! — прошипел другой. С замирающими сердцами они пробирались вперед, держа пистолеты наготове. Затем передний вдруг схватил товарищей за руки.
— Подождите! Взгляните туда! Он не закрыл дверь! — Открытая дверь чернела на темном фоне стены. — Он знает, что мы охотимся за ним! — Признаки истерики звучали в прерывистом шепоте. — Это ловушка!
— Не будь дураком! Откуда он может знать? Он спит. Я слышал его храп. Мы его не разбудим. Войдем в дом, и тут он свое получит! Из окна достаточно света, чтобы увидеть его постель. Мы нашпигуем его свинцом прежде, чем он успеет шевельнутся. Проснется он уже в аду. Давай, пошли и, ради Бога, потише!
В последнем совете не было нужды. Каждый ступал босыми ногами так, словно при каждом шаге рисковал наступить на логово гремучих змей.
Проскальзывая через порог, они создавали шума меньше, чем ветер в темных ветвях. Они прокрались через дверь, обшаривая взглядами комнату, в которой слышалось ритмичное похрапывание спящего. Света, проникающего сквозь маленькое окошко, было достаточно, чтобы им был виден слабый контур кровати с бесформенной массой на ней.
У кого-то со всхлипом вырвался вздох из перехваченного спазмой горла. И сразу же хижина затряслась от грохота одновременно разряжаемого оружия. Свинец превратил постель в мешанину перьев и тряпок, со стуком впиваясь в плоть и кости, расщепляя дерево. Раздался дикий крик и сразу же сменился тяжелым хрипом. Бешено взмахнув руками, тяжелое тело грохнулось на пол. Из скрытого в темноте пола рядом с кроватью послышались ужасающие звуки захлебывающегося кровью дыхания и биение конвульсивно дергающегося тела. Люди, столпившиеся у двери, слепо обрушили град свинца в направлении этих звуков. В беспорядочной стрельбе чувствовались страх и паника. Они продолжали нажимать на спусковые крючки пистолетов, пока не истощился боезапас и не затих шум на полу.
— Пошли скорее отсюда! — выдохнул один.
— Нет! Там свеча на столе. Я наткнулся на нее в темноте. Надо убедиться, что он мертв, прежде чем уходить. Чтобы спокойно спать, мне надо увидеть его труп. Времени, чтобы уйти, у нас еще достаточно. Люди в Ущелье, должно быть, слышали выстрелы, но добираться сюда они будут долго. Нет никакой опасности. Я зажигаю свечу!
Послышалось чирканье спички, и желтое дрожащее пламя осветило три напряженно глядящих бородатых лица. Струйки голубого дыма приглушали свет подожженного фитиля, но они разглядели бесформенный контур скорчившегося у койки тела, из-под которого вытекали все расширяющиеся ручейки темно-малинового цвета.
— Ох-х-х-х!
Они обернулись на звук бегущих шагов.
— О, Боже! — воскликнул один из убийц, падая на колени с поднятыми для защиты от ужасного зрелища руками. Другие застыли, потрясенные увиденным. Они стояли, раскрыв рты, беспомощно сжимая в руках разряженное оружие.
В дверях, сжимая в обеих руках по пистолету, с угрожающей гримасой на лице, стоял человек, чье, как они думали, безжизненное тело лежало у изрешеченной пулями койки!
— Бросьте-ка пушки! — прошипел Коркоран. Пистолеты попадали на пол, в то время как их владельцы взметнули вверх руки. Человек на полу выпрямился с пустыми руками: его рвало от страха.
— Джоел Миллер! — спокойно произнес Коркоран. Удивление его прошло, когда он понял, что случилось. — Не знал, что ты связался с бандой Гормана. Думаю, Миддлтон тоже удивится.
— Ты дьявол! — выговорил Миллер. — Тебя невозможно убить! Мы же стреляли в тебя — слышали, как ты свалился с койки и умер на полу в темном углу. Мы и после этого продолжали стрелять. Но ты жив!
