Стук в дверь прервал мои размышления. На пороге стоял мой сын… То есть мой Никки.
— Вы хотели видеть меня, сэр? — робко спросил он.
— Да, входи.
Было видно, мальчик не ожидал застать меня здесь.
— Добрый вечер, ма… — проговорил он в смущении.
Он показался мне по-прежнему бледным, волосы и одежда намокли. Бросив взгляд в окно, я удостоверилась, что дождь льет вовсю.
— Пожалуй, я оставлю вас, — негромко сказала я. — Переоденься в сухое, Никки, поскорее.
Они оба кивнули, ничего не ответив.
В тот вечер я не спустилась к обеду, вместо этого пошла в детскую. Там было непривычно тихо, царило некоторое уныние. Трех дочерей Гарриет уже и след простыл, а сыновья леди Реджины, Чарли и Тео, были явно огорчены предстоящим отъездом Никки.
Я долго не задержалась там, пожелала всем спокойной ночи и поцеловала Никки, что всегда делала перед сном. Он ответил на поцелуй и назвал меня мамой, это наполнило мое сердце радостью и принесло некоторое успокоение.
Потом я вернулась в комнату, закончила укладывать вещи и долго стояла у темного окна, за которым шумел дождь.
Ральф пришел ближе к полуночи, когда дождь прекратился и через открытое мной окно в комнату врывался густой аромат садовых цветов.
— Не замерзла? — спросил он, закрывая за собой дверь.
— Я люблю запахи сада после дождя, — отвечала я.
Он приблизился, вгляделся в мое лицо.
— Все готово к отъезду? По дороге вы сможете переночевать в гостинице, а мой помощник Баррет и экономка Миллер, когда прибудете на место, окажут вам необходимую помощь. Кроме того, как я уже говорил, вас встретят супруги Макинтош. Не волнуйся, Гейл, все будет хорошо.
Только сейчас я ощутила холод, идущий от раскрытого окна, и поежилась.
— Должна повторить, Ральф, что так и не понимаю необходимости столь поспешного отъезда.
— Главным образом для того, — ответил он спокойным, деловым тоном, — чтобы к тому времени, как Коул обратится с претензией в судебные инстанции, вы с Никки уже фактически вступили во владение Девейн-Холлом.
— Неужели он это сделает? Значит, впереди еще и тяжба? Разве венчание Деборы и Джорджа в приходской церкви может оказаться недостаточным основанием?
Ральф пожал плечами.
— Кто знает, что соизволит придумать такой сутяга, как Элберт Коул? Особенно когда в ярости.
Я вздрогнула:
— Да, правда. Умоляю тебя, пусть один из этих людей из Лондона продолжает охранять Никки. Можно это сделать?
— Я сам пришел к этой мысли, Гейл.
— Значит, мальчику продолжает грозить опасность? Но ведь ты совсем недавно говорил…
— И продолжаю считать, что опасности нет. Однако предосторожность никогда не мешает.
Его слова меня нисколько не успокоили, Ральф это заметил, потому что подошел еще ближе и ласково произнес:
— Гейл, пожалуйста, не думай, что я оставляю тебя на произвол судьбы. Это совсем не так. Через несколько дней я приеду в Девейн-Холл и…
Я прервала его:
— Понимаю, Ральф. Не нужно больше об этом.
Я действительно не хотела, чтобы он продолжал убеждать меня в том, во что сам не верит, и желала лишь одного: чтобы эта ночь, последняя наша ночь, была такой же прекрасной, как все предыдущие.
Ему тоже было не до слов. Он обнял меня, прижал к себе, его губы скользнули по моей шее, он начал целовать мои глаза, губы. Я чувствовала легкую небритость его щек.
— Ты в самом деле очень похудела, дорогая, — прошептал он, сжимая мне бедра. — Но ничего, старики Макинтоши тебя быстро откормят.
— Ты говоришь обо мне, как о рождественском гусе, — со смешком сказала я, и Ральф тоже не удержался от смеха.
В эту ночь наши ласки были более медленными, но и более насыщенными, нежели раньше. Словно и он проникся моим ощущением неизбежного расставания.
Впрочем, не думаю, что Ральф разделял бы мои чувства, одобрил бы мое решение. Скорее всего он полагает, что будет приезжать в Девейн-Холл как душеприказчик своего кузена Джорджа и наши отношения продолжатся.
Однако я не могу… не смогу… Главным образом из-за Никки. Достаточно и того скандала, который, несомненно, будет сопутствовать — он еще не разразился в полную силу — его водворению… нашему водворению в Девейн-Холле. Я не могу… не хочу подбрасывать хворост в костер пересудами о своей любовной связи с графом Сэйвилом.
Но ни о чем таком я и словом не намекнула Ральфу в ту ночь.
После его ухода я долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к шуму вновь начавшегося дождя.
Горькая истина заключалась в том, что я хотела невозможного: любить Ральфа как мужа, а не как любовника. Жить с ним в одном доме — в его доме, который он так любит, помогать ему, родить ему детей, просыпаться каждое утро, видя на подушке рядом со своей головой его лицо в ореоле золотистых волос.
Я отдавала себе отчет в том, что это совершенно неосуществимо. Пусть мое имя очищено от подозрений в незаконной связи с Джорджем, но я все равно остаюсь женщиной незнатного происхождения, дочерью сельского врача, которая зарабатывает на жизнь уроками верховой езды… В общем, женщиной, недостойной стать супругой графа Сэйвила, члена палаты лордов Великобритании.
Осознание этого разбивало мне сердце.