— Я себя странно чувствую с тобой, — осмелилась сказать Аска. Они ли по дороге к океану, держась за руки. — Сейчас, как будто кружиться голова и всё плывёт… или как будто всё вокруг нереальное.
— Всё? — жадно спросил Повеса и чуть увеличил давление на окружающую реальность, накладывая на неё слои иллюзии.
— Всё… как будто закрыто вуалью. Ай, не могу, — она остановилась и стала тереть глаза. — Рябит…
— Может, это ты нереальна? — прошептал Повеса, обнимая её за талию — Ты становишься другой, Аска. Забудь всё, чему тебя учили и иди за мной… Ты пойдёшь?
— Куда? — нашла в себе силы спросить девушка, но он только загадочно улыбнулся. И Аска, не дождавшись ответа (да и к чему? Есть ли разница, куда идти, если все дороги ведут в Ад?), покорно взяла Игрока за руку.
Буква КАФ
«В это время снизошла с Кисэ — трона Творца буква каф и предстала перед Творцом. Вострепетала и сказала Ему: „Сотворяющий мир, достойна я стать своими свойствами основой мира, потому что я Кавод — величие Твое“. Когда спустилась буква каф с трона Творца, вострепетали все миры и сам трон, почти до разрушения. Сказал ей Творец: „Каф, что тебе делать здесь, не создам я тобою мир, вернись на свое место, ведь ты в слове Клая — истребление, и в слове Кала — невеста“».
Новый день начинался так, как надо — в предвкушении Игры. Когда ты просыпаешься, с разбегу запрыгиваешь в накрахмаленную рубашку, на лету застегиваешь малахитовые (под цвет глаз) запонки, и вприпрыжку бежишь на завтрак — это значит, дела идут хорошо. Правильно, почему бы и не играть, когда играется?
Остальные игроки уже сидели за столом, изредка перебрасываясь репликами. Повеса поклонился и сел рядом с Лах, принялся за кофе.
— Ты опоздал, — белокурая красавица, шутя, шлепнул его салфеткой по ладони. — Неужто с Фишкой всю ночь провёл?
Клот хрюкнул от смеха, Атропос выдавила что-то вроде мерзкой ухмылки. Повеса отвернулся, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и он не сдержится, схватит эту гадюку за шею и с размаху вышвырнет в окно. Нельзя портить себе настроение, нельзя….
— А где же Вердан?
— Ну, — девушка опустила глаза. — У него же проблемы…
Им не удалось продолжить разговор, потому что как раз в этот момент вошёл Лорд.
— Господа, — он обвел всех взглядом. — Я вышел из Игры. Моя Фишка погибла.
Лахе с силой втянула в себя воздух, но ничего не сказала. Атропос равнодушно кивнула и вернулась к своим гренкам.
— Да ладно! — ляпнул Клот, но, похоже, он не был слишком удивлен. И только Скульд уловил в его голосе нотку издевки, а в глазах — промелькнувшее подозрение. Уж не думает ли Плут, что Вердан сам подстроил гибель своей Фишки? Глупо: никто не хочет проигрывать. Даже он сам, такой разболтанный, может забить на Фишку и не помогать ей, но нарочно подстроить смерть… Нет, нет, в это невозможно поверить.
Но ведь и сам Лабиринт, и существование пяти игроков — это тоже не просто принять как реальность. Клот размышлял, ковыряясь вилкой в омлете. Его черноволосая союзница не подала виду, что её заинтересовало сообщение Вердана, но Клот знал, что и ей на ум пришёл недавний разговор: «Вердан что-то знает…» И сейчас он добровольно решил выйти из Игры — зачем? Чтобы было удобнее следить за ними?… Быть может, их маленький заговор раскрыли? Впервые Клот ощутил липкие щупальца страха, зашевелившиеся в животе. Омлет, превратившийся в неаппетитную кашу, теперь уже точно не лез в горло.
Но что может Вердан сделать ему, бессмертному Игроку? Выставить из Игры, из Лабиринта Минотавра…. «Велика потеря», — усмехнулся Клот, нечеловеческим усилием возвращая себе бодрость духа. Идти против своих не так-то просто: а он уже не сомневался почему-то, что их вроде бы невинная затея узнать, кто устанавливает правила игры, будет наступать кому-то из Игроков на пятки.
Надо прощупать их — каждого в отдельности.