— Вы не в меня стреляли, — проговорил Коркоран. — Вы застрелили другого человека, которого приняли за меня. Я шел по дороге, когда услышал выстрелы. Вы убили Джо Виллоугби! Он был пьян и, думаю, двинул сюда, чтобы отоспаться на моей постели, как бывало раньше.
Убийцы побелели еще больше под своими косматыми бородами — от ненависти, унижения и страха.
— Виллоугби! — пробормотал Миллер. — Нам этого не простят. Отпусти нас, Коркоран! Гопкинс со своей толпой повесят нас! Это конец «стервятникам»! И тебе конец, Коркоран! Если нас станут вешать, молчать мы не будем! Все узнают, что ты один из нас!
— В таком случае, — отозвался Коркоран, прищурив глаза, — я лучше убью всех троих. Идеальное решение всех проблем. Вы убили Виллоугби и пытались разделаться со мной; я убиваю вас при самозащите.
— Не делай этого, Коркоран! — взвыл Миллер, обезумев от ужаса.
— Заткнись, собака, — рявкнул другой, злобно глядя на их пленителя. — Коркоран не стреляет в безоружных.
— Да, не стреляю, — ответил Коркоран. — Не стрелял бы, если бы вы не нарушили некоторых условий. Я сыт по горло нравами, которые, как я вижу, обычны в ваших краях. Но я вырос среди своих обычаев и не могу переступить через них. Валить, как быков на бойне, я вас не стану, хотя со мной вы пытались это проделать. Но, будь я проклят, если позволю вам улизнуть, чтобы вы потом вернулись, когда наберетесь храбрости, и попробовали снова. Мне грозит повешение от комитетчиков или пуля в спину от таких подлых крыс, как вы. Какие, к черту, стервятники! Вы и на ворон не тянете.
Я отведу вас на тот конец Ущелья и швырну в тюрьму. Пусть Миддлтон решает, что делать с вами. Он, наверное, придумает какой-нибудь фокус, чтобы потопить всех, кроме себя. Но предупреждаю вас — раскроете пасть про «стервятников», и я забуду свое воспитание — пошлю вас в ад в одежде, но без оружия.
Веселье в «Короле алмазов» было прервано внезапным вторжением человека, который вбежал и выпалил:
— «Стервятники» убили Джо Виллоугби! Стив Коркоран поймал троих и только что запер их в тюрьме! На этот раз твари попались нам живьем — есть над кем поработать!
В ответ раздался рев, и зал опустел. Мужчины с гневными возгласами вырвались на улицу. Джон Миддлтон отложил карты, надел недрогнувшей рукой свою белую шляпу и вышел вслед за ними.
Толпа уже грохотала и билась о стены тюрьмы. Шахтерами овладела жажда крови, и удерживало их от взлома дверей только присутствие Коркорана, который глядел на них, стоя на тюремном крыльце. Макнаб, Ричардсон и Старк тоже были здесь. Бледность Макнаба не скрывали пышные бакенбарды, Старк казался больным, и только Ричардсон, как всегда, был холоден, как лед.
— Вздернуть их, — ревела толпа. — Отдай их нам, Стив! Ты выполнил свою задачу! Пора и нам сказать свое слово! Отдай их нам!
Миддлтон забрался на крыльцо. Его приветствовали громкими криками, но не стали выполнять приказ разойтись. Кто-то уже готовил петлю на веревке. Длительное возмущение, подавляемое страхом за свою жизнь, вырвалось лавой на поверхность вулкана, подогреваемого ненавистью к притеснителям. Толпа не хотела навредить Коркорану или Миддлтону — не хотела и не собиралась. Но люди твердо решили вытащить заключенных из тюрьмы и вздернуть их на веревке.
Полковник Гопкинс пробил себе дорогу через толпу, поднялся на ступеньку и замахал руками, пока не установилась относительная тишина.
— Послушайте, люди! — закричал он. — Это начало новой эры в Уэйптоне! Нас слишком долго терроризировали. Мы только что начинаем устанавливать закон и порядок! Так не допускайте их нарушения в самом начале! Эти люди будут повешены — клянусь вам! Но давайте сделаем это на законном основании. Во-вторых, если мы их повесим сейчас, то никогда не узнаем про других членов шайки и кто у них главарь.