Я молчала. Я просто не могла говорить.

— Поймите меня, Гейл, — продолжал Сэйвил. — Моя страсть к вам не имеет ничего общего с вашим пребыванием в Сэйвил-Касле.

— Да, — наконец с трудом сказала я: во рту у меня пересохло. — Я верю вам, милорд.

Прядь волос упала мне на лоб, он отвел ее так осторожно, словно боялся повредить. Прикосновение его пальцев отозвалось дрожью во всем моем теле.

— Все, что я хочу услышать от вас, Гейл, — это да или нет.

Я сглотнула и попыталась заговорить, но не смогла. Сэйвил молча ждал.

Спустя какое-то время мне удалось прошептать:

— Я… я не знаю.

Сэйвил взял мое лицо в ладони, словно это был цветок, которым он хотел полюбоваться вблизи, и, наклонив голову, поцеловал меня.

Моя спина была еще крепче прижата к теплому камню стены, лицо повернуто к нему. Его губы не отпускали мои, и через мгновение я раскрыла их, отвечая на поцелуй. Сильное тело давило на меня, оно было напряжено, я же попыталась расслабиться, чтобы принять его формы, слиться с ним. Боже, как мне было хорошо!

Руками я обхватила его шею, и опять весь мир исчез, перестал существовать для меня. Ни роз с их ароматом, ни солнца, ни каменной стены, отделенной от моей спины лишь тонким муслином платья, — ничего не было, а только лишь горячее тело, прижатое к моему, требовательный рот и желание, бродившее в моем теле, словно весенний сок в растениях.

Наши губы и языки яростно изучали друг друга, он ласкал мою полуобнаженную грудь, мои пальцы впивались ему в спину.

Я сдалась. Сложила оружие. Слова были не нужны — мы оба знали это.

Сквозь жаркий туман нашего взаимного желания прорезался голос:

— Ральф, где вы?

Вопрос прозвучал трижды, прежде чем мы смогли оторваться друг от друга и начали приводить в порядок свою одежду.

Сэйвил не сдержал проклятия в адрес незваных посетителей розария, и в этот момент его сестра и Джон Мелвилл появились перед нами.

— Роджер и Гарриет продолжают ссориться и выяснять отношения, — сообщила леди Реджина, — а мы решили прогуляться по саду. Понравился он вам, миссис Сандерс?

— Он не может не понравиться, — ответила я, с гордостью отмечая, что голос мой звучит вполне нормально, и вознося благодарность солнцу за то, что оно уже спряталось за дом, а потому, надеюсь, никто не обратит внимания на мои припухшие губы и пылающее лицо.

— Я как раз рассказывал миссис Сандерс некоторые подробности о нашем розарии, — сказал Сэйвил тоже совершенно обычным голосом. — Но мне кажется, она немного устала. Да и не мудрено: сегодня такой насыщенный день.

Не знаю, вложил ли он в свои слова какую-то долю иронии, но для меня они прозвучали вполне серьезно, и я была благодарна ему за возможность хоть немного прийти в себя.

— О, конечно, — согласилась леди Реджина, глядя на меня с подозрительным участием. — Чай будет подан через двадцать минут, и потом миссис Сандерс сможет наконец отдохнуть. Она заслужила отдых.

В последних словах Реджины мне все же почудились нотки сарказма, хотя у меня создалось впечатление, что ей это не свойственно.

Мы вернулись в гостиную, где я, почти не принимая участия в разговоре, выпила чаю с молоком и съела кусок булки, намазанный маслом, после чего отправилась наверх, к себе в комнату, пожелав всем доброй ночи и захватив с собой одну из свечей, специально положенных у дверей гостиной.

Окна в моей спальне были отворены, теплый, почти летний воздух наполнял комнату. Я встала у одного из окон, вслушиваясь в вечерние звуки. Откуда-то уже доносилось щелканье соловья, и я почувствовала, как комок подступает к горлу.

Вошла горничная, спросила, помочь ли мне переодеться. Я с благодарностью согласилась, так как ощущала немыслимую усталость после полного впечатлений дня, а когда она ушла, захватив мое желтое платье, чтобы погладить его, я снова подошла к окну.

Соловей продолжал свою песню, я прикрыла глаза, вдыхая запахи ночи, стараясь отбросить от себя все мысли. Потом медленно, словно в полусне, подошла к гардеробу и достала с верхней полки мешочек с лекарственными травами, который захватила с собой.

Я очень ясно помнила день, когда тетушка Маргарет дала мне самый первый пакетик с тем, особым, составом. Это было ровно за неделю до того, как мы с Томми поженились. Тетушка вошла ко мне вечером и сказала, протягивая пакетик: «Повремени с детьми, Гейл, ты еще так молода. Вам с Томасом нужно сначала стать на ноги. Принимай это, как там написано, каждый день, и не торопись заиметь ребенка».

Однако она запоздала со своим снадобьем: через шесть месяцев после свадьбы у нас появился Никки. Правда, это было…

Я держала в руках пакет и продолжала вспоминать.

Тогда, после рождения Никки, я поняла, что мы с Томми не можем позволить себе еще одного ребенка, и стала принимать лекарство тети ежедневно. Я научилась сама приготавливать его. И оно оказалось действенным: ни разу за время брака я не забеременела.

После гибели Томми у меня не было необходимости прибегать к нему, но я захватила пакетик с собой, когда собирала вчера вещи. Зачем? В этом я не хотела признаваться даже самой себе, пряча, как страус, голову в песок. Выходило, что я решила стать любовницей Сэйвила задолго до сегодняшнего поцелуя в саду.

Он пришел почти через полтора часа. Все это время я сидела в постели, рядом горела свеча, я смотрела в раскрытую книгу, но не понимала ни слова.

Услышав негромкий стук в дверь, я спокойно произнесла:

— Войдите.

Дверь открылась, он стоял на пороге, доставая головой почти до притолоки. На нем были светлая рубашка и штаны от вечернего костюма. Закрыв за собой дверь, Сэйвил сказал:

— Меня атаковал в библиотеке Роджер. Я уж начал думать, что никогда не смогу от него отделаться и придется его убить.

Я захлопнула книгу, положила ее на столик у кровати.

— Я знала, что вы все равно придете.

Пройдя легкой для своего роста походкой через всю комнату, Сэйвил подошел ко мне.

— Гейл, — произнес он.

Усевшись на край кровати, он некоторое время внимательно смотрел мне в глаза, словно что-то искал в них. Видимо, то, что он там нашел, удовлетворило его, потому что он кивнул головой и, приподняв мою руку, повернул ее ладонью вверх и поцеловал туда, где проступали голубые жилки.