Литмир - Электронная Библиотека
A
A

По какой причине сам он носит кроссовки, Крамеру не хотелось додумывать. Он повел взглядом по ряду сидящих пассажиров. У некоторых в руках были газеты с заголовками про сорванный митинг в Гарлеме, но вообще-то публика в поезде "Д" нельзя сказать чтобы читающая… Отнюдь… Что бы там такое ни произошло в Гарлеме, Бронксу до этого дела нет. Каждый в вагоне смотрел на мир с равнодушием побежденного, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

Внезапно шум мчащегося поезда резко снизился, словно бы разорвался, образовалась короткая пауза, как бывает всегда, когда раскрываются двери между вагонами. Вошли трое — подростки лет по пятнадцать-шестнадцать, черные, в огромных кроссовках с незавязанными толстыми шнурками, замысловато уложенными петлями поверху, и в дутых черных куртках. Крамер расправил плечи и придал лицу скучающее выражение, хотя слегка набычился, чтобы грудинно-ключичные мышцы вздулись как у борца. Один бы на один… один на один он любого из них на кусочки бы разорвал… Но в том-то и дело, что с ними никогда не бываешь один на один… Он каждый день видит таких молодцов в суде… Троица неспешно продвигалась по проходу, вихляясь и перекатываясь с пятки на носок «сутенерской развалочкой». На «сутенерскую развалочку» он тоже вдоволь насмотрелся в суде. В хорошую погоду по Бронксу расхаживают такой походкой столько подростков, кажется, будто колышутся целые улицы. Вот приблизились к нему… Лица, как полагается, равнодушные, без выражения… Ну, хорошо, что они могут сделать?.. Но они обошли его с двух сторон и повихляли дальше… Ничего не случилось. Понятное дело, что ничего. Такой бык, такой здоровый жеребец, как он… Уж с кем, с кем, а с ним они бы никогда не рискнули задираться. Но все равно, когда поезд наконец остановился на станции «161-я улица», Крамер, как всегда, с облегчением перевел дух.

Он поднялся по лестнице и вышел на Сто шестьдесят первую улицу. Небо расчистилось. Прямо впереди вздымалась огромная чаша стадиона «Янки». А дальше за ней чернели ржавые башни Бронкса. Лет десять-пятнадцать назад стадион заново отстроили. Потратили сто миллионов долларов. Предполагалось, что это вольет новую жизнь в сердце Бронкса. Какая мрачная шутка! С тех пор 44-й участок, вот эти самые улицы, стал самым криминогенным во всем Бронксе. В этом Крамер тоже имел возможность убеждаться каждый день.

Он зашагал в своих белых кроссовках в гору по Сто шестьдесят первой улице, помахивая пакетом с туфлями. Вдоль улицы, в дверях магазинов и закусочных, стояли жители этого печального района. Он посмотрел вперед — и на миг ему представился Бронкс во всем его былом великолепии. Вверху, где Сто шестьдесят первая улица пересекалась с Большой Магистралью, солнце прорвалось сквозь уходящие тучи и позолотило белый фасад отеля «Конкорс плаза». Издалека он и теперь выглядел как прекрасный, европейского уровня, курортный отель, знаменитый в 20-е годы. Здесь во время спортивных сезонов останавливались звезды американского бейсбола, только самые яркие, кто мог себе такую роскошь позволить. Они жили тут, как представлял себе Крамер, в пышных номерах-люксах. Джо Ди Маджио, Бейб Рут, Лу Гериг… Других времен он не помнит, хотя отец, бывало, рассказывал еще о многих. О, еврейские златые горы прошлого! Там, вверху, где пересекались Сто шестьдесят первая улица и Большая Магистраль, была вершина еврейской мечты, новый Ханаан, новый еврейский район Нью-Йорка — Бронкс! Отец Крамера вырос в семнадцати кварталах отсюда, на сто семьдесят восьмой улице, и пределом его мечтаний в этой жизни было снять квартиру… когда-нибудь… в одном из тех великолепных зданий на горе, где проходит Большая Магистраль. Большая Магистраль замышлялась как своего рода Парк авеню Бронкса, только здесь, на земле Ханаанской, она должна была оказаться еще лучше. Большая Магистраль строилась шире, чем Парк авеню, и проходила по более живописной местности. И вот еще одна мрачная насмешка судьбы. Хотите сегодня снять квартиру на Большой Магистрали? Выбирайте любую. Гранд-отель новой еврейской мечты превратился в приют для неимущих, а весь Бронкс, Земля Обетованная, заселен на семьдесят процентов неграми и пуэрториканцами.

