— Несколько часов. И не пугайтесь, если он не сразу вспомнит, что с ним произошло, миссис Сандерс. Так бывает.
— Понимаю, доктор. Спасибо вам.
— Я уведу доктора, Ральф, — сказала Джинни. А я и забыла, что она здесь. Она ласково прикоснулась к моему плечу. — Все будет хорошо, Гейл. Мы даже не можем вообразить, как выносливы дети. Особенно мальчики. Уж я-то знаю.
После их ухода я сказала Ральфу:
— Со Скуиртом никогда такого не бывало. Не знаю, что и думать.
Лицо Ральфа было непроницаемо.
— Быть может, пчела? — сказал он.
Я отмахнулась, зная, что Ральф и сам не верит в это.
— Что могло случиться? — повторила я.
— Не знаю, Гейл. — И после некоторой паузы:
— Скуирт мертв.
— Что?
— По-видимому, у него был припадок бешенства. Уилсон сказал, что никогда не видел ничего подобного. После того как сбросил Ники, он упал на землю и начал биться в конвульсиях. Словно у него колики.
— Они не наступают так внезапно.
— Обычно нет. Возможно, что-то способствовало этому.
Его слова заставили меня задуматься.
— Единственное, что можно предположить… — сказала я, не сводя глаз с неподвижного тела сына. — Я слышала, что травоядные животные впадают в такое состояние, если в пищу попадает растение под названием белена. Однако не думаю, что белена растет возле конюшни, да и лошадь сама никогда не станет его есть.
— Я тоже считаю, что сама не станет, — сказал Сэйвил.
Смысл его слов не сразу дошел до меня, а когда дошел, мне сделалось жутко.
— Ральф, — спросила я со страхом, — вы ведь не думаете, что кто-то намеренно… хотел причинить зло Никки?
Он молчал.
— Ответьте! — крикнула я, вскакивая со стула. — Вы так не думаете?
Голос его звучал мягко, но с тревогой:
— Не знаю, что ответить, Гейл, но должен честно признаться, мне не нравится внезапная смерть пони. Она вызывает подозрения. И еще не нравится история с мостом. Джон уверяет, что в конце прошлого месяца его проверяли, и все было в порядке.
— Так что же это, Господи? — в отчаянии проговорила я.
Вместо ответа он задал вопрос, от которого мне стало еще страшнее, по спине побежали мурашки:
— Гейл, знаешь ты кого-нибудь, кто мог бы желать зла тебе и Никки? Спрашиваю, потому что мне далеко не все известно о вас… Если не хочешь, можешь не отвечать.
— Нет, — прошептала я. — Нет, Ральф, я не знаю таких людей.
Но он не удовлетворился ответом.
— Могли какие-нибудь обстоятельства, — осторожно продолжил он, — связанные с рождением Никки, толкнуть кого-то на неблаговидные поступки?
Взгляд его янтарных глаз был тверд, но ни подозрения, ни осуждения в них не было.
— Нет, — повторила я, отвернувшись от него. — Подобных обстоятельств не существует.
— Хорошо, — спокойно сказал Сэйвил. — Я должен был спросить об этом.
— Конечно, — согласилась я. — Должен.
Ночь я провела на постели покойной жены Ральфа, рядом с Никки, которого не захотели тревожить и переносить на другое место. Одна из дверей этой комнаты вела в спальню Сэйвила, но сейчас меня меньше всего беспокоили правила приличия, да и другим, надеюсь, было не до этого.
Разумеется, никто не мог знать, что Ральф в эту ночь находился не у себя в спальне, а сидел в кресле возле постели Никки. Он смотрел на нас обоих и почти ничего не говорил, я даже ни разу не предложила ему отправиться спать — так необходимо мне было его присутствие.
Было, наверное, около трех утра, когда я почувствовала, как мой сын пошевелился рядом со мной. Я встала на колени и наклонилась над ним.
— Никки, — сказал я. — Никки…
Ральф уже вскочил с кресла. Масляная лампа у изголовья постели горела всю ночь, и мы увидели, как задрожали веки мальчика, затрепетали ресницы.
— Никки, — настойчиво вопрошала я, — ты слышишь меня? Это я, твоя мама. Никки, ответь…
Он открыл глаза:
— Конечно, слышу, мама. Почему ты кричишь?
Слезы ручьем потекли у меня из глаз.
— О Господи, — рыдала я, — спасибо Тебе! Спасибо Тебе.
Ральф положил руку мне на плечо.
— Почему ты плачешь? — спросил Никки. — Что случилось? Уже утро?
— Ты упал со своего Скуирта, Никки, — сказал Ральф, — и несколько часов не приходил в сознание. Оттого твоя мама расстроена. Не удивляйся, если день-два у тебя будет болеть голова.
Никки нахмурился.
— Она и сейчас болит, — сказал он. — Значит, я свалился со Скуирта, мама? Совсем не помню.
— И не надо, — утешил его Ральф. — Доктор сказал, что все будет хорошо. А помнить о плохом не обязательно.
Никки продолжал хмуриться.
— Скуирт в порядке? — спросил он окрепшим голосом.
— Да, — коротко ответила я. — Ты можешь чуть-чуть приподняться? Я дам тебе попить.
Мы помогли ему дойти до ватерклозета и выпить воды. У него страшно разболелась голова, он даже заплакал, и все, чего хотел, — поскорее снова лечь. Мы уложили его. Я опять легла рядом, взяла его руку в свою.
— Идите к себе и поспите немного, — тихо сказала я Ральфу. — Вы совсем измотались за день. Однако он снова уселся в кресло.
— Подожду, пока мальчик заснет.
Это случилось очень скоро, и тогда Сэйвил встал, подошел ко мне и некоторое время молча стоял, переводя взгляд с меня на Никки.
— Думаете, с ним все будет хорошо? — с тревогой спросила я.
— Уверен, Гейл. Готов дать голову на отсечение.
— Спасибо, Ральф. Спасибо за все и особенно за сегодняшнюю ночь. Вы оказали мне такую поддержку, такую… — Слезы мешали мне продолжать, но я договорила:
— Я никогда не забуду этого.
— Маленькая Гейл, — нежно произнес он, наклонился и поцеловал меня. — Если понадобится помощь, я буду рядом, за той дверью.