В этот раз Атропос поздравила себя за предосторожность — у самой кромки волн на большом камне сидела девушка, повернувшись спиной к Игроку, лицом к морю.
— Калимера! (гр. Доброе утро) — приветствовала её Атропос, и застыла на месте, когда гостья обернулась и спрыгнула с камня. Она была совсем не эллинкой, скорее — северянкой, из мифической Гипербореи, страны, которой покровительствовал сам Аполлон. И одета она была в совершенно современные шорты и футболку.
— Я не знаю этого языка, — по-английски сказала северянка. — Это Греция, что ли?
— Да, — Атропос перешла на её язык. — Почти. Как ты сюда… попала?
Вот сейчас она скажет: «Из деревни пришла», и Атропос окончательно убедится, что Лабиринт дал сбой. Или её разум, что не легче.
Но гостья неопределенно покрутила пальцами.
— Как-то… нечаянно. Я искала Скульда — если это тебе о чём-то говорит. Пыталась в своём тонком теле достать его, но оказалась почему-то здесь. И в обычном теле! — Аска (а это была, конечно, она) покосилась на Атропос. — Если ты вообще понимаешь, о чём я говорю.
— Так ты — Фишка? — Атропос замялась, пытаясь подобрать слова. — В смысле, подопечная Скульда?
Аска кивнула.
— А кто ты?
— Меня зовут Атропос.
— Следовало догадаться, — голос гостьи звучал тоскливо. — Где Клото — то бишь Клот — там и Атропос, и, наверное, Лахесис где-то за кустом прячется…
— Лахесис… Лахе? Откуда ты знаешь?
Про себя Атропос подумала, что Скульду не мешает оторвать чересчур болтливый язык. Да и вообще, какого черта она тут разговаривает с Фишкой?
— Спасибочки большое, уж не настолько я и глупая, — обиделась Аска. — Уж имена мойр запомнить могу.
— Чьи имена?
Мгновение девушки смотрели друг на друга, понимая, что чего-то явно не понимают. Первой заговорила Атропос — осторожно, будто пробуя весенний лёд на речке.
— Я не знаю, кто такие мойры, и никогда о них не слышала. Если бы ты рассказала мне, кто это такие, возможно, я смогла бы помочь и тебе.
Аска закусила нижнюю губу, размышляя. Возможно, это очередное испытание, устроенное Скульдом — или нет. В любом случае, знаниями о греческих богинях судьбы поделиться не жалко, тем более что здешняя Атропос опасений не внушала. Упомянула Аска и о норнах — скандинавских богинях, пряхах, что тоже решали человеческие судьбы: Скульд, Урд и Верданди.
Атропос слушала молча, силясь разбудить непослушную память. Вот-вот, кается, что-то откликнулось!.. И ускользнуло. Как же так, спрашивала себя она, ведь в распоряжении Игроков огромная библиотека, знания всего человечества — а о древних богинях судьбы никто не знает. Почему? Неужели это — часть того же замысла, что лишает их памяти о прошлых Играх? И опять-таки — зачем и кому это всё нужно…
— А ещё у нас не хватает Урд, — сказала Атропос вслух, когда Аска закончила. — И мы не решаем судьбы всех и каждого. Только…
Они сидели рядышком на песке и понимали, что картина мира яснее не стала ни для одной, ни для другой. Атропос, конечно, не имела права раскрывать перед смертной Правила Игры, но для Аски хватило одного слово — «Фишка». В груди всколыхнулась жгучая обида, подкрепленная прежними подозрениями. Вот, значит, как! Всего лишь Игра, развлечение для усталых богов!
Более того, черноволосая красавица, которая уже и сама не знала, кто она такая, не могла объяснить, почему Аска, решив воспользоваться астральным двойником для путешествия, приобрела ещё одно тело в Лабиринте. И как вообще смертная могла сюда проникнуть?!
Вопросы, вопросы. Ни одного ответа.
В конце концов Аска выпрямилась.
— Вот что. Я сейчас попробую уйти. А ты, пожалуйста, не говори ничего Скульду. Ладно?
Атропос кивнула, и, поколебавшись, спросила имя гостьи.
— Аска. Если будут ещё какие вопросы по мифологии — заходи в гости. Я так понимаю, наймиты меня сможешь?