Бедный еврейский Бронкс! В двадцать два года, поступая на юридический факультет, Крамер думал о своем отце как о скромном еврее, который к закату жизни осуществил великое переселение из Бронкса в Оушенсайд на Лонг-Айленде, за целых двадцать миль, и каждый день таскался оттуда на Манхэттен в писчебумажный магазин, где служил главным бухгалтером. Он, Ларри Крамер, будет адвокатом… космополитом… И что же теперь, десять лет спустя? А то, что он живет в термитнике, в сравнении с которым отцовский домик о трех спальнях в Оушенсайде кажется утопическим дворцом, и каждый божий день ездит в метро на работу… в тот самый Бронкс!

Солнце впереди тронуло золотом другое здание на горе — дом, в котором Крамер работает, Окружной суд Бронкса. Этот огромный известняковый парфенон был построен в начале 30-х годов в стиле «учрежденческий модерн». В девять этажей высотой, он занимал площадь трех кварталов, между Сто шестьдесят первой и Сто пятьдесят восьмой улицами. Сколько же оптимизма и наивности должно было быть у его создателей!

Но все-таки вид этого дворца правосудия и сегодня волнует Крамерову душу. Четыре внушительных фасада — настоящий праздник скульптуры и барельефа. Классические скульптурные группы стоят по углам, знаменуя собой Сельское хозяйство, Коммерцию, Индустрию, Религию, Искусства, Правосудие, Правительство, Закон, Порядок и Права Человека. Благородные римляне, облаченные в тоги, — в Бронксе! Золотая мечта о грядущей гармонии!

Нынче, если бы который-нибудь из этих славных античных парней спустился сверху на землю, он бы не дошел живым до Сто шестьдесят второй улицы — купить жестянку газировки или пачку сигарет. Его бы тут же прикончили, польстились бы на тогу. Сорок четвертый участок — это вам не шутки. Со стороны Сто пятьдесят восьмой улицы здание суда выходит на парк Франца Зигеля, из окна шестого этажа кажется: зеленое море, английская ландшафтная архитектура, поэзия деревьев, кустов, травянистых склонов, живописных валунов в траве. И однако же этих слов «парк Франца Зигеля» почти никто теперь не знает. Потому что ни один человек мало-мальски в своем уме не отважится войти и углубиться на несколько шагов, отделяющих от входа в парк доску, на которой написано это название. Вот, скажем, на прошлой неделе одного беднягу зарезали в 10 часов утра на одной из скамеек, которые были установлены там в 1971 году «с целью создать условия для культурного отдыха и вернуть к жизни парк Франца Зигеля как ценное достояние общественности». Эта скамейка стояла в десяти шагах от входа. Человека убили из-за большого транзисторного радиоприемника, которые у них в Окружном суде называют «чемоданчиками». Служащие суда не спускаются погожими майскими днями в парк перекусить в обеденный перерыв, даже те из них, кто, как Крамер, выжимает 200 фунтов на спине. Даже судебные приставы в полицейской форме и с законными револьверами на поясе. Все остаются в здании, в этой островной цитадели Власти, твердыне белых, в этом Гибралтаре, окруженном горестным Саргассовым морем Бронкса.

13
{"b":"30169","o":1}