Джон презрительно фыркнул:

— Так оно и есть. Но нужно знать Роджера. У него никогда не будет денег. Хорошо еще, что, по настоянию Ральфа, он отдал хоть часть основных долгов. Однако за период владения Девейн-Холлом он собрал не более четверти арендной платы с фермеров и почти не пополнил свое состояние. А сейчас, как вы слышали, его право на владение поместьем приостановлено до тех пор, пока милашка Гарриет не разрешится от бремени. Если родится мальчик, Роджеру больше не видать кредита как своих ушей, не знаю, как он станет жить. Он же не привык ни в чем себя ограничивать и любит карты больше всего на свете.

Мокрой рукой я освежила себе шею и изрекла, по-моему, достаточно мудрую сентенцию:

— Наверное, надо будет учиться жить по средствам. Меньше играть или не играть вовсе.

Джон ухмыльнулся:

— Сомневаюсь, что Роджер способен научиться всему этому. Оттого он частенько навещает графа Сэйвила и пребывает здесь в качестве, извините, обыкновенного нахлебника, а Ральф, как глава семьи, не может и не хочет запретить ему это.

— Великодушие не самая дурная из черт характера, — заметила я.

Но Джон не захотел согласиться со мной.

— Без сомнения, — сказал он, — Ральф великодушен. Но не следует превращать благородство в манию.

Меня немного задели его слова, и я сказала:

— Надеюсь, вы не считаете слишком обременительной просьбу графа Сэйвила найти для меня жилье?

Джон даже бросил весла.

— Гейл! — воскликнул он. — Как вы могли подумать такое? Поверьте, я буду только рад помочь вам. Когда я говорю об излишнем великодушии, то не имею в виду подобные, по сути, мелкие просьбы.

Я кивнула и удовлетворилась мыслью, что мои дела достаточно мелки, чтобы причинить какое-либо беспокойство семейству Мелвилл.

К обеду я надела голубое вечернее платье и явилась в гостиную, где застала только Гарриет и ее отца.

— Приехали опять, миссис? — ехидно усмехнулся он, увидев меня.

— То же самое могу сказать и вам, сэр, — парировала я.

Он был в такой же старомодной одежде, в какой я видела его в первый раз, только жилет, насколько могла заметить, был другой, еще более яркий и пестрый.

Коул странным образом вытянул губы, и я не сразу поняла, что это улыбка.

— Я так рассудил, — сказал он вдруг, — что жить нам под одной крышей, верно? Так чего уж не быть, как бы это сказать, повежливее друг с другом, а?

Я не могла скрыть удивление и не сразу произнесла:

— Совершенно согласна с вами, мистер Коул. Но он не закончил свою мысль, так как счел необходимым добавить:

— Вообще-то знайте, я не в восторге от того, что мои денежки перейдут к вашему малому, потому что скоро у меня самого будет внук… Да, обязательно внук! Но и для него хватит, уверяю вас!

Я собиралась ответить, что насчет второго, то есть денежек, как он выразился, нисколько не сомневаюсь, а что касается первого, то откуда такая уверенность. Уж не договорился ли он с самим Господом?

Но не стала говорить всего этого, тем более что в комнату вошла Джинни и вежливо поздоровалась со стариком, спросив, как прошла его поездка.

— Благодарю, миледи, все как надо, — ответил Коул с присущей ему уверенностью в том, что все и всегда будет у него как надо.

И все же я не могла понять причины его миролюбия в отношении меня. Неужели дочь не рассказала ему, как я оборвала ее за столом в присутствии всех членов семейства и прислуги? А если рассказала, то что толкнуло его на мировую?

Однако так или иначе я была рада, что между нами вроде бы установились нормальные отношения.

Роджер предупредил через кого-то, что не придет к обеду, так как встречается с другом, и трапеза прошла вполне спокойно, даже дружелюбно. Как обычно, дети пришли попрощаться перед тем, как отправиться спать, и мой милый Никки откровенно зевал, желая мне доброй ночи.

— Кто-то сегодня будет спать без задних ног, — сказала я с улыбкой, и он признался, что вчера плохо спал на новом месте, но обещал сегодня исправиться. И добавил, что скучает от того, что видит меня так мало.

Я почувствовала укол совести, потому что вчера вечером почти забыла о нем. А по правде говоря, не почти, а совсем забыла. И еще потому, что смертельно хотела, чтобы и сегодня все повторилось.

— Что будешь делать завтра, дорогой? — виновато спросила я.

Никки ответил, что сначала пойдет с мистером Уилсоном в бассейн, где научится здорово плавать, а во второй половине дня отправится в лес — там у Чарли и Тео шалаш, а еще там настоящая пещера отшельника.

Я сказала, что все это очень интересно и я завидую ему. На это доверчивый ребенок, приняв мои слова за чистую монету, ответил, что очень доволен, хотя раньше не слишком хотел, чтобы мы ехали в Сэйвил-Касл.

— Но не думай, мама, — добавил он поспешно, — что я захотел в школу далеко от дома.

— Успокойся, Никки, — сказала я с легкой грустью, — это тебе не грозит. У нас просто нет таких возможностей.

Я потрепала его мягкие волосы, и дети ушли в сопровождении мистера Уилсона и мисс Эллеридж.

Ральф извинился перед всеми, сказав, что у него еще дела, и оставил нас до того, как мужчинам подали портвейн.

Мне стало грустно без него и Никки, я с трудом просидела за столом некоторое время, беседуя с Джинни и обмениваясь одной-двумя фразами с Гарриет, и отправилась к себе.

Я догадывалась, что не увижу Ральфа сегодня ночью, и не могла сдержать печали, хотя и понимала, как глупо было бы предполагать, будто он изменит стиль своей жизни из-за того, что у него появилась любовница.

Должна сказать, что меня не оскорбляет это слово, которое я употребляю по отношению к себе: ведь оно от слова «любить». Помимо этого, я не стояла ни у кого на пути и не имела никаких видов на этого человека. Просто любила и хотела его.

Отпустив горничную, я легла в огромную пустую постель, погасила свечу, повернулась на бок и закрыла глаза, намереваясь поскорее заснуть.

Однако сон не шел. Я вспоминала обрывки разговоров с Джинни и Джоном Мелвиллом, но мое тело было полно ощущений предыдущей ночи, когда Ральф пробудил во мне то, что дремало столько лет и что появилось лишь благодаря ему — его поцелуям и прикосновениям.