«Совсем никакого негритянского акцента», — подумал мэр. Последнее время ему почему-то непрестанно попадались негры, говорящие без негритянского акцента. То, что он это отмечает, пробуждало в нем чувство вины, но он все равно это отмечал.

— Однако очень немногие из них являются прихожанами церкви Святого Тимофея, — продолжал епископ, — и в этом корень проблемы. Постоянных членов церковной общины меньше семидесяти пяти человек, а здание большое и, кстати, далеко не выдающееся по архитектуре. Его строил некий Сэмюэль Д. Уиггинс, современник Касса Джилберта, однако он не оставил мало-мальски заметных следов в песках истории архитектуры, насколько я могу судить об этом.

От столь непринужденного экскурса в архитектуру мэр опешил еще больше. В искусстве и архитектуре он был не очень-то подкован.

— По правде говоря, церковь Святого Тимофея больше не отвечает нуждам общины, господин мэр, она уже не годится для этого, и нам кажется, что было бы полезнее, и не только для англиканской церкви с ее более жизнеспособными отделениями в этом городе, но и собственно городу — ведь на этом месте возведут комплекс, от которого будут поступать значительные налоговые отчисления, так что в конечном счете и община от этого выиграет — опосредованно, конечно, в том смысле, что весь город получит выгоду в виде увеличения налоговых сборов. Потому-то мы и хотим продать существующее здание и просим вас принять во внимание… в общем, чтобы здание не причисляли к охраняемым объектам, как собирается поступить Комитет по охране памятников.

Слава богу! С облегчением мэр отметил, что епископ в конце концов все же запутался в грамматике и оставил висеть в воздухе незаконченную конструкцию. Ни слова не говоря, мэр улыбнулся епископу и приложил к носу палец, как Санта-Клаус из «Ночи перед Рождеством». Затем воздел палец вверх, как бы говоря: «Внимание!» или «Смотрите!» Радостно глядя на епископа, он нажал кнопку стоявшего на этажерке рядом со столом селектора и сказал:

— Дайте мне председателя Комитета по охране памятников.

Вскоре раздался басовитый бип-бип, и мэр снял трубку телефона.

— Морт?.. Ты церковь Святого Тимофея знаешь?.. Правильно. Точно… Морт, ОТЦЕПИСЬ!

Мэр повесил трубку и, откинувшись в кресле, снова заулыбался епископу.

— Вы хотите сказать — это все? — Епископ явно был приятно поражен. — Но там… комиссия… Не будут ли они…

Мэр кивал и улыбался.

— Господин мэр, я просто не знаю, как благодарить вас. Поверьте, я наслышан о том, как вы оперативно решаете вопросы, но… надо же! Я весьма благодарен! И я уверяю вас, я приложу все силы к тому, чтобы каждый в епархии и все наши друзья знали, какую неоценимую услугу вы нам оказали. Нет, в самом деле, непременно!

— Это необязательно, епископ, — отозвался мэр. — Не надо расценивать это ни как помощь, ни как услугу. Факты, которые вы так красноречиво изложили, оказались столь убедительны, что я думаю, весь город будет только в выигрыше. Я рад сделать для вас то, что будет полезно вам и всему городу Нью-Йорку.

— Это действительно так! Я вам весьма признателен!

— Ну, а теперь в том же духе продолжим, — проговорил мэр тоном школьного учителя — любимый прием, к которому он с успехом неоднократно прибегал и раньше. — Теперь и выыыы кое-что для меня сдееелаете… опять-таки нечто полезное для вааас и для гооорода Нью-Йооорка.

Мэр склонил голову набок и улыбнулся еще шире, чем прежде. Поглядел на епископа одним глазом как воробей на червяка.

— Епископ, я бы хотел, чтобы вы приняли участие в Особой представительной комиссии по преступности в Нью-Йорке; я как раз собирался объявить о вашем в ней участии одновременно с объявлением о создании самой комиссии. Вы без меня понимаете, насколько это важный вопрос и прежде всего — его расовые обертоны, бытующие в связи с ними мнения и предубеждения относительно того, кто совершает преступления и какими методами служащие полиции с преступлениями борются. Невозможно представить себе более важной услуги городу Нью-Йорку, чем та, которую вы окажете ему, участвуя в этой комиссии. Что скажете?

Мэр сразу же заметил исказившую лицо епископа тревогу.

— Я весьма польщен, господин мэр, — начал епископ. Выглядел он при этом далеко не польщенным. Улыбка исчезла. — И я, конечно же, с вами согласен. Но должен объяснить вам, что, поскольку моя деятельность в качестве епископа этого диоцеза осуществляется во взаимодействии с общественностью, и я при этом являюсь, так сказать, официальным выразителем ее интересов, мои руки в определенной мере связаны, так что…

Однако в данный момент руки у него связаны не были. Он принялся ими совершать сложные движения, как будто открывал банку с маринованными персиками, пытаясь одновременно объяснить мэру структуру англиканской церкви, а также богословское обоснование этой структуры, а также философские истоки богословского обоснования, чтобы тот понял, что — кесарево, а что — не кесарево.

Секунд через десять-двенадцать мэр слушать перестал, но предоставил епископу бормотать дальше и с горьким злорадством наблюдал его смятение. Что ж, тут дело ясное. Напустил туману, подлец, а дело-то в том, что ни один черный лидер — и он в частности — не может сейчас позволить себе сотрудничество с мэром даже в таком, казалось бы, безобидном деле, как какая-нибудь мудовая комиссия по мудовой преступности. А такая была блестящая идея! Межрасовая комиссия по преступности, где заседали бы с полдюжины благообразных динамичных негритянских лидеров, таких, как этот епископ. Епископ Уоррен Боттомли привлек бы сердца всех порядочных черных жителей Нью-Йорка, как раз тех самых избирателей, голоса которых мэр должен заполучить в ноябре, если хочет победить на выборах. А эта верткая змея с гарвардским дипломом норовит с ходу выскользнуть из рук! И задолго до того, как епископ завершил свои экзегезы и апологии, мэр уже отбросил идею Особой представительной комиссии по преступности в городе Нью-Йорке.

— Я искренне об этом сожалею, — закончил епископ, — но правила нашей церкви не оставляют мне иного выбора.

— Да, я понимаю, — отозвался мэр. — Не можете, значит, не можете. Не представляю себе, кто бы мог заменить вас в этой комиссии, но ваше положение я хорошо понимаю.