Атропос кивнула, и через миг уже наблюдала, как осыпается песок, налипший на кожу Аски: незваная пришелица исчезла так, словно её материальная оболочка была не крепче тонкого тела. Ещё одна загадка, но, в отличие от пейзажей за окнами, требующая срочного разрешения. Что за дела, если Фишки получат право так же легко пробираться в Лабиринт, как и Игроки? Было в этом что-то нехорошее, неправильное. И что, интересно, пройдоха-Скульд успел рассказать этой Аске?
У девушки разболелась голова. А ведь ещё придумывать надо, как отвести беду от своей никчемной Фишки. Уж и бросила бы её, так ведь нельзя. Как-никак, они с Клотом пообещали друг другу играть честно и до конца, каким бы он ни был.
Большая Игра подходила к концу — это чувство неожиданно пришло к Атропос. Пусть вышли ещё только двое, но всё развивалось слишком быстро, и, казалось, судьбы смертных вышли из-под контроля, хотя, конечно, быть такого не могло. Иначе какие из них мойры? Или норны?
Закрывая за собой дверь, Атропос оглянулась напоследок на бухту и подумала, как точно выбрала она себе маленький мирок за окном — Эллада, где правили олимпийские боги, и где нити человеческих жизней пряли, оказывается, трое из Игроков — она, простушка Лахе и Клот.
Буква ЦАДИ
Предстала буква Цади перед Творцом и сказала: «Создатель мира, стоит мною сотворить мир, потому как мною отмечаются Цадиким — праведники. Также и Ты называешься Цадик — праведник, ты сам записан во мне, потому что Ты праведник и любишь праведность. Поэтому подходящи свойства мои, чтобы создать ими мир».
Ответил ей Творец: «Цади, ты цадика — праведница, но должна ты быть скрыта и не раскрываться настолько, чтобы тобою начать сотворение мира, чтобы не давать повод миру».
Первым делом, вернувшись в себя, Аска потянулась к мобильному телефону, но, подумав, отложила. Следовало сначала решить всё для себя, разложить по полочкам, а потом уже пугать Адама.
Она взяла листок бумаги, простой карандаш и села за стол. Картина вырисовывалась стройная, но с кучей белых пятен. Имелись пять богинь судьбы, три из которых оказались мужского пола, шестая вообще где-то затерялась, и всех их поразила выборочная амнезия, так что они забыли, кто они такие. Искать причину бесполезно да и, признаться честно, несущественно. Пусть этим занимается Атропос (а Аска была уверена, что черноволосая богиня своего не упустит).
Далее. Эти богини, вместо того, чтобы, как положено, мирно прясть, отмеривать нити человеческих жизней и обрезать их, занимались малопонятной ерундой: отбирали по некоему принципу людей («фишек» — с горечью напомнила себе Аска) и натаскивали их, чтобы… чтобы… что? Чего добивались эти высокомерные чудовища в человеческом облике? Эта проблема была существенной, поэтому Аска обвела её в круг.
Среди более мелких вопросов интересным представлялось проникновение в этот самый кусочек Эллады, куда попала Аска в поисках Скульда и получила почему-то второе тело. Она точно знала, что первое плотное тело, не самое идеальное, быть может, но привычное — осталось лежать в этом чертовом захолустном городишке на диване. Но там она ведь ощущала и теплый песок, и солнечный свет, и прохладу морских волн! Неужели можно было творить себе ещё одно тело? Или — не одно?
Постучав карандашом по листу, Аска вернулась к облюбованному дивану и принялась рыться в кучу книг под ним, бормоча стандартное «ну-куда-ты-пропал-сволочь-такая». В результате титанических усилий был извлечен блокнот с вангоговскими подсолнухами на обложке. Бывший дневник, потом — рабочая тетрадь для записи своих прогрессов на почве превращения в камень Философов. Там же записаны и стадии Великого Делания, за которыми она некоторое время уже следила с обреченностью кролика. Что-то ещё выдумает Скульд?
Сейчас её привлекала стадия из тех, что не были ещё вычеркнуты: «мультипликация», то есть — умножение. Не впервые Аске пришла в голову мысль, что стадии вовсе не обязательно должны выполнятся в той строгой последовательности, в которой завещали их средневековые алхимики, особенно под конец. Если так судить, то из двенадцати этапов ей оставалось не четыре, а три, а то и два. Вопрос в том, подозревает ли это Скульд.