После завтрака Клот заколебался, помогая Атропос встать из-за стола, но в награду получил отталкивающий ледяной взгляд.
— Клот, вы спите на ходу — будьте же вниательнее!
— Простите, леди, я…
Но черноволосая готическая красавица стремительно летела по коридору, придерживая длинную юбку — и не соизволила даже обернуться. Клот сжал протянутую руку в кулак. Мысли лихорадочно бежали по параллельным рельсам, но почему-то в разных направлениях.
Что он сделал не так? Сказал? Посмотрел? Или наоборот, чего-то не сделал?
Клот взглянул вслед этому дымящему поезду мыслей, помахал ему белым платочком и принялся за второй.
Если она думала о том же, о чём и Клот, значит, у неё тоже появились опасения насчёт того, что им будут мешать… И Атропос постаралась уничтожить всяческие подозрения об их союзе. А извинения она не приняла потому, что… Ну конечно! Теперь у Плута будет повод робко постучать в её дверь вечером, и никто не удивится тому, что они поговорят наедине какое-то время.
— Гениально! — восхитился вслух Клот, пялясь на какую-то невнятную мазню в раме на стене.
— Это Пикассо, розовый период, — Скульд остановился рядом. Но, похоже, для него эта картина тоже служила сублиматом внимания, направленного совсем на другое.
— Как поживает твоя Фишка, Квазимодо? Тьфу, чёрт… Казанова.
— Да, — невпопад ответил Игрок, пытаясь что-то разглядеть в гениальной мазне розового периода. — Пойдём в курилку.
Вердан отсутствовал, и Игроки сели на два свободных кресла. Плут вытряс из кармана помятую пачку Captain Black и закурил. Повеса поморщился — до чего всё-так он вульгарен, этот мастер уловок и масок!
— Скульд, дружище, тебе не кажется, что пора рассказать мне о твоём плане Игры? Как-никак, я твой союзник.
Скульд молчал, перебирая кисточки пледа на подлокотнике кресла.
— Ну хорошо, — вздохнул Плут. — Я не вмешивался, просто поговорил с Адамом: он собирается взять твою Фишку в жены. Тебя это тоже не волнует?
— Она сделала свой выбор. Не в пользу твоей Фишки, естественно, — в голосе зеленоглазого Игрока проскользнуло высокомерие.
— Всё равно, он имеет на неё сильное влияние, — не сдавался собеседник. — И потом, если мы объединим наши силы в Игре… помнишь, как это было в прошлый раз?
— В какой прошлый раз?
— Ну, брат, память у тебя куриная. Мы с тобой сотрудничали три Игры назад…
— Не помню такого, — раздраженно отрезал Скульд, как склеротик, которого врач заставляет вспоминать, что он ел на завтрак. — Поговорим о настоящем.
— Да, точно, я перепутал… — Клот понял, что с этой стороны опасаться нечего. Но и помощи они тоже не дождутся — Повеса в этот раз фанатично увлекся игрой, и его больше ничего не интересовало. — Что ты планируешь сделать с Фишкой?
Скульд нахмурился, возвёл очи к потолку, пожевал губу — в общем, выполнил все те действия, что символизируют сомнения и усиленную мозговую деятельность. Клот терпеливо ждал, витая мыслями где-то далеко. Интересный у них получался разговор, да…
— Ладно. Но учти: я пытаюсь сохранить это в тайне. Я хочу создать из Аски философский камень.
— Статую что ль?
— Неуч! — не сдержался Скульд. — Разделять заблуждения Фишек, это, знаешь ли, полный…. Полный….
— Атас, — подсказал собеседник. — Так просвети, раз такой умный.
— Это аллегория. Надо объяснить?
— Почитаю на досуге словарь. Давай дальше.
— Человек, ограняя свою суть, очищая от примесей, накапливая энергию, становится магом — вот под этим процессом алхимики и подразумевали создание «камня философов».
— И что дальше?
Скульд развел руками.
— Это единственный крупный недостаток в моём плане. Я надеюсь как можно быстрее прогнать Аску через все стадии, чтобы она стала полноценным магом… а там придется положиться на Судьбу.
— Ты уверен, что у тебя получится?
— Из любого человека можно сделать мага, при должной поддержке. А у Аски врожденная восприимчивость к магическим токам мира — я немного усилил её чувствительность, а сейчас собираюсь…. провести её через следующую стадию Великого Делания: сепарацию.
